– Деда, – позвала я, когда он вернулся в дом.
– А? – дедушка пристально посмотрел на меня.
– Ты не злишься на меня?
– Из-за чего же я должен злиться на тебя? – он мягко улыбнулся. – Или ты что-то натворила, а я не знаю?
Бам!
Сердце рухнуло вниз. Что это было? Намек или просто совпадение?
– Я про Вадима… Ты, наверное, хотел, чтобы мы начали с ним встречаться? – нервно покусывая губы, спросила я.
– Может, и хотел, – он повесил в шкаф куртку. – Только вот одного моего хотенья недостаточно. Ну что, неужели не понравился парень?
– Он хороший. Воспитанный. И, наверное, добрый, – я вздохнула.
– Но?
– Что – но?
– Обычно всегда есть «но» после таких слов, – дедушка понимающе улыбнулся.
– Ты прав, – я обняла себя за плечи, – но… Пока я не вижу в нем того самого. Ты ведь не будешь заставлять меня быть с ним?
– Конечно же нет! Но я бы одобрил ваши отношения, Ландыш. Так что подумай, глядишь, пообщаетесь больше, и узнаешь что-то новое в Вадиме.
– Я подумаю, – пообещала я.
Весь остаток вечера я провела у себя в комнате. Вспоминала слова Вадима… Думала об Айдаре…
Всё перемешалось в моей голове, и оттого я начала злиться на себя. В конце концов, в надежде, что утром будет лучше, я легла спать.
…На кухне витал аппетитный аромат оладушек.
Тетя Вера, наша помощница по дому, напекла их целую гору.
Макая оладушек в белую сгущенку, я откусывала кусочек и несколько секунд, для удовольствия, держала во рту.
Вкуснота! Как же хорошо, приехать так, после занятий, домой, а тут так уютно.
– Кушай-кушай, Ландыш, – ласково произнесла тетя Вера, порционно наливая в большую сковороду тесто, – я сейчас еще нажарю. Всем хватит.
– Спасибо, теть Вер! Так вкусно, как в детстве, – я довольно заулыбалась, хотела что-то добавить, но снаружи раздался какой-то шум.
Неужели дедушка приехал? Обычно он бывал занят до вечера. А сейчас – только три часа дня…
– Пойду проверю, – убирая в сторону сковородку, деловито сообщила тетя Вера.
Я застыла на месте. В груди все загрохотало. Наверное, от страха. К нам вот так, просто, никто, никогда не приезжал.
– Ты представляешь, тебе там подарок привезли! – взволнованно сообщила вернувшаяся тетя Вера.
– Подарок? Где?
– Да в коридоре уже. Охрана занесла. Иди, глянь.
Я быстро вытерла пальцы салфеткой, нервно скомкала её, бросила на стол и поспешила собственными глазами посмотреть на подарок.
В коридоре я заметила Азата и Бориса, вертящихся возле какого-то большого прямоугольника, завернутого в плотную бумагу.
– Что там? – поинтересовалась я.
– По ходу картина, – Азат потянул за краешек бумаги, чуть сорвал уголок, и я увидела…
Небольшой фрагмент. Но мне этого было достаточно, чтобы понять, что подарком оказалась та самая картина с морем…
Сердце странно разволновалось. Меня затрясло от предвкушения.
– Это картина с выставки Анны Сергеевны, – стараясь не выказать своего волнения, произнесла я, – отнесите её в мою спальню. Пожалуйста.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Спасибо, дальше я сама, – сдержанно улыбнулась я охране.
Их лица, как всегда без единой эмоции (вот что значит годы дрессировки под командованием дедушки) повернулись ко мне.
– А повесить не надо? – уточнил Борис.
– Позже. Я пока не решила, куда именно повешу её, – я еще шире улыбнулась, – спасибо. Там, кстати, тетя Вера приготовила оладья. Покушайте тоже.
– О, покушать это хорошо, – Азат кивнул напарнику, – пошли, поедим. Ландыш, если нужна будет помощь – зови.
– Конечно.
Я едва сдерживалась от нетерпения, когда охрана выходила из моей комнаты. Почему-то казалось, что они слишком медленно идут. Но умом я понимала – дело не в них, а в моем желании поскорее остаться одной.
Наконец, когда до моего слуха донеслись удаляющиеся шаги охраны, я плотно закрыла дверь и заперла её.
Сделала это – и почувствовала, как волнение душной волной накрыло меня с головы до ног.
Привалившись спиной к двери, я смотрела на картину. Крошечный уголочек с небом приветливо выглядывал из-под бумаги, и как бы просил, чтобы я скорее освободила картину от неё.
А я…
Я теперь почему-то не решалась.
Это было похоже на прыжок в неизвестность. Потому что я сердцем понимала – найди я подтверждение тому, кто именно прислал этот подарок, и во мне что-то необратимо переменится.