Нежный плен

Годива приняла решение Леонардо с достоинством. Хотя слова его больно ранили её, она постаралась не выдать своих чувств. Не стала девушка ни умолять, ни выпрашивать – понимала, что не имеет права, что мужчина, на которого она сейчас смотрела, не был уже тем юношей. Просто… все эти годы, в её снах и мечтах, Леонардо оставался героем, спасителем, и теперь, было грустно от того, что они снова расстанутся. Словно, она совсем недавно обрела что-то родное, с которым вынуждена, будет попрощаться – теперь уже навсегда.

Больше они не говорили. Годива, погруженная в размышления, устремила свой взор на костер. Оранжево-синие языки пламени, танцуя, то сливались, то распадались на части, издавая треск, выбрасывая в воздух серый пепел. Не станет ли пеплом её жизнь? Что её ожидало впереди? Девушка не знала. Все, что было во власти Годивы – прошептать молитву и попытаться уснуть.

Небольшой конный отряд, миновав поле, приблизился к черному пепелищу. Не осталось ни стен, ничего, что свидетельствовало о том, что днями ранее здесь возвышался деревянный замок. Высокий, тонкокостный блондин, грациозно спрыгнув с белого коня, шагнул на место своего прежнего дома. Пнув сапогом черную головешку, молодой мужчина сжал кулаки. Ноздри на лице блондина стали раздуваться, говоря о разрастающемся гневе. Обведя взглядом все пространство, Эрик прокричал в прохладный, осенний воздух:

– Годива!

Один из воинов приволок седовласого слугу. Эрик без труда узнал в нем управляющего, верно служившего своим господам все эти 30 лет. В два шага оказавшись рядом с ним, молодой мужчина вцепился в поношенную рубаху старика.

– Где моя сестра? – прошипел Эрик.

– Её забрали, – Уорик попытался говорить уверенно, но злой взгляд молодого господина пугал его. – Нормандский лев.

– Забрали? Нормандский лев? Это проклятое отродье? – Эрик с силой встряхнул старого управляющего, а потом и вовсе отшвырнул его в сторону. Уорик завалился на бок, прикрывая голову руками. Блондин равнодушно отнесся к страданию слуги. Он, перешагнув через него, вернулся к другим всадникам.

– Моя красавица-сестра в руках нормандцев, – с отвращением в голосе произнес молодой господин.

– Это даже может быть на пользу нашего дела, – заметил один из мужчин.

Солнце, щедро одаривая путников своим теплом, начало свое неуклонное шествие по небосводу, и вот уже светило принялось медленно, но верно, склоняться к горизонту. Близился очередной осенний вечер, а вместе с ним – и прохлада, в этот раз долгожданная, ибо сегодняшний день напоминал жаркий летний.

Тело Годивы изнывало от усталости. Никогда прежде ей не приходилось так долго проводить время в седле. Колени кололи от ран. Надо было их помазать той мазью, что давал Леонардо, только где теперь её искать, и каким образом уединиться, чтобы заняться ранами? Оставалось только ждать. Годива чувствовала – они уже близки к цели, и от того становилось все тревожнее. Девушка заерзала на месте, затем, стала склоняться вперед. Хотелось избавиться от неприятных ощущений, которые все заполняли и заполняли душу. Жаль, что одних действий недостаточно для этого.

– У тебя что-то болит? – прогремел над головой мужской голос. Это был первый вопрос Леонардо за целый день.

– Нет, – Годива снова села ровно.

Мозолистая ладонь обхватила лоб девушки. Белокурая красавица, смущенная, замерла на месте.

– Жара нет, – удовлетворенно заметил Леонардо, – но если почувствуешь себя плохо, обещай мне, что сообщишь мне об этом.

– Хорошо, – быстро согласилась Годива. А сама подумала – «плохо мне, но только не телу, а душе. Страшно, тревожно и грустно. Но разве могу я сказать тебе о том, что твое решение принесло все эти чувства?»

Еще какое-то время они ехали, сохраняя молчание, затем – обогнув холмы, вышли на поле, где их встретило оставшееся войско Леонардо. Нормандский лев, возглавив его, двинулся вперед. Как только всадники пересекли поле и миновали небольшое озеро, на горизонте показался замок.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Огромный, светло – серого цвета, каменный замок утопал в лучах заходящего солнца. Годива, впервые в жизни увидев замок из камня, а не из дерева, как было принято у саксов, тут же оживилась и принялась разглядывать строение. Круглые башни, зубчатые крепостные стены, внушавшие своим видом неприступность для врагов и безопасность для его обитателей.

С протяжным, пробирающим до дрожи, гулом, отворились ворота – гостеприимно впуская Леонардо и отряд воинов. Большая же часть войска осталась за стенами замка – такое число людей он был не в состоянии вместить в себя. Однако это не вызывало ни протеста, ни огорчения воинов – они знали, что пир будет богатым, щедрым – и угощения достанутся всем вдоволь, к тому же, мужчины привыкли к простой солдатской жизни – ночевать на свежем воздухе, греться у костра и охотиться. Площадь замка все это ограничивала, негде было разгуляться. Леонардо и сам был бы рад остаться вместе со всеми своими воинами, но статус, которым обладал нормандский лев, обязывал его к некоторым вещам – например, к тому, чтобы присутствовать на ужине, который наверняка сегодня будет организован в его честь.

Стоило только всадникам оказаться во внутреннем дворике, как из жилого господского дома, улыбаясь во все бородатое лицо, вышел среднего роста мужчина. Его темные волосы, местами посеребренные сединой, были гладко расчесаны и доходили ему до плеч. Чуть прихрамывая на левую ногу, мужчина, подошел почти вплотную к Барону. Конь недовольно зафыркал и демонстративно отвернул морду, делая вид, что не замечает человека. Затем и вовсе собрался было, повернуться задом, но властная рука Леонардо удержала его от этого маневра.

– Смотрю, Барон по-прежнему имеет норовистый характер, – заметил хозяин замка.

– Годы не изменили Барона, – усмехаясь, ответил Леонардо, ловко спрыгивая с коня и пожимая руку мужчине.

– Видимо, тебя тоже годы не меняют, – хозяина замка окинул воина веселым взглядом, – нормандский лев – такой же сильный и смелый.

– То же самое можно сказать и о тебе, Барди, – улыбнулся Леонардо, чуть сильнее сжимая ладонь мужчины.

– Почти, если бы не моя проклятая нога, я бы встал под твое знамя, – с легкой досадой в голосе произнес Барди.

– Не забывай, что твоя нога пострадала при Гастингсе, и пусть она напоминает не о твоей слабости, а о той победе, которую мы все вместе одержали, – Леонардо произнес это голосом, полным твердой уверенности.

– Ты прав, – серые глаза Барди блеснули гордостью, затем, взгляд хозяина дома скользнул со смуглого лица Леонардо на молодую девушку, застывшую, подобно статуе. Она восседала верхом на Бароне. Голубые глаза смотрели в одну точку.

– А это кто? – понизив голос, поинтересовался Барди.

Леонардо, резко вскинув голову, посмотрел на свою пленницу. Её светлое лицо, обрамленное белокурыми волосами, напоминало ему сияние луны. Странное сравнение для человека, не знавшего поэзии, для вояки, которому были чужды все эти замысловатые слова.