Запретная женщина

Хунгур натянул поводья своего резвого коня и тот замедлил шаг, вскоре остановившись возле Арнаса и Казмера. Братья опасливо поглядывали на фыркающую морду животного – последний отличался буйным нравом и мог укусить тех, кто его раздражал.

– Какие новости? – вопросил темноволосый мужчина.

– Никаких происшествий. Еще один отряд прибыл с запада. И ваша мать прибыла, – ответил Казмер. Хунгур нахмурил черные брови – ведь он просил не приезжать ее сюда.

– Вероятно, она приехала не одна, а со своей сестрой – вашей матерью? – догадался воитель.

– Да, они в синем шатре, – виноватым голосом отозвался Арнас.

Хунгур кивнул головой и направил коня в сторону синего шатра.

Полог шатра откинулся, и внутрь, решительной походкой, зашел Хунгур. Две женщины, сидевшие возле горящего очага, подскочили на ноги, увидев долгожданного родственника.

– Хунгур, – первой, распростерев свои маленькие объятия, к нему подошла его мать – Илдико – невысокая, темноволосая женщина, одетая в синий шелк. – Мой сын.

Она обняла Хунгура и услышала над своей головой его грозный голос:

– Когда я просил оставаться вас дома, это значило, что не нужно было приезжать.

Илдико чуть отстранилась, окидывая сына внимательным взглядом:

– Ты злишься, Хунгур, и так похож своего на отца. Прости, но мне было слишком тоскливо без тебя. Я беспокоилась о тебе.

– Дорога могла быть небезопасной, – сверкнув глазами, ответил мужчина. Его мать понимающе кивнула головой, мысленно отмечая, какое усталое и неулыбчивое лицо у ее сына. Власть – нелегкое бремя. Однако еще что-то, вероятно в глубине его черных глаз, привлекло внимание Илдико и она озвучила шепотом свой вопрос:

– Ты приехал с женщиной? Я вижу – твои глаза изменились.

– Ты ошиблась, – сжав зубы, от нахлынувшей на себя злости, приглушенно ответил Хунгур, – в ближайшие годы я не собираюсь тратить свои силы и время на то, что незначительно для меня.

– Жаль, – тихо ответила Илдико.

– А мне – нет, – широко улыбнувшись, сообщил Хунгур, затем его взгляд перешел на другую женщину – тетку, – Бернадетт!

Женщина, являющаяся старшей сестрой Илдико, улыбнулась и подошла поближе, дабы поприветствовать племянника. Его грозный взгляд немного напугал ее, однако нужно было привыкать к нему такому – он уже не был маленьким мальчиком. Бернадетт была похожа на свою сестру, только была чуть полнее ее и немного выше.

Хунгур недолго побеседовал с ними, а на прощание приказал более не своевольничать и находиться в шатре и только рядом с ним.

Утомленный, воитель вернулся в свой шатер. Мужчина растянулся на шкуре медведя. Этого зверя он убил один в пятнадцать лет. Никто не верил, что Хунгур вернется уцелевшим. А он вернулся, да еще со шкурой. Тогда покойный отец сообщил сыну наедине, что верит, что тот станет лидером их народа и приведет его к благополучию. Его слова уже начали сбываться…

Смежив веки, мужчина тут же увидел в своем воображении красивое, светлое лицо Дивины. Он словно ощутил ее личный аромат, который ему довелось почувствовать в библиотеке, когда он, Хунгур, зажал женщину между своим телом и книгами. Нежный аромат ее кожи, а волосы ее пахли сладко – розами… Мужчина вспомнил выражение ее глаз. Эта близость напугала ее. Но она вела себя достойно и честно…

Воитель недовольно вздохнул – ну что он за глупец! Будто не знает, сколько ролей может сыграть женщина – и Дивина наверняка не была исключением! Сегодня она словно невинная дева, а завтра будет искушенной гетерой… Довольно вспоминать о ней! Он никому не позволит лезть слишком глубоко в его душу, сердце или разум – матери ли, брату, другу или прекрасной женщине. Никогда не позволит.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мариус вернулся через четыре дня, и не один, а с приличным войском, выделенным ему, вероятно, Константином. Дивина не могла точно знать об этом. Прибывший муж, лицо которого выражало усталость и некое волнение, потребовал, чтобы она собрала все свои самые лучшие наряды и украшения с собой в дорогу, а так же позволил взять служанок – чтобы они всегда могли поддерживать идеальный внешний вид своей госпожи.

Уже на закате дня процессия из десяток слуг спешно грузила вещи своей госпожи в крытые повозки – со стороны это выглядело так, будто Дивина навсегда покидает этот дом. Одна из таких повозок стала местом передвижения и для нее – она разместилась там, удобно устроившись посреди обилия подушек. Однако, ни удобство, ни первая поездка за эти долгие шесть лет, не воодушевляли Дивину. Она была напугана. Насторожена. Напряжена.

Они ведь отправлялись не в гости к родственникам, а на войну. И это вызывало тошнотворный страх. В памяти услужливо всплывали рассказы, поведанные родителями. Хотя, они, конечно, не вдавались во все подробности, и повествование их не содержало ужасающих фактов, однако и услышанного от них, было довольно для Дивины. И теперь, она отправлялась вместе со своим мужем на войну…

Путешествие, казалось, длилось бесконечно. Сидя в своей повозке, Дивина томилась от скуки. Но, памятуя, с кем ей вновь предстоит встретиться, женщина стала представлять, как вести себя рядом с человеком, который безумно пугал ее и одновременно, что таить, тянул к себе.

Размышляя, Дивина решила ни в коем случае не оставаться с Хунгуром наедине, а так же попытаться молчать в его присутствии и, если это будет ей по силам, не замечать мужчину. Последнее было, вероятно, самым трудным, потому что не только ее тело, но, казалось, и душа остро реагировали на Хунгура.

Затем молодая женщина предалась воспоминаниям о своей семье – о матери и об отце. Она скучала по ним, и сердце ее томилось от тоски и горького незнания – живы ли они. Мариус не позволял ей видеться с ними и даже слать вести им. Ее родители – добрые и простые – являлись примером отношений для Дивины. Они посадили в ней семена нежности, доброты, честности и благородства. И красавица, выросшая в родных стенах, считала, что другие люди – такие же хорошие, как ее мать и отец. Она думала, что Мариус будет так же нежен к ней, как ее папа к маме. Что муж будет любить ее, проводить с ней все ночи, и желать ребенка от нее… Но Дивина ошиблась. А когда осознала свою ошибку, поняла, что слишком поздно что-либо менять. Она не знала, куда возвращаться, а если бы все же знала и имела возможность, не смогла – вероятно, стыд перед родителями не позволил ей это сделать.

На восьмой день поездки караван из войска, телег и немногочисленных слуг, наконец, прибыл на место. Дивина, уже переодетая в новое, блестящее платье из ярко-зеленого шелка, с волосами – тщательно расчесанными руками служанок и собранными на затылке и укрепленными золотой заколкой, ожидала, когда за ней придет ее муж. Она волновалась. Ладони ее стали ледяными, а тело сотрясала мелкая дрожь. Еще немного – и она увидит того пугающего ее мужчину. Мужчину, который был другом ее мужа. Мужчину, который столь разительно отличался от него. Сильный. Властный. Мужественный. Страстный. Дивина была уверена, что под суровым обличием Хунгура скрыта страстная натура. Откуда такая уверенность – молодая женщина не могла точно знать. Она просто чувствовала Хунгура. Впервые в жизни, Дивина ощущала столь остро, столь ярко другого человека. От мыслей, что были о черноглазом воине, красавица ощутила жар во всем теле.

– Как душно, – промолвила она.

– Уж не заболели вы, госпожа? – участливо поинтересовалась одна из ее служанок, аккуратно ощупывая лоб молодой женщины – он был прохладным. Прислуга хотела было предложить сделать для Дивины успокоительный настой, но в этот момент полог повозки открылся, и показалось улыбающееся лицо Мариуса. Сперва, он окинул жену оценивающим взглядом. Идеальна ли она? Удовлетворенный увиденным, мужчина галантно помог ей выбраться из повозки.

Их уже, конечно, ждали – две женщины – очень похожие друг на друга, как, впрочем, и двое молодых мужчин – было видно, что они все-родственники друг другу. Среди них выделялся лишь один человек – высокий, широкоплечий воин – его черные глаза, бросив на Дивину один холодный взгляд, переместились на друга.

– С приездом! – поприветствовал Хунгур прибывших. Он крепко приобнял Мариуса, отчего тот скривил лицо (видимо объятия были чересчур крепкими), затем кивнул головой прекрасной женщине, говоря равнодушно:

– Дивина, мое почтение.

Она робко кивнула в ответ. Дивина успела расслышать холод в голосе воителя. Не успела молодая женщина ничего понять, как ее тут же начали знакомить с матерью и теткой Хунгура, а так же с сыновьями последней – Арнасом и Казмером. Два брата потеряли дар речи, в открытую любуясь женой Мариуса. Заметив это, Бернадетт недовольно зацокала языком. Гости последовали за воителем. Пока Дивина шла, она успела оценить немалые размеры раскинувшегося на поле, военного лагеря. По правую сторону от него начинался густой лес, чуть подальше – слева – виднелись воды реки.

– Прошу, – Хунгур кивнул в сторону просторного светлого шатра, разместившегося в небольшом отдалении от других шатров.

Это было уютное временное жилище. Здесь было светло, тепло и чисто. Пол был выстлан шкурами, в центре располагался, вероятно, очаг небольшого размера. На самом куполе шатра, в середине находилось отверстие для выхода дыма.

Дивина осматривалась по сторонам, пока два друга, отойдя в сторону, вели беседу. Ей здесь нравилось. Но единственное, что огорчало женщину – то, что ей придется спать с мужем под одним одеялом. Она ощутила накатывающую на нее тошноту и поспешила выйти наружу, боясь, что ее вырвет. Слишком погруженная в свои ощущения, Дивина не заметила, сколько внимания она привлекла одним своим появлением. Проходящие мимо воины, остановились как вкопанные, разглядывая красавицу. Следом за ними замерли другие мужчины, шедшие к ручью. Вскоре, их было уже около пятидесяти. Но Дивина, уставившись в носки своих шелковых туфелек, совершенно не замечала их. Ей было плохо. Страх подкатил к ней, мешая дышать и спокойно мыслить.

– Да куда же она могла деться? – послышался немного раздраженный голос Мариуса.

– Не думаю, что она ушла далеко. Вероятно, просто выбралась подышать воздухом, – уверенным, спокойным тоном ответил Хунгур.

Через мгновение оба друга вышли наружу. Их глазам предстала картина – Дивина, опустившая голову вниз, и десятки голодных, очарованных женщиной пар глаз воинов.

– Дорогая, – нарочито мягким голосом обратился к ней Мариус. Та вздрогнула, и встретилась с ним взглядом, – Больше так никогда не делай. Я испугался за тебя.

Дивина кивнула головой и спешно вернулась в шатер.

Хунгур, лишь нахмурившись и посмотрев немигающим взглядом на своих воинов, тут же дал им понять, что к этому шатру нельзя приближаться. Мужчины торопливо скрылись с глаз воителя, опасаясь быть наказанными им. Не стоило злить их лидера, ведь в своей ярости и злости он был беспощаден.

Дивина провела весь день, окруженная своими служанками и сундуками. Мариус покинул ее вскоре после того, как ушел Хунгур. Прислуга весело болтала – восхищаясь здешними крупными и сильными мужчинами – такие на родной земле давно не рождались. Одна из служанок даже мечтательно заявила, что обрела надежду, что найдет среди этих воинов себе мужа. В общем, приезд, радовал этих двух женщин. Дивина улыбалась им, кивала головой, но сама с ужасом ожидала приближение ночи. Как только стемнело, она искупалась в деревянной бадье, и, переодевшись в длинную, до самых пят, любимую сорочку, отправила своих служанок в соседний, для прислуги, шатер.