Нарисованная реальность. Путь к неизбежности

– Ладно, – вставая, сказал он. – Давай садиться за стол, а то все совсем остынет. А Амелия так старалась!

– Давай. А почему ты не оставил ее у нас встречать Рождество?

– Да ее уже кто-то пригласил. Она так спешила, что оставила меня сервировать стол самому, – усмехнулся Джон.

– Ну, надо же хоть что-то и тебе делать, – беря в руки вилку, сказала Мила.

– Тем более что это Рождество я хотел провести с тобой. Последнее Рождество на старом месте, – он окинул комнату взглядом.

Мила опустила глаза и молча включила телевизор. Джон понял, что сказал лишнее и тоже слегка расстроился.

– Тебе положить твой любимый грушевый пирог? – спросил он, переводя тему. – Сегодня он особенно получился. Амелия постаралась.

– Давай, – пожала плечами Мила.

По телевизору шел благотворительный концерт к Рождеству. Огромная елка в центре Манхеттена вся была завешана подарками для детей из малообеспеченных семей и детских домов.

– Все было очень вкусно, – сказала Мила после ужина.

– Может, посмотрим старые записи? – спросил Джон.

– Давай, – натянуто улыбнулась она.

Мила не любила пересматривать то, как неловко танцевала в детском саду какой-то безумный танец на очередном утреннике, или как они с папой сидели в кафе, и бедная Мила вся замазалась мороженным, а Джон снимал все это на видео и смеялся. Целый час просмотров старых кассет с дней рождений и прогулок в парке действовали лучше любого снотворного. Мила поняла, что еще несколько минут, и она уснет прямо здесь, на диване. Она зевнула и встала.

– Ладно, я сегодня устала, так что пойду спать, если ты не против.

– Конечно, – кивнул Джон. – А утром под елкой тебя будет ждать подарок от Санта Клауса!

– Папа… – откинула она назад голову. – Мне не пять лет и я отлично знакома с этим Сантой!

– Ладно-ладно, – засмеялся Джон. – Иди спать.

Комната Милы, как и любого подростка, была завешана плакатами, но не поп-звезд или рок-групп, а какими-то узорами и портретами. Вернее, это были не плакаты, а рисунки. Она рисовала то, что видела во сне, и самые удачные вешала на стены. Тот, что висел над кроватью, напоминал солнце с ломаными лучами, разбитое на тысячу кусочков и склеенных обратно. Некоторые рисунки были цветными, но в основном все были нарисованы карандашом. Мила практически никогда не видела цветных снов. Несколько раз она замечала, что ее сны сбывались, но никогда не придавала этому особого внимания.

У Милы не было друзей. Она училась в старших классах элитного лицея для девочек, но ее не очень-то принимали в коллективе. Все девочки в этом лицее были дочками богатых родителей, а Мила попала туда совершенно случайно и после сдачи определенных экзаменов. Она не ходила на вечеринки к одноклассницам, предпочитая им уединенные прогулки в парке. Она записалась в кружок рисования, проводя свободное время не в магазинах, а с карандашом или красками в руках. Иногда она брала планшет с собой в парк и рисовала отдыхающих там людей. Но всегда пририсовывала к ним, то крылья, то рога и хвост, то еще что-нибудь так, что люди становились похожими скорее на персонажей мифов и легенд, чем на себя. Просто она видела людей по-другому.

Что же касалось общения с противоположным полом, то этого не было вообще. У нее не хватало времени на все эти гонки по свиданиям. Были ли у нее ухажеры? Были, но все их намерения в тот же час разбивались о немой отказ во взгляде. Ее зеленые глаза, часто прятавшиеся за слишком длинной челкой, не оставляли шансов ни одному, даже самому настойчивому парню. Хотя, в ее возрасте все девчонки только и думают, что о парнях.

Мила быстро переоделась и села на кровать. Включив настольную лампу, она вытащила из сумки тетрадь с рисунками. Сегодня она нарисовала его. Того, кого видела во сне на кануне. Нарисовала только глаза, ведь больше она ничего не запомнила. Еще во сне были бабочки, деревья и звук. Звук, который невозможно услышать. Его надо почувствовать, пропустив через сердце. Она последний раз посмотрела в эти глаза и убрала тетрадь под подушку, как всегда. Затем выключила свет и уснула.

* * *

Чистый воздух, мягкая трава и теплое солнце: так приятно ощущать все это своим телом. Мила распахнула ресницы и села. Солнечный луч ударил ей в глаза. Она прищурилась, привыкая к свету. Потерев тыльной стороной ладони глаза, она открыла их и оглянулась. Вроде бы вокруг трава и цветы, но все серого цвета. Даже солнце. Она поднялась на ноги и огляделась по сторонам: с одной стороны продолжался луг, а с другой высокой стеной стоял лес. Обратив на себя внимание, она заметила, что стоит босая, в белом сарафане, а на руке повязана красная ленточка – единственное цветное пятно в этом черно-белом царстве. Вокруг не было ни души. Всей своей кожей Мила ощущала жар палящего солнца. Ей казалось, что еще минута под этим пеклом, и она сгорит. Мила побежала в лес, ища спасительную тень под кронами деревьев. Как только она пересекла границу леса, за ее спиной раздался оглушительный гром. Мила обернулась, и волна света ослепила ее. Она упала в мягкую траву.

Мила открыла глаза и уткнулась взглядом в распахнутое окно, сквозь которое в комнату лился лунный свет. Сев на кровати, она опустила ноги на пол. Пол оказался обжигающе холодным. Ветер, ворвавшийся в комнату, сорвал несколько рисунков, листал тетрадки на столе. Мила встала на ноги и медленно пошла к окну. Ветер развивал ее волосы, обжигая своим ледяным дыханием. Она подошла к подоконнику и выглянула на улицу – никого. Только ветер и снег. Но вот внизу, под своим окном она увидела юношу. Она опять не увидела ничего, кроме глаз. Но и они показались ей очень знакомыми. Она начала перебирать в мыслях всех своих знакомых, потом метнулась к кровати, вытащила из-под подушки тетрадь и открыла вчерашний рисунок.

– Это он! – воскликнула Мила и побежала обратно к окну. Но там уже никого не было.

Она посмотрела по сторонам и отошла от окна. Тетрадь выпала у нее из рук.

* * *

Мила проснулась и резко села на кровати. В руках у нее была красная ленточка, а на коленях лежала открытая тетрадь. Она провела рукой по щеке, пытаясь прийти в себя.

– Что это было? – тихо спросила она сама себя.

В комнате все было точно так же, как когда она засыпала: все рисунки на своих местах, окно закрыто, а шторы задернуты. У кровати ждали ее пушистые тапочки, а волосы, как всегда заплетены. Посидев так несколько минут, Мила взглянула на часы, стоявшие на тумбочке: пятнадцать минут седьмого.

– Рано, – заметила Мила. – Особенно для Рождественского утра.

Повалявшись в кровати еще полчаса, но, так и не уснув, Мила встала и пошла в ванную.

Ровно в девять часов в квартире раздался телефонный звонок.

– Алло, – взяла трубку Мила.

– Здравствуйте, – раздался в трубке незнакомый мужской голос. – А можно мне услышать Джона Вебстера?

– Одну минутку. Папа! – крикнула Мила. Джон отозвался недовольным возгласом из ванной. – Тебя к телефону. Не знаю кто. Ты подойдешь?

– Да, – высунул голову из-за двери Джон. – Алло, я слушаю.

И голова исчезла за дверью в ванную. Через несколько минут Джон вышел из ванной с весьма озабоченным видом.

– Что-то случилось? – спросила Мила.

– Да, – ответил отец. – Нам надо выехать сегодня же.

– Что? Но, зачем так рано?

– Там что-то произошло, – озадаченно проговорил Джон. – Куда-то пропал заместитель шерифа.

– А без тебя не справятся? Ты говорил, что нас ждут там только к середине января. Тем более, скоро Новый год, а я хотела его отметить здесь.

– Прости, милая, но, видимо, Новый год нам придется отмечать на новом месте, – положил он руку на плечо дочери. – Собирай вещи. Вечером у нас самолет.

И Джон ушел на службу. Мила только развела руками и расстроенная побрела в свою комнату.

Мила не особенно рвалась собирать вещи, но другого выхода у нее не было. Документы из ее лицея уже переведены в местную школу. Она медленно и аккуратно снимала свои рисунки со стен, складывая их в большую папку. Квартиру было решено не продавать, а оставить в ней за главную Амелию – тетю Милы. Она была рядом все время, сколько Мила себя помнила. Своей семьи у нее не было, так что все свое свободное время, и даже больше, Амелия уделяла любимой племяннице.

«Как-то не хорошо, получается, – думала Мила. – Мы уезжаем, а Амелию с собой не берем. Она всегда так о нас заботилась. Как же она останется здесь совсем одна? У нее же кроме нас никого больше нет…»

Вытащив вещи в коридор, Мила вернулась в опустевшую комнату и села на кровать. Голые стены навивали тоску. Она уже скучала по дому, хоть и никогда не любила это место. Джон уже собирал последний чемодан, когда в дверь позвонили. Мила вздрогнула.

– Так рано, – проворчал Джон, открывая дверь. – Амелия! А я решил, что ты уже не придешь попрощаться.

– Как ты мог так подумать, – ответил приятный женский голос. – Мила дома?