Погрешности против хорошего вкуса

Погрешности против хорошего вкуса
Милена Есенская

Жителям маленького города, построенного серафимами в удаленном уголке страны, не стоит надеяться на спокойную жизнь. Словно магнит, он притягивает к себе и алхимиков, изучающих тайны Вселенной, и ожившую статую, и поезд-призрак. Сестры Гадаловы, неожиданно оказавшиеся в центре событий, вынуждены разгадать множество загадок и распутать немало тайн, чтобы вернуть городу утраченные сокровища. Серафимы, ундины, домовые – никто из обитателей города не останется в стороне от этой истории.

Погрешности против хорошего вкуса

Милена Есенская

Двум любимым городам посвящаю

Корректор Вера Вересиянова

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

© Милена Есенская, 2018

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-2955-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Восемь прекрасных яблонь, посаженных серафимами из Семнадцатого отряда Воинств, раскидистый дуб со звездным именем Альтаир, жимолость, выросшая из слез ангела, и небольшая мраморная статуя мадонны Ожидание, обвитая розами, – в этом саду было на что посмотреть. Узкие тропинки, если двигаться по ним от источника, вели прямо к храму, где даже по ночам, за закрытыми дверями, слышалось чудесное пение. Неподалеку располагалась гимназия, фасад которой украшал девиз «Найди небо внутри себя»; высокие стрельчатые окна впускали свет в просторные залы для занятий и личные комнаты учеников на втором этаже.

Целебное озеро с белой лодкой на пристани и бесценная библиотека, запертая на золотой ключ в часовне Благодарного Сердца, дополняли перечень сокровищ, притягивавших в Ялуторовск целые толпы паломников, болящих, просто любопытных и, иногда, заезжих ученых, в особенности теологов.

Эта идиллия начала рушиться в годы Первой мировой войны, когда часть преподавателей и учеников старших классов ушла на фронт, после чего занятия стали проводиться урывками; правда, сад еще поддерживался в приличном состоянии. Гражданская смута и последовавшие за ней печальные события поставили жирную точку в существовании этого удивительного квартета – школы, сада, храма и часовни. Первыми жертвами стали розы, погибшие без должного ухода; затем в бывшей гимназии открыли пункт по ликвидации безграмотности, а мадонна Ожидание была увезена в эмиграцию. После разграбления часовни навсегда умолкли и невидимые хористы. Об ушедших временах напоминали только кусты сирени шести сортов, яблони, щедро роняющие каждую осень свои ветхозаветные плоды, и заросли тамариска, легкой лиловой вуалью покрывшие скелет разоренной часовни. Озеро затянулось ряской; лодка, перекрашенная в цвет ржавчины, какое-то время еще стояла у пристани, но потом исчезла без следа.

Так закончилась лучшая эпоха в истории Ялуторовска – маленького города в двух часах езды от К. Основанный еще в конце восемнадцатого века, он достиг вершины благополучия к первой половине века девятнадцатого. Золотая лихорадка пролила на эту некогда бедную землю реки шампанского и заставила расцвести каменные цветы зданий, сделала марокканские апельсины не большей редкостью, чем свекла, одела дам в радужные шелка и поколебала будничные представления о Восточных землях как о мрачных и лишенных комфорта. К семидесятым годам золотая река пересохла, однако нувориши накопили достаточно денег для себя и потомства, занялись торговлей и банковским делом. Среди всех фамилий в Ялуторовске выделялись Гадаловы – одно из старейших и почтеннейших семейств.

Именно их далекому предку и пришла в голову мысль заложить небольшой городок, который должен был стать своеобразным заповедником веры. Предполагалось построить здесь несколько храмов, дюжину часовен, учебное заведение, призванное наставлять светскую молодежь духовным предметам, и освятить часть природных объектов: родник, сосновый бор, загадочную розовую сопку, покрытую сизым туманом. В строительстве приняли участие четыре десятка ангелов-серафимов – им эта задумка также пришлась по душе.

Через три года после основания города произошел скандал, подробности которого до конца не были известны, – и ангелы покинули недостроенный город. Их уход оказался весьма существенной утратой: крылатые строители не знали усталости и могли работать день и ночь, чего не скажешь о людях. Вместо пяти запланированных храмов удалось выстроить только один, зато все двенадцать часовен были завершены точно в срок. В каждую поместили статую Девы, называемую ангелами на европейский манер мадонной. Итак, двенадцать мистических дев в мраморных часовнях благословили двенадцать улиц этого города, разбегавшихся, словно лучи, от храма Огненных Серафимов.

Весной, на празднике Освящения Источника, здесь устраивались ярмарки, привлекавшие множество народу из К. и других городов. Эта традиция была заложена еще серафимами и с тех пор неуклонно исполнялась. Торговля и паломничество составили основу процветания этого небольшого городка. Люди приезжали помолиться в часовнях, поглазеть на разные диковины и прогуляться в бору, где, как рассказывают, иногда видели ускользающие тени крылатых существ. Для гостей выстроили несколько постоялых дворов, кофеен, магазинов и сувенирных лавок.

Необыкновенная «солнечная» планировка раз и навсегда ограничила возможности роста города. Каждая улица начиналась от храма и, чуть расширяясь к концу, завершалась часовней. Никто не имел права что-либо строить за часовнями – на то был строгий запрет как духовных, так и светских властей.

Улицы получили имена святых – от Маргариты Антиохийской до Франциска Ассизского. За порядком на каждой улице следили старосты – как правило, это были люди надежные, избранные большинством голосов жителей улицы. Первую дюжину старост назначили еще серафимы-основатели – двенадцать самых верных помощников из числа строителей часовен.

Летом город тонул в благоухании редких растений и трав; зимой, когда увядали цветы и уходили ароматы, Ялуторовск засыпа?ло разноцветным снегом. Иногда фиолетовый, иногда голубой, очень мягкий, он скрашивал горожанам скуку долгих морозных дней. Всегда было интересно угадать: какой снег повалит завтра? Лиловый? Или цвета аквамарина? Даже если это был тривиально белый, жители все равно радовались. «Сегодня наконец-то обычный, – говорили они. – А то что это за Рождество – с фиолетовым снегом?» Разноцветные сугробы делали облик Ялуторовска непредсказуемо пестрым. Приезжие сильно удивлялись и, говоря по правде, подозревали, что городской голова нечист на руку и по ночам заставляет дворников обливать снег краской. Эти смехотворные сплетни веселили горожан, а дети с удовольствием кидались в недоверчивых пурпурными снежками.

Среди гостей, впрочем, имелись и неглупые люди, прекрасно осведомленные, что разноцветный снег есть не только в Ялуторовске, но и в уединенных уголках Алтая, Памира и других местах, не слишком испорченных человеческим присутствием.

Война и последовавшие за ней социальные потрясения изменили городские устои до неузнаваемости, и многие удивительные вещи, происходившие здесь, постепенно стерлись из людской памяти; цель этого повествования – выхватить из темноты забвения события, случившиеся в Ялуторовске, когда двадцатый век только вступал в свои права.

1

Невидимые ангелы уже раскинули легкий розовый шатер утреннего неба, когда экипаж с семейством Гадаловых наконец подъехал к своему новому жилищу. Этот особняк в центре города, несостоявшийся гражданин Рима, – камень для его постройки брали из Ардеатинских каменоломен, – провел почти год без хозяев, что отрицательно сказалось на его внешнем виде: окна под слоем пыли выглядели как потухшие без радости глаза, белая краска поблекла и стала серой, крыша покрылась трещинами и прохудилась. Градоправление делало неоднократные попытки привести дом в порядок, но тот, словно живое существо, сопротивлялся всем благим намерениям – свежая штукатурка начинала тускнеть на третью неделю, а крыша исправно принимала прежний запущенный вид уже на четвертый-пятый день после ремонтных работ.

Это было утонченное здание невесомых пропорций, напоминающее свадебный торт: все три этажа круглой формы, каждый последующий чуть меньше предыдущего по площади; с боков к нему примыкали два изящных флигеля.

«Мы просим вас приехать как можно быстрее, иначе дом придет в запустение. Он не привык к столь длительным периодам одиночества и нуждается в людской компании. Приезжайте и спасите – одним своим присутствием спасите – этот уникальный памятник истории и архитектуры», – такова была выдержка из письма градоправления, которое Марья Клементьевна Гадалова получила за месяц до своего прибытия в Ялуторовск.

Четыре новые владелицы особняка не без трепета вступили в свое жилище.

Александра, девица в траурном платье с кружевным жабо, поверх которого висела золотая игла на тонкой цепочке, посещала этот дом пару лет назад – с тех пор в нем не произошло значительных изменений. После смерти хозяина все комнаты прибрали и мебель покрыли чехлами, но не посмели тронуть ни одного предмета обстановки. Здесь имелось множество притягательных мест – начать хотя бы с китайской гостиной, полной фарфоровой посуды и шелковых ширм, где одна из стен была целиком расписана сотней иероглифов. Все они, несмотря на внешнюю непохожесть, переводились словом «счастье».

Из гостиной женщины разбрелись в разные стороны. Александра направилась в спальню Петра Гадалова, где на стене висела огромная карта сонного королевства с постоянно меняющимся ландшафтом – в зависимости от того, куда забредала душа ее владельца во время ночного отдыха. Поскольку в кровати давно никто не спал, карта изображала бесцветный степной пейзаж. На столике возле окна Александра нашла несколько квитанций за сны – отец продолжал работать и ночью, заказывая себе сновидения, в которых ясное сознание полностью или частично сохранялось.

Девушка взяла одну из бумажек, разглядывая малопонятный почерк. Когда она в последний раз была в Ялуторовске, ей доводилось оплачивать эти квитанции в сонной лавке. Ей тогда тоже очень хотелось заказать себе хотя бы одно сновидение, но Гадалов не позволил этого сделать – ведь осознанные сны не предназначены для детского баловства.

Александра была хранилищем маленькой тайны, которая не выходила за пределы рода уже сотню лет. Согласно фамильной легенде, каждая десятая девочка в этом небольшом клане почтенных предпринимателей рождалась с розой вместо сердца.

Гадаловы выбились в люди при Екатерине Великой, и один из их предков, заложивший основы семейного процветания, был преданным другом капитана Семнадцатого отряда Воинств. Когда у этого человека родилась дочь, капитан Л. сказал ему, что у девочки вместо сердца изысканная белая роза, похожая на те, что растут в Кастилии, но только лишенная запаха. По достижении девицей зрелых лет в ее власти будет заставить цветок благоухать – и тогда она сможет раз и навсегда сэкономить на продукции парфюмерных лавок. Правда, что для этого нужно сделать, серафим не сообщил, а Гадалов спрашивать не решился – если ангел чего-то недоговаривает, значит, на то есть веские причины.

За минувшее столетие родилось еще пять младенцев женского пола с цветами вместо сердец, и последним из них как раз и была Александра. Кто-то из семейства верил в это чудо, а кто-то – нет, тем более что ни у одной из девочек роза так и не стала источать аромат. Доказательств не было, и в эпоху материализма и унылого скепсиса словам ангелов верили уже не так безоговорочно, как раньше. Более того, сама Александра иногда в этом сомневалась. Ее дедушка вообще относился к болтовне о розах крайне недоброжелательно. «Грудная клетка не клумба, – ворчал он, когда беседа касалась этого щекотливого предмета. – Кто знает, как это может отразиться на здоровье ребенка? И что проку в таком сердце, не понимаю». Ему возражали, что это красиво и романтично. «В наш век железных дорог и банковского капитала говорить о романтике неразумно, – сразу мрачнел представитель старшего поколения. – Ваш романтизм не намажешь на хлеб». В итоге мнения имелись разные, но и с розой, и без нее дочь Петра Гадалова была самой завидной невестой в К. Внушительное приданое, помноженное на природное обаяние, делало ее привлекательной во всех отношениях.

Пока Александра знакомилась с инвентарем сонной лаборатории, в небольшую меланхоличную комнату, именуемую английской читальней, медленно, будто с опаской, вошла ее двоюродная сестра. Магдалина была внебрачной дочерью Эммы Полозовой и старшего из братьев Гадаловых, растратившего свою часть состояния и умершего вследствие беспутной жизни. Ее приятный облик – миловидное лицо, стройную талию в легких воланах голубого платья – изрядно портил горб на спине, полученный в детстве в результате какой-то травмы, о которой ее мать не особенно любила распространяться. Помимо внешнего уродства она страдала еще и умственным расстройством – могла, например, выйти зимой на улицу без обуви или рассказывать при гостях, что имела удовольствие лично общаться с императрицей Екатериной.

Из-за этих странностей род Полозовых ее недолюбливал и даже лишил скудного наследства. Гадаловым, напротив, она импонировала, так как отлично рисовала, занималась балетом и умела стряпать вкусный коричный пирог, была тихой и покладистой. А что еще требуется от барышни? Ее уже не надеялись сбыть с рук – за двадцать три года своего скромного существования Магдалина не привлекла к себе внимания ни одного мужчины, и все семейство смирилось с ее ролью приживалки, тем более что она хорошо шила и не гнушалась помогать горничной по дому. Никто не препятствовал ей в этой деятельности, поскольку семейный доктор, Клюге, рекомендовал для нее физический труд, чтобы умственные отклонения не прогрессировали.

Комната, куда вошла Магда, была похожа на девушку своим темпераментом. Английская читальня выходила окнами в сад, на некогда аккуратно подстриженную лужайку, посредине которой загадочным каменным пентаклем возвышался небольшой дольмен, вывезенный Петром Гадаловым из Крыма.

Здесь постоянно было пасмурно, за окном не переставая шел дождь – то мелкая морось, то сильный ливень. Однако реальная погода в саду не всегда совпадала с тем, что можно было наблюдать из читальни. На самом деле на улице падал снег или светило солнце, но, очутившись внутри гостиной, вы видели только дождь. Подобный оптический обман создавали особые стекла, заказанные Гадаловым в мастерской Лазаревского, где стеклодувы были искушены в секретах изготовления разнообразных прозрачных изделий, в том числе вызывавших погодные иллюзии.

Магдалина вытащила наугад первую попавшуюся книгу на полке – «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла. Это оказался ее старый знакомец – такой же томик был и в К., и девушка провела за ним немало часов. Из старого фолианта неожиданно посыпались сухие листья, служившие то ли памятью о летних днях, то ли закладками.

В комнате не обнаружилось ни кресел, ни дивана; единственным прибежищем книгочея был очень широкий подоконник, затянутый пестрым бухарским ковром, с массой расшитых подушек, набитых лебяжьим пухом и запашистыми травами. Магдалина, скинув ненавистные ей туфли, с удовольствием примостилась на нем, по достоинству оценив задумку бывшего владельца особняка: шум несуществующего дождя и приглушенный дневной свет создавали идеальный фон для чтения. Она раскрыла книгу на том месте, где автор описывает Золотой дворец Нерона. Этот отрывок неизменно вызывал у нее ужасное любопытство и в свое время подтолкнул к тайному посещению Рима, о котором не догадывался почти никто из родни.

Как выяснилось позже, эта книга любила поиграть с читателем, незаметно переодевая его в древний наряд. Часто, просидев над повествованием два или три часа, Магдалина вставала с подоконника, наряженная не хуже знатной патрицианки эпохи ранней Империи. Античное наваждение рассеивалось не сразу, и за ужином домашние с опаской косились на хитроумно драпированное одеяние, пока Магдалина неспешно вкушала жасминовый чай.

Двумя последними из нового списка обитателей особняка были двоюродная сестра Петра Гадалова со своей дочерью, полноватой пятнадцатилетней девицей, полтора года страдавшей от затяжной болезни, – со дня на день ее готовились отдать в приличный пансион, где она смогла бы доучить французский и набраться хороших манер.

Все эти дамы большую часть своей жизни провели в К., и по крайней мере три из них до недавнего времени не планировали никакой смены места жительства. Причиной их переезда явилась смерть Петра Васильевича, который, по установленному обычаю, являлся патроном Ялуторовска.

По контракту, заключенному более ста лет назад, кто-либо из рода Гадаловых должен был заведовать делами города и находиться в нем практически неотлучно. Это могло быть лицо любого пола никак не моложе тридцати лет. Разумеется, эта обязанность не всем приходилась по душе, поскольку предполагала высокую степень ответственности, однако отец Александры проявлял заботу о серафическом заповеднике с огромной радостью. Неожиданная смерть прервала его деятельность, и Гадаловым пришлось искать нового кандидата на эту должность. Несмотря на обилие родственников, доброволец нашелся только один: младшая кузина Петра Васильевича. Она, не считая дочери, была одинока и довольно бедна. Должность Патронессы обещала ей более чем сносный доход и возможность проявить свои организаторские таланты, которые до этого не шли дальше командования кухаркой и горничными.

Вместе с ней решила поменять место жительства и Александра, ставшая полной сиротой после смерти отца. Разделив с братом внушительное состояние, она еще не чувствовала всех преимуществ богатства. Девушке хотелось сменить обстановку, покинув дом, где жизнь текла слишком размеренно и скучно. Помимо этого, ей нужно было, по давнему уговору с отцом, проучиться хотя бы пару лет в местной гимназии. Ее брат, не проявлявший никакого интереса к духовным делам, остался в К. Ну а Магдалина прицепилась к этой компании из-за какого-то ей одной понятного каприза. Ее не особенно хотели брать – что делать со слабоумной в маленьком городишке? Однако она проявила неслыханное упрямство, и пришлось ее все-таки взять, со всем нехитрым приданым: канарейкой, десятком розовых кустов в белых фаянсовых вазонах и большой плетеной корзиной для рукоделия.

Магдалина попросила себе в качестве пристанища комнату на третьем этаже – одно из самых малоприглядных, по мнению новоиспеченной госпожи Патронессы, помещений. Тем не менее Магде ее жилье очень даже нравилось – у нее не было соседей, а этого как раз ей хотелось больше всего.

Утренний свет, струившийся из окон с трех сторон, окрасил комнату в мягкие золотистые тона. В ней уже давно не жили, и все же она не производила впечатления запущенной. Из мебели здесь имелись только просторная кушетка и письменный стол. Опустив на него канарейку, Магдалина раскрыла плетеный короб, рассеянно перебирая свои незамысловатые сокровища, из которых упоминания достоин, пожалуй, лишь хрустальный флакон, закрученный в виде ракушки. Он был наполнен духами, меняющими запах в зависимости от дня недели. День переезда пал на субботу, и поэтому они источали фиалковый аромат. Этот флакон был подарен ей на именины, и она пользовалась им только по праздникам. Однако перемена места жительства была в чем-то праздничным событием для нее, и Магда позволила себе уронить на запястье несколько драгоценных капель. Девушка не могла часто покупать хорошие духи, поскольку не была богатой наследницей, как Александра; молодость составляла ее единственный капитал. Добавить сюда слово «красота» не позволял горб, портивший все внешнее впечатление о ней.

Как ни странно, саму Магдалину этот факт практически не расстраивал: никто ни разу не видел ее огорченной по этому поводу. Она жила как все остальные барышни, полностью игнорируя свое уродство: крутилась перед зеркалом, любила наряжаться, без малейшей тени стеснения отплясывала на балах. Готовясь к маскараду, она совершенно серьезно обсуждала с Александрой, как нарядиться так, чтобы не быть узнанной, словно бы не понимая, что никакой наряд не скроет ее главную физическую примету. Эти чудачества объясняли врожденным слабоумием и радовались, что она не вполне осознает свою ущербность.

Вскоре в дверь постучали: это явилась горничная со стопкой свежего белья и подушками. Она также принесла ключ от маленькой туалетной комнаты, располагавшейся справа от входной двери. Магдалина тут же заглянула в эту комнатку, где непотускневшей красотой сияли прекрасное венецианское зеркало и вместительная круглая ванна, обставленная целой армией тазиков и кувшинов. По стене, обнимая затейливую решетку вентиляционного окна, спускались побеги какого-то причудливого растения с бледными голубыми цветами. Как пояснила горничная, этот цветок был подарком одной дамы, сильно увлекавшейся садоводством и бывшей в приятельских отношениях с ее отцом.

– Дама развела у себя это растение в больших количествах, прельщенная приятным запахом. – Горничная неторопливо раскладывала вещи, не переставая болтать. – А через месяц-два вдруг выяснилось, что оно не прекращает расти ни на минуту, угрожая превратить дом в джунгли. Ей пришлось уничтожить все цветы, кроме одного, который она и подарила вашему отцу, который заинтересовался этим строптивцем. По ее совету он поместил его в эту комнату, поскольку цветок не любит сырости и темноты и растет в таких условиях гораздо медленнее. Пока дом стоял без хозяев, за растением приглядывал соседский садовник.