Басурманин. Крылья каарганов
Милена Миллинткевич
Вторая книга романа-дилогии. Чтобы склонить голову перед поверженным народом хану Дамиру потребовалось всё его мужество. Но чтобы уцелеть понадобится нечто большее. Как не погибнуть, столкнувшись со злейшим врагом? Как выстоять в схватке с самим собой? Как отыскать дорогу во мраке? Удастся ли сохранить в сердце огонь, когда любимая посадит в клетку? Тяжкие испытания ждут и княгиню Владелину. Разгадает ли она коварные планы заговорщиков? Сможет ли принять сложное решение? Чтобы выжить, Владелине нужно убить Дамира или он убьет её. Плата за любовь так высока!
Милена Миллинткевич
Басурманин. Крылья каарганов
Пролог
Военачальник Хорезма Джамбулат, положив массивную ладонь на рукоять сабли, в нетерпении расхаживал перед низенькой мазанкой на окраине Гурганджа. Сильный ветер трепал полы халата, поднимал ввысь колючую пыль, гонял по пустынному пастбищу, вырванные с корнем, сухие кусты прошлогодней травы.
– Таймас, когда же ты воротишься? – бормотал он, всматриваясь вдаль, туда, где заканчивалась степь, и начинались безжизненные холмы.
Совсем рядом послышалось беспокойное ржание лошадей. Джамбулат замер, медленно извлёк из ножен саблю наполовину, обернулся и посмотрел вслед проскакавшим мимо воинам. Его конь, привязанный к ограде, потряхивал головой, всхрапывал и монотонно скрёб копытом землю, давно не видавшую влаги.
Порыв ветра принёс с холмов едва различимое скрипучее карканье. Джамбулат обратил взор в степь и криво улыбнулся. Радость и нетерпение обуяли его. Там, где каменистые возвышенности спускались к земле, виднелись серые густые клубы пыли, поднимаемые копытами множества лошадей. И если кому-то и вздумалось в тот миг поглядеть в степь, он наверняка решил – надвигается буря.
Чем скорее приближались всадники, тем лучше различались их закрытые до самых глаз лица, пропылённые чёрные одежды, поверх которых слабо поблескивали рукояти сабель и кинжалов. Это были «чёрные каарганы» Джамбулата. Лишь двое среди них выделялись светлыми одеяниями и неприкрытыми лицами – молодой всадник, у которого поперёк лошади лежала завёрнутая в рогожу пленница, и женщина, чья накидка цвета запёкшейся крови развевалась на ветру.
Чёрные всадники остановились у ограды, спешились и распластались на сухой земле у ног Джамбулата.
– Я ждал тебя, мой храбрый Таймас! – приветствовал военачальник Хорезма воина, преклонившего колени.
Молодой всадник покосился на лежащих и, склонив голову, опустился ниц. Спрыгнув с коня и перекинув удила через ограду, женщина бросилась к Джамбулату.
– Брат мой!
– Суюма! – военачальник равнодушно оглядел её с головы до пят. – Рад, твоему возвращению домой! Иди внутрь. Не желаю, чтобы тебя видели до срока.
Взглядом проводив сестру, он повернулся к молодому воину:
– Тамача! Её тоже! – кивнул он на неподвижное тело, укрытое рогожей.
Колючим взглядом прищуренных глаз Джамбулат скользнул по пленнице, перекинутой через седло. Двое крепких воинов поднялись с земли, сняли завёрнутую в плотную ткань ношу и направились к дому. Тамача распахнул перед ними створки дверей и, пропустив вперёд, последовал за ними.
Таймас поднялся с колен.
– Встаньте всё! – приказал Джамбулат.
Воины начали медленно подниматься.
– Мы всё исполнили, как ты велел, господин! – не поднимая головы, сказал Таймас. – Там никто не выжил. Твою пленницу не трогали. На последнем привале я дал ей воды с отваром, как ты и велел. Крепкий! Сон сморил её, лишь только чаша опустела. До утра не очнётся.
– Почему женщин всего две? Где дочь Каюма?
– Господин! Твоя сестра сказала, её убили.
Джамбулат скривился.
– Кто?
– Она не говорила.
Достав из-за пояса тяжёлый позвякивающий мешок с монетами, Джамбулат подал его Таймасу.
Тот развязал верёвку, высыпал несколько золотых на ладонь и показал воинам. Налетевший ветер унёс в степь радостные крики. Из мазанки вышли двое и, слегка склонив головы, встали рядом с остальными.
– Скройтесь до поры, Таймас. Я пришлю за вами, как понадобитесь, – велел Джамбулат.
– Как прикажешь, господин! Мы в твоей власти! – ответил чёрный воин.
Поклонившись, «каарганы» вскочили на коней и ускакали прочь. А спускавшиеся на Гургандж сумерки надёжно укрыли от сторонних взглядов, удаляющихся к каменистым холмам всадников. И никто из обитавших в этой части столицы Хорезма ремесленников, спешивших до темноты укрыться в своих жилищах, не обратил внимания на тусклый свет в маленьком окошке одиноко стоящей на отшибе мазанки.
Из дверей дома показался Тамача с горящей лучиной. Он зажёг слюдяную лампу над входом и в нерешительности мялся у входа, с опаской поглядывая в сторону грозного военачальника, вызывавшего страх даже у чёрных каарганов, дерзость и отвага которых были известны далеко за пределами Хорезма, а одно упоминание о них приводило в ужас бывалых воинов.
Суюма, сидела на лавке у крошечного окошка и, лишь только Джамбулат показался в дверях, вскочила на ноги.
– Брат мой! Почему меня привезли сюда? Шаху Икенджи известно о моём возвращении в Хорезм?
Джамбулат не взглянул на сестру и не ответил. Молча положил суму на низенький столик, снял висевший у дверей фонарь и направился в дальнюю комнату. Там, на соломенном тюфяке, прикрытом рогожей, спала пленница. Приблизившись, он склонился над ней. Тусклые отблески огня озарили её красивое лицо.
– Моё слово закон! – прошептал он, разглядывая спящую и борясь с искушением дотронутся до неё. – Я обещал вернуть тебя, моя Магрура! А я всегда держу слово!
Резко выпрямившись, Джамбулат развернулся и вышел. Плотно прикрыв за собой двери и опустив запоры, он подошёл к Суюме и уставился на сестру, словно никогда не видел её прежде.
– Кто посмел убить Агын? Отвечай! – грозный рык окутал всё вокруг.
Суюма сжалась и попятилась к лавке.
– Гляжу, ты позабыла, как следует говорить со старшим братом? Разве Каюм не научил тебя почтению?
– Дамир велел убить её, – пряча глаза, пробормотала Суюма. – Мне сказали, ей перерезали горло. Но перед тем…
Женщина поёжилась, задрожала, будто от холода, а глаза наполнились слезами. Отвернувшись, дабы не смотреть на страдание сестры, Джамбулат недовольно хмыкнул и принялся расхаживать по комнате.
– Куатан[1 - Куатан – жена.] не угодила хану в его желаниях и прихотях? Не смогла ублажить, и Дамир расправился с ней так же, как с рабами для утех?
– Нет, брат! Агын не стала его куатан.
– Ты что такое говоришь? Разве мои «каарганы» не во время наречения напали на стан её отца, этого нечестивца, посмевшего отказаться от дара хорезмшаха?
– Всё так. Только с тех пор, как Дамир сходил на Русь, всё переменилось. Агын созрела, но о завершении обряда хан не думал. В шатёр не звал. Ни на неё, ни на кого иного не смотрел. Видел только пленённого им княжича. А моя девочка, моя Агын… – Суюма подавилась слезами. – Она узнала то, что он скрывал. Запретное. И расплата была скорой и страшной.
– И что же это за тайна такая, лишившая твою воспитанницу жизни?
– Я просила её не смотреть в сторону русича. А она всё твердила, мол, княжич – девица, и Дамир предпочёл дочери хана Каюма, дочь Рязанского князя.
Джамбулат остановился и резко повернулся к сестре. Да так, что Суюма попятилась и повалилась на лавку.