Песня русалки

Наши тела прижимались друг другу все крепче, словно пытаясь сплавится. Но сколько бы страсти не было в игре губ и языков, мне ее было недостаточно. Внутри поселилась гулкая, сосущая изнутри пустота, которая требовала схватить, притянуть, ощутить. Наполниться до краев.

Мои ноги обвили бедра Анкера, а рука поползла вниз по его животу, пока не нашла ту жизненно необходимую твердость, что искала. С его губ сорвался хриплый стон, а рука перехватила мою ладонь, взяв все на себя.

Я замерла, одновременно страшась и предвкушая следующего мгновения. Но ожидание затянулось. И тут мою грудь сковал морозом панический страх, нахлынули воспоминания о том, что подобное уже было. Я так же лежала, мечтая заполнить внутреннюю пустоту, и все замерло, а потом оборвалось…

В ужасе я открыла глаза и увидела ледяной, как озерные воды, взгляд Анкера, нависшего надо мной на одном локте. Его лицо выражало жуткую муку. Увидев, что я открыла глаза, он прошептал:

– Прости…

Мне резко стало холодно. Я поежилась и попыталась выползти из-под мужчины. Заметив движение, он тут же перекатился вбок, освобождая. Отвернулся, избегая взгляда.

Боже, как стыдно. Свадебная песня и созерцание чужих удовольствий – все это опьянило и лишило меня разума. Но самое ужасное, что я не просто была одурманена. Я действительно испытывала к Анкеру тягу. Желание было настоящим. А теперь я обнажена и отвергнута.

Почему? Да, я сама на него бросилась. Предложила себя. Но он же откликнулся. Он же хотел этого не меньше, чем я. Пытаясь трясущимися руками зашнуровать платье, я не выдержала и задала волнующий вопрос.

Молчание было худшим ответом на свете. Оно давило, душило, не давало нормально дышать. Я поняла, что сейчас не выдержу. Отвращение к себе переполнит меня и диким рыданием вырвется наружу. А я не хочу при нем плакать. Хочу сохранить хотя бы остатки достоинства.

Бросилась к двери, Анкер что-то крикнул вслед, пытаясь остановить, но я уже выбежала и неслась по коридору, слыша только стук бешено бьющегося сердца. Бежала так быстро, как могла, не зная, преследует ли он меня или нет. Пролетела по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньку, и ворвалась в комнату, громко хлопнув дверью. Чтобы в следующий момент сползти по ней спиной, пряча в коленях мокрое от слез лицо.

И тут в дверь заколотили с другой стороны.

– Уходи! – крикнула я, не в силах разговаривать сейчас с Анкером.

– Селина, это я, пусти… – неожиданно раздался голос Ирмы.

Я отползла и приоткрыла дверь, пропуская ее внутрь. Она вошла и ахнула, схватившись ладонями за лицо.

– Хорошая моя, что же стряслось?! – воскликнула девушка.

У меня не было слов, изнутри продолжали рваться рыдания. Я ревела, как в детстве, всласть, взахлеб, до соплей, прижимаясь к ее груди. А она только гладила меня по голове и приговаривала «Бедная моя, бедная, ничего, выплачешься, и пройдет. Это всегда проходит».

И именно в этот момент в комнату решил ворваться Анкер. Распахнул, сделал два стремительных шага и замер, будто напоровшись на невидимую стену. Побледнел.

– Нам нужно поговорить.

Его взволнованный вид, наверное, должен был меня успокоить, но меня только затрясло сильнее. Душа не справлялась со всеми потрясениями, которые ей сегодня пришлось пережить.

– Нечего тут говорить. – разъяренной кошкой накинулась на него Ирма. – Уходи, оставь девочку в покое.

– Я должен объясниться. – настаивал Анкер, хмуря густые брови.

– Раз должен, объяснишься. Завтра. Иди отсюда, не позорь ни себя, ни ее.

Он сжал кулаки так, что побелели костяшки, но развернулся и молча вышел.

Только под утро мне удалось успокоиться и провалиться в сон. Спала тяжело, урывками, как будто плавая в серой полудреме. И тем не менее даже это мутное забытье помогло стряхнуть остроту вчерашних переживаний. Я успокоилась и смирилась. Смогла наконец-то думать.

Признала – как бы больно ни было вчера, то, что мы не дошли до конца, только к лучшему. Не знаю, какие причины были у Анкера, надеюсь, не моего волшебного голоса пожалел, чтобы на нем заработать. Потому что я твердо решила – нет, никаких больше вечеров утех. Я не буду больше петь, разжигая чужую страсть и пылая сама изнутри. Слишком дорого это обходится потом.

Мысли об Анкере и чувствах к нему я гнала прочь. Слишком болезненно сжималось сердце. Не о чем здесь думать. Говорят, у каждой русалки бывает три любви: первая, болезненная и настоящая – та, что до конца дней.

Я надеялась, что у меня первая и станет настоящей, а болезненной удастся избежать. Но судьба распорядилась иначе. Моя первая любовь обернулась трагедией. Каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить улыбку Гаркона, перед глазами тут же встает спина с торчащей стрелой.

Не знаю, как назвать тягу к Анкеру. Все-таки я была одурманена песней и происходящим. А даже если он и вправду мне симпатичен, это не значит, что я должна поддаваться мимолетному влечению. Он – управляющий дома утех. Я – пленница, которой нужно из него сбежать. Стоит думать только о своем будущем. Которое будет незавидным, если я буду глупой и слабой. Нужно сделать все возможное, чтобы поскорее отсюда выбраться.

Нужно отпроситься в город. Мои планы остаются в силе, что бы вчера не произошло. Буду пытаться отыскать родича. А не удастся, поищу другие возможности для побега…

В дверь постучали. Я вздрогнула всем телом, зная, кто стоит за дверью.

– Войдите. – голос не дрожит, и хорошо.

Это действительно был он. С зачесанными назад мокрыми после душа волосами. В белой рубашке, закатанной на локтях.

– Селина, я знаю, что ты вряд ли рада меня видеть. – он сразу перешел к делу. – Но я прошу тебя попробовать простить меня.

– За что?

Я думала, он опустит глаза, но он выдержал мой взгляд. А вот мне было тяжело смотреть в его озерные омуты и оставаться хладнокровной. Пришлось сдать позиции и отвести взгляд самой.

– Ты знаешь, за что. За то что, не сдержался и позволил себе так обойтись с тобой, Селина. – на его скулах заиграли желваки. – Я не должен был набрасываться на тебя. Радует только то, что сумел в последний момент остановиться…

Его слова привели меня в недоумение.

– Ты? Набрасываться? – с губ сорвался истеричный смешок. – Это после того, как я схватила тебя за камзол и втащила в комнату? Кто на кого бросился, Анкер? Давай разберемся хоть с этим.

– Неважно, кто проявил инициативу. – позиция Анкера была тверда. – Я не должен был пользоваться моментом. И за это буду просить прощения.

– Хорошо, ты прощен. – я взмахнула рукой. – Это все, что ты хотел обсудить?

Он прищурился и наклонил голову вбок, вглядываясь в мое лицо:

– Ты все равно обижена. И крепко.

– Я не обижена. Я расстроена. И не тобой, а собой. Я поступила неосмотрительно. И мне стыдно. Стыдно, что это произошло, стыдно, что ты смог сдержаться, стыдно, что я не хотела, чтобы ты останавливался. – слова срывались с языка сами, прежде чем я успевала обдумать их.

Думала, моя вспышка только напугает и оттолкнет его. Вместо этого он преодолел разделяющие нас пространство одним широким шагом, приблизившись вплотную.

– Нечего стыдиться. Если кто-то и должен стыдиться, то это я. Я. Воспользовался. Положением. – голубые глаза обжигали, а рот чеканил фразы, будто он пытался вбить их мне в голову – Тебе не повезло сюда попасть и не повезло понравиться мне. И я прошу прощения за произошедшее. За все, кроме того, что мне удалось взять себя в руки. Видит бог, Селина, я остановился, не потому что ты нежеланна. А потому что нашел в себе последние остатки совести. Понимаешь?

Я кивнула. А он разжал руки и сделал шаг назад.

– Извини, я опять давлю. Пытаюсь заставить понять меня.

– Все нормально, – я быстро перебила его, слабо улыбнувшись, – давай помиримся и забудем об этом. Сделаем вид, что ничего не было.

В его глазах не было радости, но он согласно качнул головой.

– Хорошо, давай поступим так. Сейчас меня ждут дела, но, надеюсь, нам сегодня еще удастся увидеться.