– Что ты делаешь?
– Плаваю в пруду, – ответила я.
– Сейчас холодно, чтобы плавать в пруду. А если ты простудишься? Думаю, тебе лучше вылезать.
– Я вылезу через пару минут.
В этот момент прибежала мама и взяла дело в свои руки.
– Хватит шуточек! – сказала она. – Немедленно вытащи ее оттуда!
Папа неохотно достал меня из пруда и без церемоний плюхнул в ванну.
На этом все должно было бы и закончиться, но тут мама решила приготовить ужин. Она ушла на кухню и через минуту позвала папу, который принимал ванну вместе со мной.
– Дорогой, боюсь, у меня проблема. Я не смогу приготовить ужин. Как мне быть?
– О чем ты говоришь? Почему ты не можешь приготовить ужин?
– Потому что на кухне ничего нет. Вся посуда куда-то делась.
Я услышала их разговор и подумала, что неплохо было бы предупредить братьев и сестер о том, что мама заметила пропажу. Однако стоило мне сделать пару шагов по направлению к двери, как папа схватил меня за воротник. Он держал меня очень крепко, пока остальные дети не вернулись домой (лучше бы им было вовсе не возвращаться). Всех ждало обычное наказание: папа выстроил детей в ряд, чтобы ударить каждого по голове бамбуковым мечом. Раньше в такие моменты я, как самая младшая, стояла рядом с ним и думала: «Ой, наверное, это ужасно больно». Но на этот раз он рявкнул:
– И ты становись, Масако. Ты тоже участвовала.
И он поставил меня в ряд к остальным.
Я начала хныкать.
– Папочка, – взмолилась я, но он меня проигнорировал.
– И ты тоже виновата.
Он ударил меня не так сильно, как остальных, но для меня это все равно было большим потрясением. Папа никогда прежде не бил меня.
Нас оставили без ужина. Все плакали, пока мылись. Брат жаловался: «Я был так голоден, что всплывал в ванне, как воздушный шарик». Потом нас отправили спать.
Мои родители были удивительными, творческими людьми. Благодаря их любви к искусству наш дом был полон волшебных вещей: сверкающие на солнце кристаллы кварца, ароматные украшения из сосны и бамбука, предназначенные для встречи Нового года, всевозможные экзотического вида приспособления, которые мама использовала, когда готовила снадобья из трав, блестящие музыкальные инструменты – например, папина бамбуковая флейта сякухати и мамин однострунный кото, а еще – целая коллекция керамики ручной работы. Наш дом мог похвастаться собственной ванной – старомодной, похожей на огромную железную супницу.
Правителем этого маленького королевства был папа. У него имелась своя домашняя студия, в которой он работал вместе с несколькими учениками. Мама научилась у папы традиционной японской технике росписи ткани, рокэцудзомэ, и стала настоящим профессионалом в этом деле. И еще мои родители создавали лекарства из трав. К ним постоянно приходили люди с просьбой приготовить для них какое-нибудь снадобье.
Здоровье у мамы было хрупкое. Она перенесла малярию, которая дала осложнение на сердце. И тем не менее ей хватило мужества и стойкости, чтобы родить одиннадцать детей.
Если я не могла быть с одним из родителей, то предпочитала одиночество. Я не играла даже с сестрами. Любила тишину и не выносила шума, который производили другие дети. Когда они возвращались домой из школы, я пряталась или находила другой способ игнорировать их.
Дома в Японии маленькие и обставлены довольно скромно, зато кладовые в них огромные – в них хранится множество вещей, которые в данный момент не используются, например постельные принадлежности. Когда я бывала чем-то расстроена, хотела сосредоточиться или, наоборот, расслабиться, то уходила в кладовую.
Родители понимали мою потребность в одиночестве и никогда не заставляли меня играть со старшими детьми. Разумеется, они за мной присматривали, но делали это незаметно.
И все же, несмотря на всю свою замкнутость, я любила часы, когда все члены семьи собирались вместе. В памяти навсегда останутся восхитительные, освещенные лунным светом ночи: папа играл на сякухати, а мама – на кото. Мы же собирались кружком и слушали. Казалось, эта идиллия будет длиться вечно.
Но она закончилась.
2
Я не могу точно назвать момент, когда все изменилось.
Возможно, это случилось в тот год, когда мне исполнилось три. Однажды, в холодный зимний день, к родителям пришла гостья. Это была очень старая женщина. Я стеснялась чужих, поэтому, как только она появилась на пороге, спряталась в своей кладовке. Сидя в темноте, я прислушивалась к разговору взрослых. Что-то неуловимо притягательное чувствовалось в этой женщине. Меня заворожила ее манера говорить.
Звали гостью госпожа Оима. Она была хозяйкой окия Ивасаки в Гион-кобу и пришла узнать, не хочет ли моя сестра Томико стать гэйко. Томико уже несколько раз бывала в окия Ивасаки, и госпожа Оима увидела в ней потенциал.
Томико – самая изящная и утонченная из моих сестер. Она обожала кимоно, традиционную музыку и тонкий фарфор.
Я мало что понимала из того, о чем говорили взрослые, но уловила главное: незнакомка предлагает Томико работу.
Окия Ивасаки в то время находилась в сложном финансовом положении, чего я, конечно, знать не могла. Однако помню, что родители говорили с госпожой Оимой с подчеркнутым почтением, а от самой гостьи веяло невероятным ощущением власти – я такого прежде никогда не ощущала.
Привлеченная ее голосом, я приоткрыла дверь кладовки примерно на три сантиметра и выглянула в щелку. Госпожа Оима заметила это и спросила:
– Тие-сан, кто у вас в кладовке?
Мама засмеялась и ответила:
– Это моя младшая дочь, Масако.
Услышав свое имя, я зашла в комнату.
Незнакомка внимательно посмотрела на меня. Она не сделала ни единого жеста, но глаза ее широко раскрылись от удивления.
– Невероятно, – произнесла она. – Какие черные волосы и черные глаза! И такие крошечные красные губы… Какой изумительный ребенок!
Папа представил нас друг другу.
Госпожа продолжала смотреть на меня, но обратилась к отцу:
– Вы знаете, господин Танака, я уже очень давно ищу себе атотори («ту, что придет следом», или преемницу), и сейчас у меня возникло странное ощущение… Похоже, я только что ее нашла.
Я понятия не имела, о чем она говорит. Не знала, что такое атотори и зачем оно ей нужно. Но я чувствовала, как изменилась энергетика ее тела.
Говорят, что человек, умеющий по-настоящему видеть, может разглядеть самую суть личности собеседника – причем независимо от его возраста.
– Я не шучу, – продолжала гостья. – Масако – восхитительная девочка, настоящее сокровище. Пожалуйста, рассмотрите возможность и ее отдать в окия Ивасаки. Уверена, ее ждет блестящее будущее. Я знаю, что она еще малышка, но прошу вас, подумайте, не отправить ли ее также учиться на гэйко?
Обучение гэйко в Гион-кобу – это закрытая, особым образом организованная система. Чтобы освоить все премудрости ремесла, девочки должны жить в окия. Преподавать могут лишь специально аккредитованные учителя.
Мой отец был явно ошеломлен таким неожиданным поворотом событий и не знал, что ответить. Наконец он сказал:
– Мы как следует обсудим с Томико ваше предложение и постараемся убедить дочь принять его, однако в любом случае решение останется за ней. Мы сообщим вам, как только она определится. Что ж касается Масако… Мне очень жаль, но я даже подумать не могу о том, чтобы отправить в окия еще одну дочь.