Инсу-Пу: остров потерянных детей

Инсу-Пу: остров потерянных детей
Мира Лобе

Одиннадцать детей, бежавшие от войны, оказываются на необитаемом острове. На большой земле после безрезультатных поисков их признают пропавшими. Детям приходится выживать. Они строят себе жилье, учатся шить одежду и охотиться. Каждый находит себе место в маленьком сообществе. Так пройдет больше полугода. Детям предстоит пережить голод, болезни, нашествие диких животных и даже небольшую революцию. И только один мальчик на большой земле будет продолжать искать пропавших друзей.

5 причин купить книгу «Инсу-пу: остров потерянных детей»:

• Приключенческий роман классика австрийской детской литературы Миры Лобе выдержал множество переизданий и впервые выходит в России;

• Роман о выживании и взрослении в трудных условиях – без взрослых, без привычного окружения и комфорта;

• История о том, что даже в самых сложных ситуациях дети могут договориться и построить жизнь вместе;

• Островитяне устанавливают свои законы, которые оказываются человечнее и правильнее, чем законы взрослого мира;

• Дети постепенно понимают, что каждый важен для сообщества, даже тот, кто, на первый взгляд, кажется обузой, кто совсем ничего не умеет.

Мира Лобе

Инсу-Пу: Остров потерянных детей

Mira Lobe

INSU-PU:

Die Insel der verlorenen Kinder

Bearbeitet von Claudia Lobe

В обработке Клаудиа Лобе

© Набатникова Т., перевод, 2024

© Леонова А., обложка, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2024

Предисловие

Предисловия скучны. Когда я была в вашем возрасте, я их всегда пролистывала. А потом стала читать – только чтобы убедиться, как я была права в детстве, когда не читала их: они так и остались скучными! Поэтому я не обижусь, если кто-то пролистнет это предисловие, хотя оно и настолько короткое – так, предисловьице, – что даже не заслуживает того, чтобы его пропустить.

Когда книга «Инсу-Пу» была готова и я дважды ее перечитала (один раз из-за содержания и один раз ради запятых, в которых я не сильна), я дала ее почитать некоторым друзьям. Вы, наверно, думаете, что мои друзья – это пожилые дамы и усатые господа. А вот и нет! Мои друзья – это соседские Ганс и Вальтер, Лизель и Эллен, маленькая черная Эллен, которая в прошлом году нашла на улице мой кошелек, а когда я в благодарность хотела пригласить ее в кондитерскую, она попросила у меня вместо этого луковицу гиацинта.

Вальтер и Лизель, Ганс и Эллен после чтения собрались у меня выпить малинового сока с фруктовыми вафлями и принялись обсуждать мою книжку. У меня так же колотилось сердце, как у вас в школе, когда учитель раздает вам тетрадки с сочинением. Лизель вынесла свой приговор первая:

– Ну, ничего так, мило! Иногда даже интересно!

Ганс подошел к делу обстоятельнее.

– И все это было на самом деле? – спросил он. – Разве есть такой остров? И такие дети? Или ты все это выдумала?

И я смутилась.

Потом Вальтер… А Вальтер, чтоб вы знали, станет профессором; он занудный и такой ученый, что я перед ним преклоняюсь. (Однажды он исправил мне ошибку в слове «зооотель». Я-то не решилась написать три одинаковых буквы подряд, а он смог.) Вот с Вальтером были трудности.

– Книжка миленькая, – пренебрежительно сказал он, – но где же находится страна Террания? А Урбия? В моем большом атласе я их не нашел. А город с названием «Цетеро» – я пролистал справочник, нет такого города. А этот якобы остров в океане – судя по растительности, это южный остров. Но на южных островах не может быть пушных животных типа зайцев, кроликов или овец… И мой учитель физики сказал, что так не бывает, чтобы самолет упал, сгорел, а его радиопередатчик остался в порядке.

Я была сокрушена.

Вальтер отпил из стакана малиновой воды, откашлялся, как профессор, каким он однажды станет, и хотел было продолжить:

– А еще не бывает, чтобы…

Но Эллен меня спасла.

– Знаешь что, – перебила она его, – у тебя тоже не сходится одно с другим!

Вальтер обиделся. Такого еще никто не смел ему сказать. От волнения он даже забыл дожевать вафлю, и она торчала у него изо рта как маленький трамплин.

– Не в голове, – успокоила его Эллен. – В голове у тебя все блестяще. Даже слишком. А нелады с твоей фантазией.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – чопорно сказал Вальтер.

– Она имеет в виду, – вмешалась Лизель, – что в детстве ты не привязывал веревку к деревяшке и не воображал, что это твой пудель.

– Да зачем мне пудель? – сказал Вальтер.

– Вот видишь, – продолжала Эллен. – И зачем тебе книжка, если на карте не обозначено, где происходит дело. Мне, например, все равно, находится ли город Цетеро на Земле или на Луне. И почему страна не может называться «Террания»? И почему не быть где-нибудь на Земле маленькому острову, где есть и пальмы, и пушные звери, и змеи, и козы? И твой учитель физики делает такую же ошибку. Он прикидывает: в тысяче упавших самолетов сгорела тысяча радиопередатчиков. А что было с тысяча первым? – Вальтер ворчал, не соглашаясь. – И не важно, – продолжала Эллен, – была ли такая история на самом деле. Важно, что она могла быть… что она… ведь не обязательно… – она вдруг запуталась и умолкла.

Лизель кивнула. Ганс, кажется, тоже понял. Вальтер, наконец, прожевал вафлю, он уже не выглядел смешным, и задумался.

– Ты подаришь мне книгу, когда ее напечатают? – спросил он наконец.

И я обещала подарить.

Пишется письмо

– Пронесло. Опять нам повезло, – говорят матери, когда сирены подают сигнал, что самолеты улетели и опасность миновала. И тогда они собирают детей, снова ведут их наверх, в квартиры, и укладывают в кровати. – А теперь быстро спать, уже скоро утро!

Легко сказать «быстро спать»! Половину ночи дети просидели в бомбоубежище. На коленях матерей, на жестких скамьях, даже на земляном полу. В свитерах и пальто промерзаешь, поверх пижам, в домашних тапках. Но в подвале холодно, все равно весь и когда к утру поднимаешься в квартиру, прижимаешь ладони к чашке с горячим чаем и чувствуешь, как приятно вливается внутрь горячий глоток. А потом лежишь в постели, укрывшись, с грелками под каждым боком, чтобы поспать хоть три часа до начала уроков, и ворочаешься во сне, сбивая в кучу одеяло и подушку, потому что тебе снится война и бомбежка. Иногда даже кричишь, и мать тебя будит, чтобы успокоить. А едва разоспишься, как уже звенит будильник: семь часов, пора вставать, не то опоздаешь в школу.

Неудивительно, что дети бледные и нервные, они уже не носятся как раньше, сломя голову, а тихо бродят, как больные. Взрослые, конечно, беспокоятся. Тысячи детей уже отослали из города, по деревенским домам и фермам, там у них будет не только ночной покой, но и молоко, и яйца, еще и мед, и масло, а если они захотят, то могут ночевать на сеновале, и телята будут лизать им руки. Но не все дети смогли уехать в деревню; большинству пришлось остаться в городе.

Однажды ночью госпожа Морин с двумя своими мальчиками – Штефаном и Томасом – четвертый час сидела в бомбоубежище, и у них уже все болело от сидения на жестком, тогда она сказала госпоже Банток напротив:

– Мы-то, взрослые, знаем, что это когда-нибудь кончится. Но детям это понять куда труднее. Прямо горе смотреть, как они мучаются! Мой старший похудел уже на два кило. У меня сердце разрывается!

– Этого нельзя допустить, – решительно сказал Томас. – Когда папа придет в отпуск и увидит, что твое сердце разорвано, он рассердится, весь отпуск пойдет насмарку. Ведь папа же доктор! – добавил он, свысока глядя на госпожу Банток. – Он всегда все замечает!

– Не говори глупости, – приструнил его Штефан. – Разрыв сердца – это не болезнь, это просто выражение такое.