В центре Гориона

В центре Гориона
Мира Оз

Что делать, если на дворе 2527 год, а ты последний естественно рождённый человек на Земле? Тебе 186 лет, чему ты сам удивлён. Дожить до столь преклонного возраста – это надо постараться. В тебе остались нетронутыми органы, ты помнишь всё о жизни в старом мире. Так что делать? Ответ один – прятаться. И вот целыми днями ты сидишь в своём жилище, выбираясь из него лишь с наступлением сумерек. Только вот однажды возраст даёт о себе знать, и на очередной своей ночной прогулке по парку тебя хватает инсульт. Ты выживаешь благодаря помощи людей этого мира, но остаёшься парализован и навсегда теряешь способность к речи. Ты удивительная находка для этих людей, поэтому в дань уважения тебя, прикованного к кровати, заселяют внутрь стеклянного купола, прямо в центр города, чтоб каждый мог наблюдать за твоей удивительной жизнью. Ты ненавидишь этих людей, и только обретённая любовь способна смягчить твоё сердце.

Мира Оз

В центре Гориона

Глава I

Я знаю, этот мир никогда не станет прежним, никто не хочет этого. Никто, кроме меня. Потому что я единственный, кто собственными глазами видел то, что происходило на Земле почти двести лет назад. Я жил здесь, дышал этим воздухом так же явственно, как делаю это сейчас. И поверьте, прошлая жизнь была для меня всем. Конечно, тогда я этого не осознавал, но как только мне пришлось столкнуться лицом к лицу с новым временем, я понял, что потерял…

Сегодня 10 сентября, 2527 год. Я по-прежнему живу здесь, в стенах цивилизации. Я одинок, как одиноки и люди вокруг меня, создавшие новый мир своими руками. И я уверен, что мир этот рано или поздно поглотит их, разжуёт своими жерновами и выплюнет. Как ребёнок, взращённый бесчувственной матерью, он бросит их на погибель.

Я живу в единственном городе на Земле – Горионе, и здесь я звезда, настоящий человек, долгожитель, самый последний в своём роде. Мне 186 лет. Я дряхлый и немощный старикашка. Зовут меня Бен. И я хочу умереть…

Прошло почти два месяца с того времени, как меня посадили в клетку, а жизнь моя стала достоянием всего человечества. Я знал, что однажды это случится, поэтому старательно прятался от людей: выходил из дома только по ночам, не пользовался социальными услугами, не вступал ни в какие связи. Я знал, что я чужак среди этих людей, рождённых в инкубаторах, не знавших ни истинной жизни, ни истинной смерти. Все они создавались в лабораториях, почти не знали болезней и верили, что будут жить вечно, если к тридцати годам в их телах на обнаружится брак. Но даже если таковой находили, вопрос быстро решался: больных отправляли на время в больницу, на месяц – два, пока не вырастят новые необходимые органы. Я не понимал, зачем эти люди играют с жизнью, я не принимал их новый мир и всячески старался от него спрятаться. И вот однажды мир наигрался в прятки и отомстил мне сполна.

Летом этого года меня полуживым нашли на улице, в старом парке, куда я любил приходить каждую ночь. Почти бездыханное тело привезли в больницу, в которой с трудом удалось сохранить мою жизнь. После перенесённого инсульта я потерял способность к элементарным движениям и речи. Тело моё было полностью парализовано. Я всё понимал, всё слышал, всё видел, но был лишён любой двигательной активности. Я стал безмолвным свидетелем нового мира. Время каждый день подходило к моей кровати, проверяло, жив ли я, и уходило по своим делам. Не имея возможности жить, я стал существовать.

Через некоторое время после случившегося весь мир облетела новость о том, что в парке при смерти был найден последний естественно созданный человек, человек которого девять месяцев женщина вынашивала под сердцем, прежде чем произвела на свет, который помнит старый мир и его варварские законы. Для них было удивительно, что я дожил до такого возраста. Ко мне в палату каждый день стали толпами приходить репортёры, это длилось около недели. Потом журналисты позабыли обо мне, и на их смену пришли сначала школьники, которых приводили ко мне в палату на экскурсию, а затем и остальные люди, с интересом, однако не без сочувствия разглядывающие меня.

Ажиотаж, который я вызвал одним своим существованием, быстро утих. Социальные службы уже через месяц совместно приняли решение перенести мою палату в центр города, в стеклянный цилиндр. Теперь я жил на главной площади Гориона. Раз в день в палату на глазах у всех приходил врач с медсестрой, которые осматривали меня, мои аппараты жизнеобеспечения и уходили. Они знали, что теперь я проживу долго, а, может быть, и вовсе никогда не умру. Медицина того времени позволяла строить даже такие грандиозные планы.

Люди поселили меня в центр города из благих побуждений, чтобы я стал частью их большого общества. Здесь бездвижно я лежал на кровати под одеялом вот уже почти два месяца и потухшими глазами наблюдал, как стремительно движется прогресс по ветке истории, ещё больше меня мир. Я не ощущал себя частью этого нового мира. Я был не нужен себе, но нужен всем. Люди любили меня, а я их ненавидел за то, что мне не дали умереть тогда, когда я этого хотел, когда я был к этому готов. Смерть, эта роскошь, данная мне одному, больше мне не принадлежала. Я копил в себе злость, и она распирала меня изнутри, она выжигала моё сердце, которое билось, подгоняемое кнутом, нехотя, но торопливо. Я ненавидел всех людей, но ещё больше я ненавидел себя и своё тело, которое не позволяло мне высказать каждому человеку на Земле свою злость.

Глава II

Современный мир ужасен, но люди его совсем не плохи, они отказываются от власти, все вопросы решают голосованием. Количество населения, не превышающее тридцати миллионов, позволяет это сделать быстро и качественно. Люди в Горионе живут мирно и сыто, боготворят гуманность и прогресс и не любят всё старое. Они распрощались с прошлым миром, сожгли всё, что напоминало о нём, в первую очередь, любые источники информации. Это было сделано так давно, что люди, живущие сейчас в Горионе, даже не помнят об этом. Уничтожив всё, они потеряли любую возможность узнать о прошлом, но, тем не менее, то ничтожное количество информации о старом мире, которым они владели, в их головах почему-то создало картину нечто страшного, к чему не стоит возвращаться. Считая прошлые устои зверскими, они жалели меня, потому что я единственный познал все его ужасы. Мне есть за что ненавидеть этих людей, но и есть за что любить. Однако злость моя до сих пор не позволяла мне впустить в свою душу любовь к ним. Я считал себя их жертвой, при этом никогда и ни от кого в своей жизни я не получал столько заботы и сопереживания, сколько получал от этих людей.

Все жители нового мира красивы и умны. Они не создают семей, считая это пережитком прошлого. Дети живут без родителей, в школах-интернатах под присмотром взрослых, а с пятнадцати лет для них созданы все условия для самостоятельной жизни. Причём, благодаря тому, что современным учёным удалось ускорить процесс взросления, привычного пятнадцатилетнего возраста они достигают всего за три года. Детство жители Гориона считают совершенно бессмысленным этапом жизни, поэтому всячески пытаются ещё больше сократить этот срок. В современном обществе почти не возникает ссор, потому что любые конфликты решаются своевременно и мирно. Люди живут в любви, заботе и уважении. Прошлому миру есть чему поучиться у нынешнего.

Несмотря на внутренние различия, внешне этот мир мало чем отличается от того, в котором я провёл свою молодость: тот же транспорт (если не брать в расчёт, что всё работает исключительно на электричестве), те же магазины с изобилием продуктов, кафе, рестораны, парки. При каждом человеке имеется планшет – возможность для видеосвязи со всеми членами общества. Но можете ли вы себе представить, что в этом мире нет кино и книг, а люди совершенно не умеют ни читать, ни писать? Все вывески представляют собой знаки, по которым можно определить, что перед вами: магазин, парикмахерская или кафе. Любая информация передаётся через аудио- или видео-носители. Жители этого мира не знают о том, что когда-то существовала письменность, они многого чего не знают. Я и сам за столько лет забыл буквы. Я не писал, потому что в новом мире не нашлось бумаги, я не читал, потому что в новом мире не было книг, не включал телевизора, потому что по нему не показывали фильмы, не пользовался планшетом, потому что мне было не кому звонить. Единственное, чем я развлекался – сочинением. Я придумывал разные истории, продумывал сюжеты и персонажей. В моей голове функционировала целая переносная киностудия, которая работала на одного меня.

Это занятие и сейчас спасало меня от скуки. Лёжа в своём стеклянном цилиндре, в котором по большей части кроме меня, моей кровати и стула больше ничего не имелось, я смотрел в небо и вспоминал свои старые добрые истории. Я рылся в чертогах разума, выцепляя оттуда самые интересные сюжеты, и наслаждался ими, глядя, как облака уплывают за горизонт, а на их месте появляются новые, совершенно другие, но, в то же самое время, чем-то похожие на старые.

Глава III

Ветер стучит в стёкла моей комнаты, мокрые листья прилипают со всех сторон этого несуразного здания. Снова сейчас нагонит тучи, снова хлынет дождь. В городе ноябрь. Всегда не любил этот месяц, но всегда был вынужден жить в нём. Так и сейчас я на больничной кровати, укрытый недавно постиранным пледом, от которого пахнет порошком и сыростью улиц, наблюдаю как поздняя осень превращает город в скучную чёрно-белую картину.

Не желая больше смотреть на обстановку за комнатой, я закрыл глаза и попытался уснуть. Вдруг дверь скрипнула. Я поднял веки и увидел в проходе женский силуэт в чёрном пальто. Незнакомка неспешно подошла к кровати и опустила мне на лоб свою руку – тонкую, белую, с едва заметным сплетением голубых венок на запястье. Я почувствовал, как от её прикосновения холод пробежался по всему телу. То была не знакомая мне рука. Это ни медсестра, ни уборщица. Я не видел раньше эту женщину. «Кто она?» – спрашивал я сам себя. «Почему она подошла так близко?».

Незнакомка убрала руку с моего лба, осторожно поправила подушку и села на стул у изголовья. Мне хотелось её разглядеть, но всё, что я мог видеть, не имея возможности повернуть голову, это складку её чёрного пиджака, которая упиралась прямо в мою подушку.