М. М. Пришвин
Я пробиралась сквозь мятно-зеленое безграничное пространство. Вокруг летали разноцветные объемные кубики. Сознание неведомой силой тащило меня вперед мимо этих кубиков, как будто я стала бестелесным разумом, помещенным в компьютерную игру. Внезапно с шумным ускорением я вынырнула в реальность и открыла глаза.
– И я снова с вами, – слишком игриво и весело произнесла я.
Кубики выстроились в ровные ряды и превратились в плафоны дневного света на потолке, а мятно-зеленый цвет равномерно размазало по стенам родового зала.
– Фамилию свою помнишь?
Я узнала голос усатого анестезиолога.
– Янина.
Теперь слова давались мне с трудом. Я бы даже сказала, что язык еле ворочался, если бы вообще могла его чувствовать. То внутреннее «я», которое постоянно звучит в голове у каждого человека, находилось где-то вне моего тела. И хотя я отвечала на вопросы правильно, мозг как будто слышал и анализировал ответы со стороны, удивляясь происходящему.
– У вас тут прям йога какая-то: то так согнись, то вот так раскорячься.
– Значит, ты йогой занималась? Куда ходила? – анестезиолог активно поддерживал диалог.
– Да, в «Олимп».
– Как детей решили назвать? – врач не отставал от меня.
– Савелий и Ульяна.
– О-о! Какие красивые имена. Ну ты молодец, сразу и мальчика и девочку родила, отстрелялась.
Эту фразу зависти часто слышат мамы разнополых близнецов.
– Муж вообще-то троих хочет.
Зачем я вообще сказала эту глупость, брошенную мужем в разговоре?
– Вот пусть сам и рожает, а тебе и так хватит пока. Лежи отдыхай, – вмешалась врач, принимавшая роды.
Мое разрозненное сознание собрало свои кусочки воедино, наркоз окончательно отступил. Чувства вернулись, заставив ощутить усталость и внутреннее опустошение. Мне дико хотелось сладкого какао, который обычно наливают в столовых. Все закончилось, и я тихонечко заплакала. Акушерка заметила и сразу прокомментировала:
– Ты чего ревешь? Дети нормальные у тебя, все хорошо с ними будет.
Наверно, если каждый день на работе видишь боль, кровь, слышишь крики рожениц и вопли новорожденных, рано или поздно поневоле становишься черствым и сухим на эмоции. Этой женщине трудно было объяснить причину моих слез, я и не пыталась, вытерла глаза и перекинулась парой фраз с соседкой. Белокурая голубоглазая молодая женщина одновременно со мной рожала своего первенца. Оказалось, она была ребенком из двойни:
– Мы когда с сестрой родились, чуть больше двух килограмм весили. И ничего, нас выходили, а это в восьмидесятые было. А сейчас медицина вообще другая. Если тогда смогли, сейчас переживать не о чем.
Такие истории ободряли, судьба будто специально сталкивала меня с нужными людьми в нужный момент.
Прочитав про наркоз и анестезиолога, наверняка вы подумали, что мне делали кесарево сечение. В обществе стереотипов сложно избавиться от навязанных убеждений. Большинство двоен действительно рождаются через кесарево, но бывает и по-другому.
В самом начале беременности врач четко обозначила:
– Если доносишь до тридцати шести недель, дети будут примерно по два с половиной килограмма, в родовой зал тебя никто не пустит. Ты маленькая и худенькая, сделаем плановое кесарево.
– Мне все равно, как они родятся, главное – здоровыми.
На самом деле я не такая уж маленькая и худенькая, но до крепкой женщины, которая по внешнему виду могла бы выносить и родить двойню, явно не дотягиваю. У меня была куча диагнозов, противоречащих естественным родам. Низкое положение плаценты, узкий таз, тазовое положение второго ребенка. Места в моем животе было мало, и дети расположились, как им было удобно, – валетиком. Но природа гораздо умнее, чем мы думаем, и к моменту родов тазовые кости расширились, плацента поднялась, а второй ребенок перевернулся головкой вниз. Изменила мнение и мой врач:
– Шейка сгладилась, ты скоро родишь. Дети маленькие, сама сможешь, а для них это лучше будет.
Опять сюрприз. Можно было и заранее предупредить, я бы хоть литературу почитала. Как дышать, схватки переносить, да и вообще морально бы настроилась. Хотя что там настраиваться, миллиарды людей так родились, значит, и еще двое смогут. Значит, и я смогу.
Воды отошли в восемь вечера, но дежурная бригада не хотела за меня браться, хотя, может, все правильно делали – раскрытие у меня шло медленно. Утром пришла опытный врач, заведующая одного из отделений, с которой мы договаривались предварительно. Она по-матерински поглаживала меня по голове, отдавала распоряжения персоналу, но не суетилась, действовала четко. В коридоре медсестра коротко отчиталась по телефону о моем состоянии:
– Янина? Нет, еще не родила.
Это был мой обеспокоенный муж, получивший от меня четкие указания накануне, звонить не раньше девяти утра. Я мысленно сориентировалась, который час.
Мой муж творческая, впечатлительная и вспыльчивая личность, в роддоме ему делать нечего. Он бы тут уже всех на уши поставил, разбил что-нибудь, скорее всего собственный кулак о стену, ну или чей-то нос об нее же. Я жутко не люблю, когда из-за меня начинается суета, но все равно, бывает, невольно оказываюсь ее причиной. Вопрос о совместных родах у нас никогда не всплывал. У меня есть отличная способность концентрироваться в критических ситуациях, сохранять ясность мышления, когда большинство начинают паниковать. Способность выключать страх и делать. Но при этом я должна действовать самостоятельно. Мой боевой настрой нельзя подрывать тенью жалости на любимом лице, застывшей в глазах беспомощностью от невозможности забрать мою боль. Поэтому мужу оставалось мучатся в неведении и послушно ждать новостей.