Прозрачный дом
Мирослава Чайка
Осень. 1975 год. Они соседи. Он – комсомолец, выпускник, мечтающий построить коммунизм.Она – молоденькая учительница литературы, скрывающая жуткое преступление.Случайная встреча, простая просьба, внезапно вспыхнувшая страсть.Но пойдет ли он на сделку с совестью, чтобы спасти ее?Пронзительная история о выборе, вере и любви, преодолевающей предрассудки.
Мирослава Чайка
Прозрачный дом
С глубочайшей любовью и благодарностью
книга посвящается Чайка И.И.
Я стою здесь на лобном месте,
Будет казнь. Сам себя я казню.
А. Руссоник, 1971
Глава 1. Переезд
Юноша в порыве отчаяния, с остервенением, голыми руками начал рыть могилу. Липкая, холодная глина застревала между пальцев и ранила кожу под ногтями. Лишенные укрытия дождевые черви уродливо скручивались, в нос бил запах сырости и прелой листвы. Казалось, мгновение – и эта грязная масса погребет и его самого.
Еще час назад этот парень стоял в большом светлом кабинете и испуганно озирался по сторонам. Стукнула дверца белого медицинского шкафа, и неприятно задребезжали стоявшие на стеклянных полках флакончики с лекарствами.
– Ему будет больно? – услышал парнишка свой голос словно со стороны, стараясь не смотреть на шприц в руке рослой молодой женщины.
– Нет, сейчас он расслабится, может быть, вырвет, а потом я сделаю еще один укол, и он уснет, – ответила врач, бросив в урну пустую ампулу и уже совсем бездушно добавила: – Уснет, так сказать, вечным сном.
От лица юноши отхлынула кровь. Он почувствовал приступ тошноты, как будто стошнить должно было его самого, а потом встретился взглядом с зелеными глазами кота. Ему показалось, что в этом блуждающем взгляде истерзанного собаками животного таилась мольба о помощи. Он не выдержал и схватил ветеринаршу за холодную руку:
– Стойте, не надо его усыплять!
– Галя, смотри, малец-то совсем бледный. Я сама подержу котика, – вмешалась пожилая женщина в белом мятом халате, внимательно всматриваясь в зрачки подростка. Она ткнула ему под нос вату с резким запахам нашатыря и выставила за дверь.
Спустя минут двадцать все та же медсестра всучила ему в руки туго спеленатое тело любимого кота. Она ничего не сказала, но сочувственно кивнула и сразу повернулась к людям в очереди. А парнишка, боясь прижать к себе мертвого четвероного друга, который почему-то стал тяжелее, чем раньше, медленно, не чувствуя земли под ногами побрел в лесополосу. Именно там он и начал рыть могилу.
– Прости, Атом, я не смог тебя спасти на этот раз, – причитал он, размазывая по лицу слезы вперемешку с комками коричневой глины, налипшей на руки, – я сто раз тебе говорил не перелезать через балкон, не задирать собак, но ты не слушался, вот и попал под раздачу.
Положив тело кота на дно вырытой ямы, он еще долго сидел на земле, не в силах засыпать его навсегда. Этот жест казался ему чудовищней самой смерти – оставить Атома здесь одного в холоде, в темноте. Парень еще раз в отчаянии всхлипнул и последний раз дотронулся до холодного свертка.
Дорога домой лежала через центр, но сегодня город казался чужим и безжизненным. Юноша не замечал людей, которые шли навстречу, задевая кто сумкой, кто плечом. Не слышал визга тормозов и сигналов автомобилей на пешеходных переходах, не остановился он и у бочки с квасом, хотя испытывал нестерпимую жажду, а все еще видел перед глазами блуждающий взгляд Атома в последние секунды его жизни.
Им с котом было по шестнадцать лет, и за все эти годы они почти никогда не расставались. Теперь кота не было, а в душе разрасталась гнетущая пустота и нестерпимо хотелось сделать что-нибудь ужасное. Юноша ускорил шаг, надеясь прийти домой раньше отца. Он знал, что на антресолях тот хранил большие трехлитровые банки со спиртом, но он не хотел напиться, а представлял себе, как разобьет эти банки вдребезги, одну за другой. Всю квартиру пропитает прозрачная жидкость и едкий запах, а он возьмет спичку и подожжет сначала диван, потом письменный стол, кровать, пройдет немного времени – и весь дом будет полыхать в огне… И когда юноша уже начал представлять, как пожар перекинется на чердак, его окликнул женский голос:
– Мальчик, это здание интерната?
– Да, – машинально ответил парнишка, не оборачиваясь, и только когда последовал второй вопрос, он остановился и повернулся, будто возвращаясь из забытья: – Что вы сказали, я не расслышал?
– Я спрашиваю, ты случайно не знаешь, где здесь учительский дом? – повторила дама и улыбнулась теплой искренней улыбкой, образовавшей по ямочке на каждой ее щеке. Большие голубые глаза женщины немного сузились, и крошечные морщинки вокруг них напомнили лучики солнца, от которых на сердце юноши неожиданно стало теплее. Как бывает, когда вы с мороза, и вам вдруг кто-то подает кружку горячего чая.
– Знаю, – ответил он просто, как будто говорил со старым знакомым, и, сделав жест рукой, добавил: – Идите за мной, нам с вами по пути.
Молодая женщина с облегчением выдохнула и, чтобы поспеть за парнишкой, засеменила своими стройными ногами в прозрачных капроновых чулках, которые заставляли периодически соскальзывать одну туфельку. Женщина и парень спешно шли по асфальтированной дорожке, с правой стороны возвышались административные здания, на стене одного из них на огромной красной растяжке большими белыми буквами был выведен лозунг: «Партия – бессмертие нашего дела!». Юноша видел эту надпись не раз, но сегодня его особенно задело слово «бессмертие». Он грустно ухмыльнулся и снова погрузился в тяжелые воспоминания – неужели однажды его так же закопают, как он сегодня Атома. Вот так засыплют свежей землей и забудут. Он же не Ленин и не Александр Македонский, чтобы его вечно помнили.
Он шагал почти машинально, повесив голову, и, казалось, совсем позабыл, что является провожатым, пока они не достигли зеленого массива, напоминавшего большой парк, огороженный кованым забором. Но уже у самой ограды стало понятно, что это вовсе не парк, поскольку в просвет между крон высоких тополей и раскидистых кленов начали угадываться силуэты двух зданий, стоящих лицом друг к другу. Когда они подошли еще ближе, то молодая женщина заметила, что эти трехэтажные корпуса соединены между собой стеклянным переходом. Стекло бликовало на солнце, периодически вспыхивая среди зеленого моря листвы.
– Это учебный и спальный корпус интерната, – отворяя железную калитку миниатюрных, несоизмеримых с протяженностью ограды ворот, начал объяснять юноша, а потом махнул рукой в противоположном направлении и добавил: – А там, за школьным стадионом, находится учительский дом.
Дама будто попала в таинственный сад. Калитка громко захлопнулась, отделив ее от реального мира. Тенистые аллеи, шумящие листвой огромные деревья казались заколдованными. Они словно стеной оградили женщину от остального города, склоняли к ней свои листья и что-то тихо и тревожно шептали, а от сладкого аромата густых зарослей цветущего чубушника и вовсе было нестерпимо душно. Женщине отчего-то сделалось не по себе, и она снова поспешила за своим провожатым, чувствуя себя Алисой, спешащей за Белым Кроликом.
«Надеюсь, ни Безумного Шляпника, ни злой Королевы я здесь не встречу», – подумала она, вглядываясь туда, где, судя по жесту юноши, находился учительский дом, но из-за кучно растущих акаций ничего не было видно. Тогда она окликнула юношу, чтобы уточнить, но когда он обернулся, то вместо вопроса проронила, словно извиняясь:
– Твое лицо испачкано землей. Возьми мой платок.
Юноша густо покраснел, но от платка не отказался, а дама, стараясь сгладить конфуз, спросила, как его зовут.
– Родик, то есть Родион, – представился юноша, пригладив свои блестящие на солнце черные волосы. Он казался взрослее своих лет, потому что не было в нем ни юношеской нескладности, ни излишней худобы.
– А я Ольга Васильевна, – доставая из своей белой сумочки, похожей на крошечный ридикюль, круглое зеркальце, проговорила дама и, протянув его юноше, снова улыбнулась. – А почему ты идешь в учительский дом?
– Я там живу, а вы приехали к кому-то в гости?
– Нет, я тоже собираюсь поселиться в этом доме.
Ольга Васильевна гордо вскинула голову, словно речь шла не о панельном двухэтажном доме с единственным подъездом, а о королевском дворце.
– Да ну?! В проклятой квартире? – вытаращив глаза выпалил парнишка, но потом спохватился и, надеясь, что Ольга Васильевна не услышала его возгласа, продолжил как ни в чем не бывало: – Свободная квартира есть только на первом этаже, оттуда библиотекарша съехала. А мы как раз над вами будем, жаль только у вас нет балкона, мы на нем с отцом рыбу сушим…
Родион начал воодушевленно рассказывать о ставке, расположенном недалеко от их теперь общего с женщиной дома, словно так старался заглушить в душе боль только что постигшей его утраты. И хотя темная полоса под ногтями от глины и ноющая боль в области груди все еще мучительными толчками отбрасывали его к событиям получасовой давности, но присутствие незнакомки удивительным образом наполнило его душу смирением. Будто само провидение отправило Ольгу Васильевну специально на эту дорогу, чтобы помочь ему справиться с первым настоящим горем в жизни. Родион силился вспомнить имя этой женщины, стыдясь спросить еще раз, не подозревая, что пройдет совсем немного времени, и имя Ольга, Ольга Васильевна, Оля, Оленька станет самым популярным во всех без исключения квартирах спрятанного в тени густо растущих акаций таинственного учительского дома.
На следующий день было воскресенье. Воскресенье, которое, по мнению Ольги Васильевны, предназначалось для того, чтобы как следует выспаться, а потом понежиться в постели часов до одиннадцати с книгой в руках или придумывать фасон нового платья, гадая по доносившимся из кухни запахам, что кухарка готовит на завтрак. Поэтому, опираясь на свой жизненный опыт, она решила машину для переезда заказать на раннее утро, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение свой скарб, хотя показать ей было что. Но так как дом, в который Ольга Васильевна переезжала, был населен исключительно работниками школы-интерната, жители его имели стойкую привычку вставать очень рано и не изменяли ей даже в воскресенье.
Оттого-то, когда в семь часов утра машина, до отказа набитая мебелью, бесчисленными чемоданами и коробками въехала во двор дома номер 1, окна и балконные двери уже были распахнуты, из радиоприемников доносились бодрые звуки утренней гимнастики: «Выпрямитесь, голову повыше, плечи слегка назад, вдохните, на месте шагом марш». В дальнем углу двора у старенького горбатого запорожца, подняв крышку капота, возился пожилой мужчина, получая советы от жены из открытого настежь окна.
– Вот это мы приехали! – не сумев сдержать досады воскликнула Ольга Васильевна и даже всплеснула руками, но потом вспомнила, что рядом сидит малознакомый водитель, и уже более сдержанно продолжила, обращаясь к нему: – Ну что ж, будем разгружаться.
Появление чужого автомобиля во дворе, да еще груженного мебелью, вызвало у жителей дома небывалый переполох. Зашевелились шторы на окнах, на балконы выбежали ребятишки, дожевывая свой завтрак, степенно вышли мужчины сплошь в полосатых пижамах с сигаретами в руках или с недочитанной вчерашней газетой.
– Нина, смотри, похоже старшая пионервожатая приехала, про которую на педсовете говорила директриса, – стоя в балконных дверях с бутылкой кефира в руках заговорил высокий седовласый мужчина и, довольно улыбаясь, подкрутил пушистые усы. – Молоденькая еще, наверное, нет и тридцати пяти, и прехорошенькая.
Нина Ивановна Суходольская, пятидесятилетняя учительница химии, кинула на мужа недовольный взгляд и сказала, чтобы тот садился есть оладьи, а то они совсем застынут. Она делала вид, что приезд нового обитателя их дома ее совсем не интересует. Но как только муж вернулся к столу, она, слегка отодвинув накрахмаленный тюль, краем глаза взглянула в окно.
– Хм, все тридцать семь, а может, и того больше, – парировала химичка и была абсолютно права. Ольге Васильевне действительно было тридцать семь лет. И как только с кузова машины спрыгнул ее семнадцатилетний сын, моложавость, позволяющая назвать ее девушкой, сразу превратила пионервожатую в женщину, пусть даже очень молодую, но все же женщину.
– Здравствуйте, вы уже приехали?! – послышался звонкий голос со второго этажа, и Ольга Васильевна увидела перевесившегося через перила балкона, махавшего ей Родиона. – Хотите, я вам помогу с вещами?
Юноша не дождался ответа и уже через пару минут был у грузовика, на ходу натягивая ярко-синюю футболку.
– Знакомься, это Сергей, мой сын. Вы с ним почти ровесники, думаю, подружитесь, – проговорила дама своему вчерашнему знакомому, показывая рукой на высокого блондина с густым чубом.