Ева нашла Пашин домашний номер в записной книжке телефона, быстро набрала его. Через несколько секунд услышала спокойный голос Валентины Ивановны, Пашиной мамы.
– Алло, слушаю.
– Валентина Ивановна, это Ева, можно поговорить с Пашей, – очень быстро, взволнованно, забывши поздороваться, затараторила девушка.
– Здравствуй, Ева, рада тебя слышать, Паша только сел к столу ужинать, сейчас позову, – подчеркнуто вежливо сказала женщина и более резким голосом добавила в сторону, – Паша, иди к телефону, Ева звонит.
Тут разговор прервался, и Ева услышала только гудки, которые вторили ударам ее сердца, неистово бьющегося в груди.
«Как он мог? Это что был шантаж? Чего он собирался этим добиться?» Эти мысли одна за другой проносились в ее голове.
– Мама, зачем он так со мной, врун?!
– Успокойся, Ева, выпей водички, – спокойно сказала Натали. – Думаю, он просто не смог пережить отказа, запутался и представил себе, как бы ты пожалела, если бы он исчез.
– Почему ты его защищаешь? Он разволновался, он запутался… Он что, мечется по комнате со слезами на глазах? Нет, он сел ужинать! Это возмутительно! – не унималась девушка, разгневанная поступком друга.
– Не суди его слишком строго. Некрасиво, конечно, вышло, но всем нам свойственно делать ошибки, – успокаивающим тоном произнесла Натали, проводя своей красивой рукой по шелковистым волосам дочери.
– Не думаю, что я смогу его простить, – звонким голосом заявила Ева и, резко встав, подошла к окну, чтобы посмотреть на ночной городской пейзаж, который всегда действовал на нее умиротворяюще.
– Ева, не будь такой категоричной, прощение – это не просто какое-то действие, это процесс открытия, в результате которого мы понимаем, что мало отличаемся от тех людей, кто нас обидел.
Ева несколько минут молчала, пытаясь осознать то, что сказала Натали, потом повернулась и, посмотрев на нее грустными глазами, произнесла:
– Ах, мама, мне почему-то кажется, что, если я его прощу, он, скорее всего, поступит так со мной снова.
– Ну это нам покажет только время.
2. Лана
Лана стояла у окна, было не больше восьми часов вечера, и серая пелена тумана упрямо затягивала город, небольшие огоньки фонарей на площади еще боролись, как последние лучики надежды, но один за другим таяли в густом тумане. «Да, при такой погоде рыцарь, если и захочет меня спасти, то может и затеряться в дороге», – усмехнулась она самой себе. В одной руке Лана держала кухонную лопатку, другой водила по шершавому подоконнику, отковыривая ногтем небольшие кусочки старой краски. Взрослые часто говорили ей, что школьные годы – это золотое время, так как детство и юность больше не повторятся, а это была лучшая пора в их жизни. «Интересно, что же такого приготовила мне жизнь в будущем, – думала Лана, – если то, что я переживаю сейчас, это лучшее время?»
Входная дверь хлопнула тяжело и устало, и через пару мгновений на пороге кухни появилась Вера Федоровна – мама Ланы.
– Лана, я дома, Игорь уже приехал?
– Нет, не приехал, и это прекрасно, потому что я еще жарю котлеты, сегодня задержалась в школе и не успела все приготовить.
– Я купила торт, – с нотками грусти сказала Вера Федоровна.
Она выглядела уставшей, с потухшим взглядом, небрежно одетая, с сильно заросшими седеющими корнями волос, давно требующими покраски, ее трикотажная кофточка плотно облегала полное тело, а немодные туфли казались большими на пару размеров. В руках она держала пакеты с покупками и коробку с тортом. У Ланы защемило сердце. «Как она держится, делает вид, что все в порядке, скрывает свою боль, а ведь это и моя боль тоже», – думала девушка, глядя на свою мать. Вчера вечером просто так, без всяких ссор и скандалов ее отец взял свои вещи и сказал, что больше не может жить с ними, потому что любит другую женщину, и там у него родился ребенок. Ребенок… Все доводы Ланиного разума разбивались об это слово. А кто же она, разве она не ребенок? Она что не заслуживает его любви? Вечер был мрачным, как-то давило в груди, в горле стоял ком, но она старалась не плакать, думала, если разревется, маме будет еще тяжелее. Спать они вчера не ложились, было жутко, казалось, что кто-то умер, и если выключить свет, то придет его призрак. Так и просидели за столом, бесконечно подливая себе кофе, пока не рассвело. А потом Лана начала собираться в школу, а ее мама на работу, делая все машинально, как роботы.
А сегодня должен был приехать Ланин двоюродный брат из Великого Новгорода. Он сообщил об этом дней десять назад, и уже отказать в приеме было неприлично, хотя сегодня было не до гостей.
Лана начала накрывать на стол.
– Мама, у нас есть скатерть или хотя бы салфетки? Знаешь, как накрывают стол у Евы дома: белые, накрахмаленные салфетки, фарфор, хрусталь, куча приборов. Нет, мы так все равно не сможем.
– Красота должна быть внутри, – глухо отозвалась Вера Федоровна. И поставила сковородку с котлетами прямо на стол.
Лана закончила последние приготовления и устало опустилась на стул в углу комнаты, тяжелые мысли, как вражеские солдаты, наступали на нее со всех сторон: со стола на нее смотрела папина любимая кружка, от сквозняка качалась шторка, которую он смастерил из открыток и скрепок, и даже стул, на котором она сидела, был выкрашен едко-желтой краской, которую он принес с завода. С каждой новой находкой глаза все больше наполнялись слезами, и Лана решила бросить себе самой спасательный круг и набрала номер Евы.
– Алло, Ева, привет, сегодня мой брат приезжает, поехали с нами завтра в Исаакиевский собор, потом на колоннаду поднимемся, – тараторила она, смеясь, ничем не выдавая своей печали.
– Хорошо, я завтра бабушке отправлю посылку и в три часа буду ждать вас у Исаакия, – ответила Ева своим звонким беззаботным голоском.
Как только закончился разговор, улыбка пропала с Ланиного лица, и, казалось бы, она должна была радоваться, что у нее есть Ева, которая с легкостью возьмет на себя все заботы по организации экскурсии и вообще о досуге гостя, и никто и не заметит Ланиного плохого настроения, но Лана знала, что этим не ограничится, и, скорее всего, никто не заметит ее саму в сиянии Евиного великолепия. Этот магический эффект, который Ева производила на окружающих, Лана никогда не могла понять, но надеялась, что хотя бы с ее братом этого не произойдет. Сейчас это последнее, что Лана хотела бы видеть, как еще один ее родственник предпочтет ей кого-то другого. Пребывая в своих печальных мыслях, она не успела даже сменить домашнюю одежду на джинсы, как в дверь позвонили. На ходу она кое-как пригладила волосы щеткой и побежала открывать. Массивная деревянная дверь, окрашенная в темно-бордовый цвет, скрипнула тоскливо на старых петлях, и перед Ланой предстал ее брат и незнакомец. Девушка растерялась, то ли от того, что не ожидала увидеть кого-то кроме брата, то ли от того, что глаза незнакомца казались почти черными в полумраке коридора и прожгли ее насквозь, как угольком, случайно выброшенным из костра. Она быстро отвела взгляд и нервно хихикнула.
– Привет, сестренка! – уверенно шагая вперед, сказал Игорь и уже откуда-то из комнаты добавил:
– Знакомься, это Юра.
Юра так и продолжал стоять в коридоре, пока Лана не предложила ему снять куртку. Она смотрела на него, как на чудо, только подумала, что ее рыцарь потеряется в пути, а он взял и пришел. Лана вспомнила, что ей часто снится один и тот же сон, в котором она видит парня, но только со спины, лица никогда было не разглядеть, а сейчас он стоял перед ней живой, осязаемый, она точно знала, что это он! Юра тем временем стянул с себя джинсовую куртку и остался в футболке, которая прилегала так плотно, что обрисовывала рельеф его тела и обнажала мускулистые руки. Он молча протянул Лане корзину с фруктами, и вдруг она услышала свой голос как будто издалека:
– Спасибо, не стоило, у нас все есть, – и схватившись за ручку корзины, как утопающий за соломинку, скрылась на кухне, пытаясь восстановить сбившееся, как после кросса, дыхание.
Когда они сели за маленький квадратный стол, Юра оказался сидящим напротив Ланы. Она почему-то вспомнила, как Ева показывала ей альбом о миннезингерах и трубадурах, красочные иллюстрации и рассказы произвели на Лану такое впечатление, что с тех пор ночью или в минуты печали она закрывала глаза и переносилась в мир, где представляла себя прекрасной дамой на рыцарском турнире или принцессой, заточенной в башне. Вот и сейчас ее сознание было очень далеко, Лане чудилось, что стол стал очень длинным – дубовым, как в средневековом замке, а Юра вместо цветастой кружки подносил ко рту серебряный кубок, она воображала, что на стенах вместо обшарпанных обоев висят средневековые гобелены, и даже вечный сквозняк в неуютной комнате ей представился сыростью от того, что слуги еще не разожгли камин. Тем временем гости, уставшие после дороги, ушли отдыхать в маленькую комнатку в конце коридора, оставшуюся после смерти бабушки Ланы, а сама Лана, так и не решившись вырвать себя из пьянящего мира грез в неприглядную реальность, даже не убрав со стола, плюхнулась на диван и мгновенно уснула.
На следующий день Лана обнаружила, что присутствие Юры в ее жизни существенно улучшило настроение, и даже обычную поездку в метро в час пик превратило в приятное путешествие, так как стоять им пришлось очень близко друг к другу, говорить вполголоса, а когда поезд вдруг резко тормозил, Лана, будто стараясь удержаться на ногах, хваталась за Юрину руку или куртку, и ей стало казаться, что в эти моменты он смотрел на нее как-то многозначительно. Когда они наконец вышли из метро, Игорю бросилось в глаза небо, яркое и высокое, по которому медленно плыли такие пышные облака, что неудержимо захотелось сладкой ваты, но так как ваты поблизости не нашлось, то они обошлись мороженым. В воздухе как-то особенно пахло – то ли свободой, то ли предвкушением большой любви, они шагали очень широко и вдыхали всей грудью этот Город, смотрящий на них чуть заветренными, но изысканными лицами старинных особняков, Город, шепчущий им свои тайны тихим плеском невской воды, Город великих людей и великих надежд. И тут на мосту они увидели Еву, и, хотя Лана им еще ничего не сказала, они почему-то сразу поняли, что это она.
Бывают такие моменты в жизни, которые, кажется, не предвещают ничего необычного, а, оказывается, несут за собой вечность. Так простая встреча может оказаться судьбоносной, а чье-то улыбающееся лицо, залитое светом, может стать символом женственности и красоты на всю оставшуюся жизнь.
– Знакомьтесь, это Ева, – грустно сказала Лана. – А это мой брат Игорь и его друг Юра.
Тут повисла небольшая пауза, которую прервал Игорь:
– Лана, почему ты не сказала сразу, что твоя подруга такая красавица, мы с Юрой навели бы побольше глянца, – слегка подталкивая друга в плечо, смеясь, сказал он. Юра ничего не ответил и сделал вид, как будто вообще не замечает Еву. Лане это показалось немного странным, но очень порадовало, может быть, ему понравилась она, а такие, как Ева, его вообще не привлекают.
– Вам повезло! – нежным, почти волшебным голосом начала Ева. – Сегодня отличная погода для экскурсии, смотрите, как отражает солнечные лучи купол собора, а ведь его покрытие проводилось очень опасным способом – методом огненного золочения. Погибло много людей от паров ртути.
– Ну давайте подойдем поближе, – жестом увлекая всех за собой, сказала Ева. Пока они шли через сквер, Ева рассматривала своих новых знакомых и удивлялась тому, насколько они показались ей разными: Игорь был рослым и тонким, светлыми были не только его волосы, но даже вся его одежда, и, казалось, весь он соткан изо льна, смеялся он искренне и смотрел прямо в глаза. Ева могла счесть его балагуром и даже наглецом, но она, наоборот, почувствовала в нем нежность совсем еще мальчика. Юра же, напротив, казался ей весь вылитым из стали или свинца, черные волосы и до ужаса черные глаза то ли манили ее, то ли пугали, она еще не поняла, но в те редкие секунды, когда Юра останавливал на ней свой безразличный взгляд, волнение разливалось в Евиной груди. Когда они подошли к собору вплотную, она прикоснулась рукой к одной из колонн, рука ее была такая маленькая на фоне гранитного гиганта, но голос звучал уверенно и звонко:
– Очень интересно, что стены собора начали строить только после того, как установили эти колонны, для чего использовали подъемный механизм Бетанкура. Когда начали устанавливать первую колонну, для горожан это было большим событием, собралось много людей, приехал даже сам император. И, по преданию, под ее основание была заложена платиновая медаль с изображением Александра I. Игорь попытался обхватить колонну руками:
– Ребята, присоединяйтесь, мне одному не справиться, – сказал он, беря Еву за руку и притягивая к колонне.
Когда они все вчетвером, наконец, сумели обхватить ее и замерли на секунду, обескураженные масштабом колонны, Ева, лукаво улыбаясь, прошептала Игорю:
– Это самое странное, что я когда-либо делала.
– Просто раньше ты не знала меня, – подмигивая, ответил юноша. Ева потупила глаза и подумала, удивительно, что еще 15 минут назад его не было в ее жизни, Игорь влился так естественно и легко в поток ее бытия, что, казалось, был в нем всегда. Тем временем Лана была несказанно рада идее измерять колонну, ведь ей представилась возможность взять Юру за руку, но не успела она насладиться этим прикосновением, как он удивленно спросил:
– Почему у тебя такие холодные руки?
– Не знаю, они всегда такие, – смущенно ответила Лана.
– Странно, на улице ведь так тепло, – заключил Юра, пожимая плечами.