Чертовщина…
Нервы…
Взводная рация продолжала молчать.
Сидевший под пушкой танка бородатый парень вполголоса читал молитву. "У верующих – Бог один; у неверующих – в зависимости от суммы обстоятельств – множество", – подумалось мне.
Из спального мешка высунулась голова Рана. Выражение на его лице было искажено, будто ему скрутило живот. "Просто не знаю, – озадаченно бормотал он, – лежим тут, лежим… Если домой вернусь ни с чем, что я родным скажу?" Кто-то отозвался: "Что-нибудь скажешь…Если вернёшься целым…"
Ран посмотрел на меня.
– Посоветуйся с Господом, – сказал я.
– Я Бога не трогаю, – буркнул Ран. – Рискованно…
Я подумал, что у каждого своя Судьба –
у травинки,
у пушки,
у книжки.
"А у Судьбы есть судьба?"
Я завёл рассказ об Александре Дюма. Участвуя в дуэли, он вытянул жребий, по условию которого проигравший должен был застрелиться. Дюма удалился в соседнюю комнату, и через мгновенье раздался выстрел. Все замерли. Однако Дюма вернулся и, разведя руками, проговорил: "Я стрелялся, но…промахнулся".
Ран вопросительно посмотрел на меня.
– Может, – сказал Ран, – сообщу домашним, что в меня стреляли, но промахнулись?
– Почему бы нет? – отозвался я.
Громко зевнув, рядовой Виктор посмотрел в сторону Газы и уныло проговорил: "Сержант, как думаешь, там сейчас спят?"
Я пожал плечами.
Виктор не унимался:
– Газа совсем рядом.
Я промолчал. Вспомнилось: "Ближе друзей бывают только враги".
На часах было четверть пятого.
Заметно ослабнув, луна опрокинула себя набок и поползла вниз.
Темень и свет неторопливо менялись местами.
Белесая дымка затянула небо.
Птиц не было видно. Их пения не было слышно.
Пробежался лёгкий ветерок и скрылся в траве.
Я подумал: "Возможно, в это утро наша очередь…"
Мы свернули спальные мешки.
Закончив молитву, бородатый парнишка спрыгнул с танка и ушёл за кусты помочиться. Потом он полил себе из фляги на руки и вновь взобрался на танк.
В небо впились самолёты – дело известное: сейчас посыплется, а потом, как Судьба задумает…
На память пришла любимая поговорка моего заместителя, ефрейтора Фимы: "О чём не знаешь, того и нет!"
* * *
Под Газой я составил себе программу Aktion'а – чаще пить воду из фляги, заставлять себя дышать ровно, продолжать изощрять свою память повторением латинских текстов.
"Dum spiro spero…"
"Cogito ergo sum…"
* * *
Однажды мой отец сказал:
– Пока ты юн, кажется, что твоя жизнь ещё не началась, но однажды вдруг замечаешь, что ты уже не молод, а задуманная жизнь, вроде бы, и не наступила. Остаётся у тебя два возможных выбора: или принимать то, что подносит тебе судьба, или вступать с ней в единоборство. Двух будущих не бывает…
– Ты выбрал? – спросил я.
– Ещё нет, – твёрдо ответил отец. – Я думаю…
* * *
…Кто-то из парней сказал: "Надеюсь, домой нас вернут не на носилках…"
Я вскинулся: "Не каркайте!"
Отделение отозвалось: "Так точно, сержант!"
Вокруг –
тишина,
безмолвие,
таинство.