9
Автобус остановился прямо напротив мэрии. За рулем сидела женщина-водитель. Обыкновенная женщина – не мужиковатая и даже не спортивная. Такая вполне могла бы быть медсестрой или секретаршей. Не знаю, замечали вы или нет, но я все чаще вижу женщин за рулем этих махин. Особенно в сельской местности. Раньше женщинам не доверяли водить автобусы. Наверное, это происходит потому, что сегодня в деревне общественным транспортом пользуются только старики да дети. И профессия – шофер автобуса – перестала считаться мужской.
Я не без труда вскарабкалась на подножку автобуса. Заплатила за билет – женщина-водитель уверенными движениями кассирши отсчитала мне сдачу. Я заняла переднее сиденье. Автобус был наполовину пуст, но я по опыту знаю, что на выезде из Живерни набьются туристы, которые чаще всего едут на вокзал Вернона. Перед больницей остановки нет, но обычно водители проявляют снисхождение к моим больным ногам и высаживают меня, где я прошу. Особенно женщины. Так что это хорошо, что они теперь водят автобусы.
Я подумала о Нептуне. Вчера возвращаться из Вернона мне пришлось на такси. Выложила тридцать четыре евро! Сумасшедшие деньги, вы не находите, – меньше чем за десять километров? Ночной тариф, объяснил водитель. Ясное дело, таксисты пользуются тем, что после десяти вечера на Живерни нет ни одного автобуса. Кстати, в такси шоферы в основном мужчины, женщин почти не бывает. По-моему, они специально кружат по вечерам вокруг больницы, высматривают старух, не умеющих водить. Стервятники! Знают, что никто не станет с ними торговаться. Хотя… Найду ли я такси, когда сегодня поеду обратно? Вроде бы врачи говорили, что вечером машину поймать трудно. Что, если я там полночи простою?
Мне-то что, но я не люблю оставлять на улице Нептуна.
10
Инспектор Лоренс Серенак прилагал неимоверные усилия, чтобы не пялиться на голые ноги учительницы. Он принялся рыться в карманах. Стефани Дюпен смотрела на него простодушным взглядом, как будто в ее позе – она сидела на столе нога на ногу – не было ничего особенного. «Наверное, привыкла так садиться на уроках, – твердил про себя Лоренс Серенак. – Просто привыкла».
– Так что же? Какое отношение все это имеет ко мне?
Инспектор наконец выудил из кармана фотокопию открытки с «Кувшинками».
ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
Он протянул открытку Стефани:
– Мы нашли это в кармане Жерома Морваля.
Стефани Дюпен взяла у него открытку. Читая, она немного повернулась в профиль, и падающий из окна луч света, отразившись от белого листка, озарил ее лицо. В этот миг она напоминала читающую девушку в ореоле света с картины Фрагонара. Или Дега. Или Вермеера. Серенака пронзила странная догадка. В ней ведь нет никакой непосредственности! Каждое ее движение словно отрепетировано, каждый жест строго выверен. Она не просто сидит – она позирует. Стефани Дюпен грациозно выпрямилась. С ее бледных губ сорвался чуть слышный вздох – совсем легкий, но его дуновения хватило, чтобы развеять в пыль глупые подозрения инспектора.
– У Морвалей не было детей… Поэтому вы решили зайти в школу?
– Вы правы. Так что никакой мистики. У вас в классе есть одиннадцатилетние дети?
– Конечно, даже несколько человек. Мы принимаем детей от шести лет до одиннадцати. Но, если мне не изменяет память, никто из моих учеников не отмечает день рождения в ближайшие дни и даже недели.
– Вы не могли бы составить мне список? С адресом, датой рождения… Ну вы понимаете.
– Вы полагаете, это может быть связано с убийством?
– И да и нет. Мы пока продвигаемся на ощупь. Рассматриваем несколько версий. Кстати, вам эта фраза о чем-нибудь говорит?
Серенак проследил за взглядом Стефани, которая снова уткнулась в листок. От напряжения она даже слегка наморщила лоб. Он смотрел на нее и наслаждался.
Она продолжала изучать открытку. Потом несколько раз моргнула, шевельнула губами и наклонила голову. Облик читающей женщины всегда чаровал инспектора. Неужели она над ним смеется? Но откуда она узнала?..
Преступно мечтать, ждет виновного кара.
– Так как же? Не представляете, откуда эта фраза?
Стефани Дюпен резко спрыгнула со стола. Подошла к книжному шкафу, наклонилась к нижней полке и с улыбкой повернулась к инспектору, протягивая ему книгу в белой обложке. Лоренсу почудилось, что он слышит, как под тонкой тканью сарафана колотится ее сердце – словно воробушек, что дрожит от страха, но не решается вылететь из клетки с распахнутой дверцей. Что за глупости лезут в голову, спохватился он и взял книгу.
– Луи Арагон, – своим чистым голосом сказала Стефани. – Простите, инспектор, но придется преподать вам еще один урок.
Лоренс послушно уселся за ближайшую парту.
– Я в восторге. Я вам уже говорил.
Она снова засмеялась.
– С поэзией у вас дела похуже, чем с живописью. Строчка на открытке взята из стихотворения Луи Арагона.
– Я потрясен.
– И напрасно. Моей заслуги здесь нет. Во-первых, Луи Арагон бывал частым гостем в Живерни. Он единственный из людей искусства, кто продолжал приезжать сюда и после смерти Клода Моне в 1926 году. Во-вторых, это строка из стихотворения Арагона, которое знаменито в том числе тем, что стало первой жертвой цензуры при правительстве Виши в сорок втором году. Еще раз простите за менторский тон, но когда я скажу вам, как называется стихотворение, вы сами поймете, почему у нас в деревне его учат наизусть все школьники.
– Неужели «Впечатления»?
– Мимо. Но вы почти угадали. Стихотворение называется «Кувшинки».
Лоренс Серенак пытался мысленно рассортировать полученную информацию.
– Значит, если я вас правильно понял, Жером Морваль тоже знал, откуда эта цитата. Логически рассуждая?..
Он ненадолго задумался.
– Я вам чрезвычайно благодарен. Без вашей помощи я искал бы источник несколько дней. Хотя пока не очень понятно, как это использовать…
Инспектор поднял голову. Учительница стояла прямо перед ним, лицом к лицу, сантиметрах в тридцати.
– Стефани… Вы не возражаете, если я буду называть вас Стефани? Вы знали Жерома Морваля?
Она смотрела на него своими фиалковыми глазами. Он почувствовал, что у него слабеют ноги.
– Живерни – крохотная деревушка. Всего пара сотен жителей…
Это инспектор уже слышал.
– Стефани, это не ответ.
Она молчала. Теперь их разделяло не больше двадцати сантиметров.
– Да. Да, я его знала.
В ее зрачках играли солнечные блики. Инспектору казалось, что он тонет. Но он не имеет права… Он должен выплыть… Весь его грошовый цинизм куда-то испарился.
– Понимаете, ходят всякие слухи…
– Смелее, инспектор. Разумеется, я в курсе. Слухи, слухи… Жером Морваль был бабником – кажется, это так называется? Не стану отрицать, что он ко мне подкатывал. Но…
В ее глазах мелькнула тень. Словно над поверхностью пруда повеяло ветерком.
– Инспектор Серенак, я замужем. И в этой деревне я работаю учительницей. Про Морваля вы уже знаете, он был врач. Врач и учительница – идеальное сочетание, не правда ли? Для досужих сплетников. Так вот. Между Жеромом Морвалем и мной никогда ничего не было. В таких селениях, как наше, не бывает недостатка в злых языках. А если им не за что уцепиться, они выдумывают небылицы.