Последняя Тайна Поля Гогена

– По-видимому, ей не хватало настоящего отца. Иначе, она не уехала бы искать другого, но я и вправду не знаю, где он.

– Вы думаете, её можно найти? – спросил он задетый.

– Возможно. Но если она захочет жить с ним, я умываю руки.

– Вы не сможете сделать этого.

– Смогу.

– Тогда мне конец, – сказал он, переминая ладонями, с видом мученика, брошенного в огонь Инквизиции.

– Я должен вам сказать, что половину жизни вы проводите в своём госпитале, распираемый гордостью, что вас принимают за мэтра вселенной, а при малейшей бытовой трудности вы ведёте себя как последний клошар.

Я видел в отношении к дочери своего рода безрассудное сумасшествие. Я сгорал от желания спросить, кого он действительно хочет защитить: себя или свою дочь. Он грустно молчал. По его щекам текли тихие слезы. И вот он уже не более чем бедолага, который едва держался на ногах и у которого заплетался язык.

За окном опять пошёл дождь. Капли скользили по эркерному окну. Я чувствовал себя окружённым потоком слёз, как будто вся земля зашлась слезами. Хватит! Я встряхнулся, чтобы вернуть самообладание.

– Что вы собираетесь делать? – спросил он.

– То, что только что сказал: найти её и выяснить, чего она хочет, вернуться или остаться со своим отцом. Насколько я понял, ваша дочь в отчаянии, как и вы. Вы поспособствовали этому в значительной степени.

– Вы знаете, где она находится?

Его лицо застыло на несколько мгновений в оцепенении. Вдруг его взгляд изменился, наполняясь пламенем гнева.

– Найдите её! – приказал он.

– Я найду её, но не для вашего уязвлённого самолюбия покинутого отца, а для её собственной определённости.

Я встал и повернулся к нему спиной. Мне уже поднадоел этот интеллигент, который позволял собой манипулировать. С поникшей головой, шатаясь, он поплёлся вглубь салона. Едва державшись на ногах, на ходу он схватил стакан и выпил его залпом. Улучив момент выйти, я спустился по металлической лестнице. Мои шаги гулким эхом раздавались по дому. Внизу, покидая жилище, я тихо прикрыл дверь, чтобы не разбудить его воспоминания.

* * *

На улице все ещё шёл дождь. Серый дождь, повис темной пеленой над маленькой деревушкой. Несколько домов цвета мокрого гранита, окружающих дорогу, слились с асфальтом. Деревья сгибались под ветром, обливаясь слезами. Шум ливня и прилива напоминал гул невидимого мотора, усиливающегося от накатывающих волн.

Слишком поздно было ехать домой. По правде сказать, я не хотел оставаться один в моём балагане, поэтому взял номер в отеле в Лармор-Пляж. Терраса маленького отеля была резко освещена и вся залита дождём. Опрокинутые спинкой к столам стулья оставляли за собой струйки воды, бежавшие к переполненному водосточному жёлобу. Во все ещё открытом баре я попросил бутылку виски, чтобы попытаться уснуть. Бармен осмотрел меня с усмешкой, видно, у меня был жалкий вид. Но когда я заплатил ошеломляющую сумму за ночной виски, взял деньги, не моргнув глазом.

Это была комната с обшарпанными стенами, с телевизором, зажатым в углу, и неизбежной картиной, изображающей побережье во время бури. Укутываясь в покрывало, я сделал хороший глоток виски, поставил бутылку на ночной столик и выключил свет.

Было без четверти восемь, когда звонок будильника вывел меня из оцепенения сна, наполненного мерзкими кошмарами, где я безостановочно отбился от кого-то. Я встал, принял душ и побрился, потом заказал плотный завтрак по телефону. Пятнадцать минут спустя я уже сидел внизу перед круассанами с маслом, джемом, апельсиновым соком и большой чашкой кофе. Ничего и не надо, чтобы унять яростную головную боль.

Мрачные мысли крутились в моей голове. Я понимал, что девчонка убежала из дома, чтобы избавиться от мрачной атмосферы в семье, но её бегство чревато последствиями со всеми идиотами, блуждающими повсюду. Кто угодно может напасть на неё. Она села на поезд, как сказал Гюс, до города, название которого начинается с Шато в департаменте Майен.

Я смотрю через окно с пластиковыми цветочными горшками на террасе, залитыми ночным дождём. С приходом дня стало видно, что это искусственные цветы, которыми обычно украшают могилы на кладбище. Тёмный туман окутал окрестности и дорогу непроницаемым облаком. Время от времени, какой-нибудь автомобиль рассекал лужи на дороге, подобно моторной лодке.

Я направился к администратору отеля, чтобы попросить карту Франции и попытаться найти место своего поиска.

– У нас нет карты, – ответила симпатичная девушка, с прикреплённым к её груди бейджиком: Соланж.

Её светлые волосы с медным отливом кудряшками падали на шею, а маленький носик придавал её красивому овальному лицу некое выражение шаловливой блудницы.

– Но я посмотрю на компьютере.

Она постучала по клавишам, не отрывая глаз от экрана, демонстрируя свою опытность. Через две минуты объявила:

– Все просто: только один город, соответствующий вашему поиску, Шато-Гонтье на юге департамента Майен.

– Тогда сделайте мне выписку.

– Вы уже покидаете нас? – спросила она, не скрывая сожаления.

– Увы! – я пытался завуалировать ответ улыбкой. – Но я могу вернуться.

– Если вы вернётесь, позвоните мне в отель, я чаще всего за стойкой. Номер телефона у вас на квитанции.

– Обещаю вам, но нужно, чтобы вы были свободной?

– Для вас я освобожусь, – сказала она, опустив веки. – Моя работа зимой не очень-то приятна…

Под её небрежно застёгнутой блузкой с декольте была видна нежная загорелая кожа. Она умело управляла движением моих глаз, позволяя разглядеть свою грудь, расстегнув верхнюю пуговку блузы. Её лицо – чарующая улыбка.

Ничего не сказав, я только приложил палец к губам, взял записку и вышел. Я быстро добрался до своей машины под мелко моросящим дождём и, сидя в машине, набрал телефон Шнебеля. Только после третьего звонка он ответил:

– Шнебель?

– Да.

– Франк. Мне нужны точные сведения. Родителя вашей дочери зовут Жерар Гегуан?

– Так сказала мне моя бывшая жена, – и добавил. – Вы должны презирать меня за вчерашнее, я потерял хладнокровие. Я обычно так не виду себя. – Его голос холодный и строгий. Он казался адвокатом самого себя. – Я вышел из себя из-за личных проблем. Это стало последней каплей переполнивший чашу. Извините, Франк, я распустил слюни из-за моей бывшей. Она меня полностью уничтожила.

Я почувствовал, что ему надо выговориться, получить немного сочувствия. Я решил, пусть говорит, он может выболтать нужную мне интересную информацию.

Он продолжал:

– Она всегда меня выставляла ничтожеством, озабоченным только своей работой, в то время как её любовники проходили колоннами, как на дефиле четырнадцатого июля. Тем не менее, я делал всё, чтобы защитить Гвен. Я знал их всех: Серан, интерн из их отделения, когда дочери не было и трёх лет, учитель физкультуры, шеф отделения реанимации, эндокринолог, коммивояжёры, продающие аспирин, член профсоюза.

Я жестоко прервал его, понимая, что он сотню раз повторял себе в оправдание одну и ту же молитву о собственных несчастьях:

– Скажите, а как я могу найти пресловутого Гегуана? Я ещё не просматривал ни телефонный справочник, ни Интернет, но сделаю это у себя. У вас есть какие-либо идеи?

– По номеру социального страхования, может быть! Ещё раз простите за вчерашний день. Я вынужден вас покинуть, срочная операция. Держите меня в курсе.

Он резко прервал разговор, как будто ему нужно было бежать куда-то. Думаю, он проделывал это с дочерью.

Я оставался какое-то время в машине, наблюдая за жизнью, пробегающей перед моими глазами, и размышляя о сложном типе, который только что повесил трубку. Люди пробегали мимо с опущенными головами, пытаясь защититься от мороси. Шнебель тоже с опущенной головой смотрел на реальность. Стоило его дочери сбежать, и лакировка придуманной им жизни облупилась.

Уличные фонари оставались зажжёнными в дневное время, забытые кем-то, кто должен их погасить.