Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга седьмая: ноябрь, декабрь

Если этот фирман, возвращающий болгарам самостоятельность, незаконен, то незаконным должно признать и тот берат, которым некогда султан передал эту самостоятельность Патриарху, а следовательно, незаконна была и вся власть Патриарха над болгарами, продолжающаяся уже целое столетие; незаконно и ныне усиливается Патриарх удержать ее за собою. Но прежний берат султана Патриархия признавала вполне законным. Следовательно, и ныне патриархия должна признать совершенно законным и имеющим полную силу фирман царствующего султана Абдул-Азиса, возвращающий болгарам их церковную самостоятельность, и должна безусловно покориться этому фирману».

Уже близилась к концу гнетущая пятисотлетняя эпоха, когда иноверная деспотия Османов вмешивалась в духовную жизнь порабощенных славян, следствием чего становились распри между православными народами. Пробуждаясь от оцепенения, вновь обретая национальное самосознание, болгары почувствовали необходимость свергнуть с себя жестокую, чужую и чуждую власть султаната. Болгарский народ поднялся на трагическое Апрельское восстание 1876 года.

Слабеющая тирания есть наихудшая из тираний. По изречению: «Мертвец хватает живого» —

отмирающая империя, не находя иных средств, силится устрашить непокорных подданных чудовищной свирепостью. Но даже в ряду подобных исторических примеров поздний Османский султанат стал «бесчеловечнейшим из бесчеловечных», введя в практику геноцид, когда карательные отряды истребляли все население восставшего края, не щадя ни женщин, ни старцев, ни детей, ни даже грудных младенцев. Словосочетание «турецкая резня» вселяло ужас, не вмещалось в нормальное человеческое сознание. Такую резню учиняли османские каратели в Грузии, в Бессарабии, в Армении, в Боснии; так же было утоплено в крови народа и Апрельское восстание болгар. Одно из свидетельств об этом жутком бедствии Болгарской земли было помещено в журнале «Странник»: «Болгария озарилась заревом пожаров, огласилась криками палачей и стенаниями их жертв. Турецкие башибузуки повсюду преследовали болгар и убивали, как зайцев. Поголовно избивались жители сел и городов, места человеческого жилья превращались в усеянные костями пепелища. Во время этих ужасов особенно страшны были надругательства над болгарским духовенством, стоявшим всегда во главе народных дел: священников вешали, сажали на кол, распинали на крестах».

Поднимаясь на борьбу с османским игом, болгарские патриоты понимали, что сами они не в силах одержать победу над армией султаната. Их выступление было воплем-мольбой об освобождении многострадальной Болгарии, обращенным к могучему российскому «Дядо Ивану», к доблестным русским «витязям Севера». Во времена разгрома Апрельского восстания один из его вождей – Георгий Бенковский восклицал: «Я уже достиг своей цели! Сердцу деспота нанесена такая рана, что не зажить ей во веки веков! Теперь дело за Россией!»

Православная Русь слышала стоны братьев-болгар. В российской прессе публиковались воззвания болгарских патриотов:

«Братья! Мучения, претерпеваемые болгарами на Балканском полуострове так велики, что нет возможности их описать. Нашу страну опустошают турки и башибузуки…

Братья наши! Вы никогда не оставляли бедствующих и угнетенных южных славян и всегда спешили подать им руку помощи, руку спасения. Теперь настало время, быть может, в последний раз помочь младшим братьям вашим – болгарам, изнемогшим до крайности от турецких насилий.

Болгарский народ восстал и борется отчаянно, но в то же время, когда бойцы дерутся, раненые остаются без помощи, и бедные семейства умирают с голоду и балканского холода.

Услышьте, братья, голос беззащитного, забытого народа и помогите ему воскреснуть и обмыть воспаленные раны в его душе и теле. Помогите нам – кто как может и чем может.

Если когда нужна была помощь России для несчастных болгар, то теперь она крайне необходима. Человеколюбие, честь Покровительницы и Матери православных славян, интересы славянства – все взывает о немедленной и энергичной помощи.

Несчастное болгарское население взывает к своим русским единоверцам и единоплеменникам о возможно скором приостановлении окончательного избиения, в чем сомневаться невозможно. Сделайте, что можете, в пользу погибающей Болгарии, только возможно скорее…

Во имя Бога, во имя Спасителя и Честного Креста, мы, угнетенные, умоляем вас, единоплеменные братья, протянуть нам руку помощи. Никто из других христиан не поймет наших страданий, не разделит нашего горя, как вы, единоплеменные и православные! На вас наша надежда!»

Россия приняла болгарскую боль в свое сердце как боль собственную. Такого единодушного всенародного порыва сострадания чужой беде дотоле не бывало в российской истории. Стремление помочь страждущей Болгарии охватило все слои общества: духовенство и купечество, дворяне и крестьяне, писатели и фабричные рабочие – все несли свои лепты, «реки пожертвований» стекались в спешно образованные Славянские комитеты, а затем направлялись братьям-болгарам. Корреспондент «Церковного Вестника» описывал настроения российской глубинки: «Проехав недавно несколько тысяч верст с юга на север и обратно, я воочию убедился во всеобщем сочувствии народа к славянскому делу. Везде только и слышно о сборах в пользу славян, о волонтерах, едущих на Балканы. Что городские, более интеллигентные жители сочувствуют этому делу и воодушевляются – это неудивительно, но невольно изумляешься, когда и в глухих степных селах, без всякой интеллигенции, без газет, почт и правильных сообщений, куда заносятся сведения только проходящими, где все погружены в собственные заботы о насущном хлебе, когда и в такой глуши проявляется сочувствие славянскому делу, и каждый несет, что может: копейкой и материалом на помощь единоверцам в борьбе их с турками». Но одних материальных деяний было мало: русский народ готовился своей кровью оплатить свободу Православной Болгарии.

Османские палачи силились замести следы своих преступлений. Султанат, уже не раз испытавший на себе силу русского оружия, страшился новой войны с Российской державой. Турецкие чиновники понимали, как веско может прозвучать для русского слуха слово главы Болгарской Церкви, и всячески понуждали Ее Предстоятеля Экзарха Анфима подписать подготовленный болгарскими ренегатами льстивый и лживый адрес, восхваляющий султана за якобы оказанные им «благодеяния» болгарскому народу, якобы «благоденствующему» под зверским османским игом. Армянский католикос Хассун тоже уговаривал Экзарха подписаться под этой фальшивкой, напоминая об участи борца за свободу Греции, Константинопольского Патриарха Григория V, казненного турками. Но на это доблестный болгарский Первосвятитель ответил: «Дай Бог, чтобы слова ваши были истиной, потому что, когда повесили Патриарха Григория, создалось свободное Греческое королевство, и, если бы меня повесили, могло бы создаться свободное болгарское царство». И вместо лживой лести в адрес тирана Экзарх Анфим направил в Россию послание, в котором значилось: «Если Его Величество Император Всероссийский не обратит внимание на положение болгар, не защитит их теперь, то лучше пусть вычеркнет их из списка славян и православных, потому что отчаянье овладело всеми».

Мощное общественное мнение, точнее – воля народа толкнула Россию на войну с султанатом (хотя в российском генералитете многие предупреждали: армия к такому испытанию еще не готова). Император Александр II (1818–1881), Освободитель русского крестьянства, стал Освободителем и для болгарского народа. Но страшны оказались потери Православной Руси в битве с поработителями «братушек» – болгар. Османские войска были не только многочисленны и фанатичны: могучая Великобритания снабжала их оружием, провиантом, деньгами, боевыми действиями турок руководили английские офицеры-инструкторы. Стоянием под Плевной, ужасами Шипкинского перевала унесены многие тысячи жизней русских «витязей Севера», легших костьми за свободу Болгарской земли.

После победы царь Александр II засвидетельствовал: «На алтарь славянского дела Российская держава принесла неимоверные жертвы; но все эти жертвы русский народ принял с готовностью, считая освобождение единоверных и единоплеменных славян делом богоугодным». Но тогда же прозвучало и предостережение Ивана Аксакова: «Болгарское государство порождено и крещено русской кровью, а потому не должно, да и не может никогда, стать русскому сердцу чуждым… Несбыточное сбылось. Но какой ценой? Вот этого и не следует забывать ни нам, ни болгарам».

Увы! Вскоре же появились силы, стремящиеся украсть плоды русской победы и уничтожить самую память о подвиге России-Освободительницы. По русско-турецкому мирному договору в Сан-Стефано, свободу должна была обрести вся Болгария; однако затем на Берлинском конгрессе дипломаты западноевропейских держав, прежде равнодушных к страданиям болгар или даже поддерживавших деспотию Османов, добились того, что Болгарская земля была разорвана надвое: часть ее стала независимым болгарским княжеством, а другая ее часть – так называемая Восточная Румелия – осталась под турецким «протекторатом» и продолжала выплачивать дань Турции. Османский султанат, руководствовавшийся подлым принципом древних тираний: «разделяй и властвуй», оставил Балканам тяжелое наследство в виде межнациональной розни и взаимных территориальных претензий. (Македония, в наши дни сделавшаяся самостоятельным государством, долго была предметом спора сразу четырех народов – сербского, болгарского, греческого, а вдобавок еще и итальянского.) Когда турки были изгнаны с Балканского полуострова, на этих противоречиях начала спекулировать коварная западная дипломатия. Воссоединение Болгарии произошло лишь в 1885 году после братоубийственной болгаро-сербской войны. Вследствие западных интриг власть над Болгарией захватила жестокая клика Стамбулова, которую в народе прозвали «палочниками». Затем православным болгарам был навязан римо-католический монарх, князь Фердинанд Кобургский, а диктатор Стамбулов сделался его фаворитом. В православной стране, освобожденной кровью Православной Руси, начали задавать тон политиканы-западники антироссийского и, хуже того, антиправославного толка. Эта неблагодарная клика добилась полного разрыва отношений с Россией. (А впоследствии, во время Первой мировой войны, Болгария и Россия оказались по разные стороны фронта: западники вовлекли болгар в чудовищное по извращенности братоубийство. Позднее та же «западная ориентация» довела правительство Болгарии до сотрудничества с гитлеризмом.)

Святое Православие позволило болгарскому народу сохранить себя в течение полутысячелетнего османского господства и явилось знамением его освобождения, – но вот: отступническая «либеральная» диктатура начала теснить Болгарскую Церковь, доходя до открытых на нее гонений: закрывались храмы, преследовали православное духовенство, не допускались заседания Священного Синода, а все входившие в него архипастыри были под жандармским конвоем изгнаны из Софии. Митрополит Тырновский Кирилл, который открыто призывал народ отстаивать православные святыни и говорил о неблагодарности правительства по отношению к России, претерпел от «либералов» страдания не менее лютые, чем те, что прежде терпело болгарское духовенство от османских палачей. Архипастырь-исповедник сначала был брошен в темницу Петропавловского монастыря и подвергнут изощренным издевательствам: во время летней жары его камеру протапливали так, что он задыхался, а затем перевели в Гложенское подземелье, о котором говорили, что «чрезмерная влага убивает все живые существа, которые там поселяются». От мученической кончины митрополита Кирилла избавило только падение диктатуры Стамбулова. На борьбу с гонителями Церкви поднялись православные братства, первое из которых присвоило себе имя «Святой Иоанн Рыльский». В болгарском народе росло возмущение притеснениями Святой Церкви и ее архипастырей, и князь Фердинанд почел за благо прислушаться к голосу своих подданных – отправил злобного фаворита в отставку; вскоре монарх решил присоединить своего наследника к Православной Церкви (впоследствии династия утвердилась в Православии). После этого болгарское духовенство получило, наконец, выстраданное право на свободное окормление и просвещение народа Божия. В 1913 году «либеральное» правительство вновь попыталось изнасиловать душу Болгарии, в приказном порядке вовлечь Болгарскую Церковь в «унию» с отступническим Римом. Но и это покушение на чистоту святой веры было отринуто народом; и тогда же Блаженнейший Экзарх Болгарский Иосиф, призывая паству отстаивать святое Православие, вновь напомнил о духовном единстве болгарского и русского народов, об освободительном подвиге России.

Приобретшая политическое влияние отступническая болгарская «образованщина», стремясь все рабски копировать со своих западных учителей, начала насаждать не только иноверные конфессии, но и прямое безбожие. Атеистической пропагандой было заражено большинство светских учебных заведений Болгарии. О горьких плодах, которые сулило народу это беснование, писала в 1899 году болгарская газета «Советник»:

«Во времена рабства, хотя мы и находились под владычеством султанов, хотя они и были заклятыми врагами нашей веры и народности, наш народ был строгим исповедником веры и защитником своей национальности. Храмы были полны богомольцами, строго соблюдались посты и все другие установления Православной Церкви.

После освобождения Болгарии тот благоуханный ветерок, который принес нам церковную и политическую свободу, по несчастным обстоятельствам, изменил свое направление и перешел в резкий западный ветер… Вместо того чтобы заботиться о своей вере и народности; вместо того чтобы упражняться в делах, укрепляющих нравственные идеи народа; вместо того чтобы поучать простодушный народ в добре; вместо того чтобы проповедовать ему Божественное Учение, которое есть столп и утверждение истины, правды и честности, – начали преподавать ему такие учения, которые не только не укрепляют нравственности народа, напротив, служат к развращению тех добрых начал, которые еще находятся у нас.

Откуда же все это зло? Освободившийся болгарский народ вдруг оказался в руках людей, которые были совсем равнодушны к Церкви или же враждебны ей, – людей, проникнутых идеями, возникшими в западных странах и противными нашему народному духу. Эти идеи насаждались через печать и оказались особенно опасными и разрушительными для вековых народных святынь, когда, под официальным нередко покровительством, через школы стали овладевать молодым поколением.

Даже в начальных училищах иные учителя после изложения преданий Священной Истории не стеснялись говорить детям: «Эти вещи изучаются, потому что в программе есть; но все это бабьи сказки: не верьте им». В гимназиях эти разрушительные семена вкоренялись еще больше. Отсюда выносилось сомнение в самых основных христианских истинах, неуважение к церковным уставам и благочестивым старым обычаям. Из гимназий, по народному суду, выходили настоящие безбожники. Наше учебное дело в таком состоянии, что мы сами отворачиваемся от него и не шлем своих детей в училища, лишь бы только их предохранить от развращения, о каковом развращении само министерство просвещения вынуждено говорить в своих циркулярах…

Благочестие, религиозность оставляются лишь в удел простому народу. Нет уже той приязни между народом и духовенством, которою отличались первые годы по освобождении. Среди обитателей городов религиозно-нравственный упадок встречается чаще и проявляется сильнее. Храмы уже не находят щедрых жертвователей, не блистают благолепием и даже по большим праздникам не переполняются богомольцами. Большая редкость встретить в храмах докторов, офицеров, чиновников.

Ослабевая в вере, народ падает и нравственно. Куда ни посмотрит человек, и в общественной, и в частной жизни – всюду увидит ужасные вещи, всюду увидит безумную деморализацию. Народ утрачивает свои христианские добродетели и свои добродетельные национальные качества. Даже строгие когда-то семейные нравы начинают колебаться: статистика разводов – неопровержимое тому доказательство. Народ разделен на партии. Брат восстает на брата, сын – против отца. Злобная вражда, насилия, убийства – обычное проявление партизанства. В партийной печати поражает ее непристойный язык и полная беспринципность. Совесть, убеждения продаются за власть, за чины, за деньги».

Православная Россия, которую подкашивал тот же «резкий западный ветер», со скорбью видела приметы растления и в братской Болгарии. Но прошлое болгарского народа, его многовековая стойкость в святыне веры вселяли надежду на то, что он сможет превозмочь и новые тлетворные поветрия. В то время русский церковный журнал «Странник» писал: «Как ни широко разливается зло деморализации и безрелигиозности в современном болгарском обществе, однако уже ясное осознание этого зла многими, искание выхода из современного печального состояния – все это – при известном здоровом смысле целого болгарского народа и его упорной преданности вековым преданиям в массе – дает возможность надеяться, что этот народ, после некоторого блуждания, сумеет выбраться на более здоровый жизненный путь, если опять всецело отдаст себя в руководство своих веками испытанных путеводителей – Православной веры и Церкви с ее преданным народным интересам духовенством».

Будущее оправдало эти благие надежды. Подлость, грязь, преступления «лежащего во зле мира», политические интриги и потрясения остались для Болгарии лишь «пеной на волне» – в глубинах сердца болгарский народ Божий сохранил верность спасительному Христову Православию. После Второй мировой войны Болгария оказалась в «сфере влияния» СССР, навязавшего ей коммунистический режим. Но даже тогда Болгарской Церкви-Матери народа не пришлось испытать ничего подобного тем ужасным гонениям, которые большевики в свое время обрушили на Русскую Церковь. Более того, неразделимость болгарского народа и его Церкви была настолько очевидна, что даже марксистские власти засвидетельствовали в своем законодательстве: «Православная Болгарская Церковь есть религия, унаследованная болгарским народом, и поэтому она связана с его историей. Этой Церкви, как таковой, дается право, в соответствии с ее сущностью и духом, быть Церковью Народной Республики Болгарии». Лидер болгарских коммунистов Георгий Димитров заявлял: «Поскольку я болгарин – я горжусь Болгарской Церковью, хранительницей и покровительницей болгарского национального духа в годину испытаний… Она неразлучна с народом и Родиной. Можно смело сказать, что не было бы Болгарии, если бы во времена темного, черного, рабского прошлого не было наших монастырей, подобных Рыльской обители, сохранивших национальные надежды, национальную гордость болгар и помогавших им сохранить себя как нацию». В наши же дни, когда безбожная доктрина марксизма повсюду потерпела крах и уже не довлеют над народами тоталитарные режимы, мы можем уповать на возрождение священного и древнего русско-болгарского православного братства, братства по святой вере и славянской крови.

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими, и тогда воздаст каждому по делам его (Мф. 16, 26–27), – говорит Христос Искупитель.

Так и для каждого человека, и для целых народов на смертной земле не просто главное, а единственно необходимое – это сохранить свою бессмертную душу. Земные богатство и честь станут прахом, и развеется как дым могущество гигантских империй, – лишь красота душевная пребывает вовек в Царствии Небесном.

Мрачны и унылы кажутся убежища отшельников, где они укрываются от грехов падшего мира: но это лишь кажущаяся темнота. Пещеры подвижников подобны Гробу Господню, за которым – лучезарное сияние Воскресения Христова. Так преподобный Иоанн Рыльский еще на земле, стряхнув с себя прах мирской нечистоты, воскресал для вечности, и образ его сквозь темные века сиял всему болгарскому народу, даруя ему надежду на воскресение. Как земным глазам нужен солнечный свет, так – и неизмеримо более – необходим духовному взору Свет Божественный.

На самом деле мрачно и страшно существование тех, кто смыслом своей жизни сделал ублажение греховных похотей; и их роскошные хоромы – гробы без выхода, в которых они разлагаются заживо. Мир, искореженный грехопадением, мир перевернутых и извращенных понятий считает их «удачниками», «везунчиками», «счастливчиками». А в действительности нечестивцы – это несчастные слепые кроты, не видящие Света Небес Божиих. Они роют в земной грязи норы, которые кажутся им теплыми и уютными, но конец их работы – в адской бездне. Оставляя на земле хлам неправедно скопленных денежных бумажек, автомобилей, особняков, все таковые сходят в сырые могилы, а души их за гробом встречает садист диавол, которому они рабствовали в смертном мире. Безумен тот, кто считает счастьем лишь так называемые житейские блага. Истинное счастье может быть только вечным, оно – в бессмертной любви, даруемой Вселюбящим Богом.

Человека на земле можно сравнить еще с птенцом орла, заключенным в яичную скорлупу, – чье призвание – полет в высоте небес и созерцание безбрежной красоты мироздания. Но разница в том, что птенец в яйце безвольно впитывает материнское тепло, благодаря которому в урочный час разобьет скорлупу и выйдет в широкий мир, – а человек наделен свободой воли: он должен сам возгревать в себе предчувствие Божественного Света, сам бороться со сковывающей его скорлупой греха, сам стремиться к небесам. Если же человек не трудится над своей душой, он остается глухим, немым, слепым: не слышит голоса совести – дарованного каждой душе гласа Божия, призывающего к чистоте, правде и любви, не славит Всевышнего Творца своего молитвами благодарения, не видит дороги в Царство Небесное. Если орлиное яйцо не получает тепла, оно не рождает жизни, а превращается в «болтун» – ни на что не годный зловонный мусор. Так же и человек, не согревший свою душу животворящим теплом праведности, умирает для счастливой вечности Божией, и место погибшему грешнику – на помойке вселенной, в жутких пропастях преисподней. Страшен Суд Господень для нечестивых, но справедлив – ибо каждому человеку, каждому из нас даровал Вселюбящий Создатель благодатные силы для вечного спасения; и предать себя диавольской ненависти или Божественной любви, низвергнуться в бездну или достичь Небес – это собственный выбор каждого живущего на земле. Перед нашими глазами – образы святых, еще в смертном мире уподоблявшихся Ангелам; да вдохновят они нас, по мере сил каждого, на жизнь в чистоте, правде, взаимной любви и боголюбии – так да спасемся все.

Явление таких людей, как преподобный Иоанн Рыльский, есть явление вечной славы в падшем и обреченном тлению мире. Редко человек достигает такого духовного богатырства, что способен восторжествовать не только над греховными соблазнами, похотями и страстями, но даже над потребностями смертного тела в пище, питье и защите от непогоды. Если кто-то, не наделенный столь мощным духом, вздумает подражать их неотмирному житию, такой «ревнитель не по разуму» надорвется и погибнет. И преподобные отцы-отшельники не зовут нас следовать за ними в пещеры и пустыни, но каждого из нас они призывают к легкому и спасительному подвигу – беречь свою душу от греха, исполнять святые заповеди Христовы, питаться благодатными Таинствами Матери-Церкви, возгревать в себе любовь к Богу и ближним. Этим простым христианским деланием, которое доступно каждому – в любом краю, на любом месте, в любых условиях, мы сможем угодить Вселюбящему Господу Спасителю. Этим мы освятим и земное наше поприще: ибо истинное служение и дорогим нам людям, и всему нашему Отечеству и народу возможно лишь в чистоте, любви и правде Божией.

Образцы великих святых, ставших друзьями Всемогущего Господа, дивные их чудеса и могущественные молитвы для рода христианского являются ярко горящими маяками спасения, опорой упования в этом многомятежном мире. Земные Ангелы и Небесные люди, ступавшие по этой грешной земле, – это богатыри духа, на плечах которых держится мироздание, – ибо предстательство их за всех нас угодно Отцу Небесному, и ради них Божественное Правосудие еще терпит злобу падшего человечества. Таковым духоносным нашим заступником является преподобный Иоанн Рыльский, Ангел Болгарской Церкви и один из оплотов Церкви Вселенской. Прибегнем же к благодатной его помощи, чествуя его память песнопением: «Ангельскому житию поревновав преподобие, вся земная оставив, ко Христу притекл еси: и Того заповедями ограждаяся, явился еси столп непоколебим от вражиих нападений, тем зовем ти: радуйся отче Иоанне, светило пресветлое».

Богу же нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Слово в день памяти святого апостола Иакова, брата Господня по плоти

(23 октября / 5 ноября)

Яко Господень ученик восприял еси, праведне, Евангелие, яко мученик имаши еже неописанное, дерзновение яко брат Божий, ежемолитися яко иерарх…

    Тропарь святому апостолу Иакову, брату Господню

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Православная Церковь празднует память святого апостола Иакова, одного из семидесяти апостолов Христовых, среди которых он занимает особое место: Святая Церковь называет его братом Господним по плоти. Свидетельства родства Иакова со Христом Спасителем имеются в Евангелии: Не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? (Мф. 13, 55) – и у апостола Павла: Другого же из апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня (Гал. 1, 19). Что означает это именование?

Некоторые протестанты, пытающиеся оспаривать приснодевство Богоматери, утверждают, что Иаков якобы был младшим братом Иисуса Христа, сыном Марии. Однако ни в Священном Писании, ни в Предании Церкви мы не находим никаких свидетельств в пользу такого утверждения. Напротив, мы видим, что братья Господа Иисуса, не сразу поверившие в Его Божественное происхождение и спасительное пришествие, пытались поучать Его: Тогда братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтобы и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь. Ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным. Если Ты творишь такие дела, то яви Себя миру (Ин. 7, 3–4). В строго патриархальном иудейском обществе подобное, конечно, было бы невозможно, если бы Иаков и другие братья Господа, упомянутые в Евангелиях, были младше Его по возрасту. Еще одно косвенное свидетельство того, что у Богородицы не было других детей, кроме Иисуса, мы находим в Евангельском повествовании о Его распятии, когда Спаситель поручает Свою Пречистую Матерь заботам Своего любимого ученика – апостола Иоанна Богослова. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе (Ин. 19, 26–27). Конечно, если бы у Марии были и другие, младшие сыновья, не было бы нужды поручать Ее заботам неродного ей по плоти Иоанна. В Священном же Предании мы находим свидетельство о том, что Иаков сопровождал праведного Иосифа Обручника и Пресвятую Деву Марию во время их бегства в Египет, происшедшего вскоре после Рождения Иисуса. Это также показывает, что Иаков был на несколько лет старше Спасителя и, значит, никак не мог быть сыном Девы Марии. Православная Церковь считает Иакова и других братьев Господних сыновьями Иосифа Обручника от первого брака, то есть к моменту его обручения с Девой Марией Иосиф был вдовцом. Судя по тому, что Святое семейство сопровождал в Египет один лишь Иаков, можно предположить, что он был самым младшим из сыновей Иосифа и ко времени Рождения Христа был еще несовершеннолетним, а потому и не мог оставаться в Иудее один, без отца. Поэтому в церковной традиции апостол Иаков именуется также Малым или Меньшим.

Римо-католики пытаются утверждать, что Иосиф Обручник никогда и не был женат и оставался девственником, а «братья и сестры Господни», упомянутые в Евангелиях, – это дети его собственных братьев или сестер, то есть не родные, а двоюродные братья Иисуса. Однако это несообразное утверждение опровергается самой историей. Известно, что у иудеев безбрачное состояние считалось неприемлемым, так как человек, не имевший детей, мог этим отдалить пришествие Мессии – ведь, кто знает, может быть, именно среди его потомков должен был родиться Помазанник Божий? Исключение составляли люди, принесшие Богу особые обеты, – например, ессеи. Но ни в Евангелиях, ни в Предании мы не находим указания на то, что Иосиф был ессеем, – он назван лишь праведным (Мф. 1, 19). В отличие от ессеев, живших обособленно от остальных иудеев, вне городов, Иосиф вел обычную жизнь горожанина, был плотником или строительных дел мастером, участвовал в государственной переписи. Для принесшего обет безбрачия даже формальный брак был бы нарушением обета, а так как Иосиф нашел для себя возможным обручиться с Марией, значит, он не принадлежал ни к одной из безбрачных религиозных групп, но был обычным благочестивым иудеем. Кроме того, он не мог достигнуть того солидного возраста, в каком сочетался браком с Марией, пребывая в холостом состоянии, потому что иудеи женились и вступали в брак весьма рано, детей имели много (многочадие считалось Божиим благословением). Логично предположить, что у Иосифа уже была жена до Марии, а от первой жены были и дети.

Иногда апостола Иакова, брата Господня, путают с Иаковом Зеведеевым и Иаковом Алфеевым, апостолами от двенадцати. Однако Евангельские свидетельства четко указывают на то, что братья Иисуса по плоти изначально не входили в число Его учеников. После сего пришел Он в Капернаум, Сам и Матерь Его, и братья его, и ученики Его (Ин. 2, 12). Ибо и братья Его не веровали в Него (Ин. 7, 5). Значит, Иаков никак не мог быть апостолом от двенадцати. Поэтому Православная Церковь и в богослужебных песнопениях, и в житиях, и в творениях святых отцов (например, в сочинениях святителя Епифания Кипрского) традиционно отделяет апостола Иакова, брата Господня, от других двух Иаковов.

Будучи сыном такого праведника, как святой Иосиф Обручник, Иаков с самого раннего детства горячо возлюбил Бога и имел в сердце лишь одно желание: всей жизнью своей служить Ему. Поэтому, едва достигнув духовного совершеннолетия (тринадцати лет согласно иудейской традиции), Иаков посвятил себя Богу, принеся пожизненные назорейские обеты согласно указаниям Самого Господа в Священном Писании: И сказал Господь Моисею, говоря: объяви сынам Израилевым и скажи им: если мужчина или женщина решится дать обет назорейства, чтобы посвятить себя в назореи Господу, то он должен воздержаться от вина и [крепкого] напитка, и не должен употреблять ни уксусу из вина, ни уксусу из напитка, и ничего приготовленного из винограда не должен пить, и не должен есть ни сырых, ни сушеных виноградных ягод; во все дни назорейства своего не должен он есть ничего, что делается из винограда, от зерен до кожи. Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он: должен растить волосы на голове своей. Во все дни, на которые он посвятил себя в назореи Господу, не должен он подходить к мертвому телу: [прикосновением] к отцу своему, и матери своей, и брату своему, и сестре своей, не должен он оскверняться, когда они умрут, потому что посвящение Богу его на главе его; во все дни назорейства своего свят он Господу