Тринадцать способов убить Лалабелль Рок

Прежде чем я успеваю ответить или кивнуть, Викинг берет меня за локоть и уводит в дом.

В этот момент Лалабелль теряется для меня навеки.

Глава 1. Маг

Одна рука Мага поднята к небесам, другая указывает вниз, на землю. Он – мощный проводник между мирами, и все, в чем он нуждается для своей работы, разложено перед ним. Вот-вот начнется нечто очень важное. Вокруг него пробуждаются к жизни странные цветы.

Меня приводят в маленькую гардеробную, отделанную в бежевых тонах, и я снова вижу ее, на этот раз в зеркале.

Ростом она примерно шесть футов. Когда я развязываю шелковый шарф, по моим плечам упругим платиновым водопадом рассыпаются ее волосы. Идеальные локоны хрупки на ощупь. Я распахиваю халат. Под ним тело Лалабелль обнажено и идеально чисто. Я поворачиваюсь и изучаю ее под разными углами. Изгиб ее колен, тонкость кости, изящество щиколоток и запястий – все это в полной мере соответствует требованиям. Выглядит она так, будто ее сконструировали опытные и внимательные к деталям специалисты. Я подношу ее руку к носу и нюхаю. Кожа слегка влажная и абсолютно без запаха.

Это не совсем ее тело. Кое-чего не хватает.

Ладони у меня гладкие, как у младенца. Даже еще глаже. Кто-то когда-то сказал мне – нет, кто-то однажды сказал Лалабелль, – что важно помнить о том, что Портреты не люди. Поэтому у них нет линий на руках. Для всеобщего душевного спокойствия.

Вспомнив об этом, я наклоняюсь поближе к зеркалу и сильно щиплю себя за щеку. Больно, но отметины не остается.

Я просто фотокопия оригинала. Хотя издали может показаться, что текст написан собственноручно, при ближайшем рассмотрении разницу разглядеть несложно.

Викинг терпеливо ждет в углу, когда я закончу осмотр. Он смотрит в сторону, на маленькую картину на стене. Я наблюдаю за ним в зеркало и гадаю, то ли он не хочет смущать меня, то ли ему просто скучно. А может, это преданность Лалабелль. Ведь нескромно видеть своего босса голым. А может, он слишком часто видел ее такой. Если точнее, двенадцать раз. Разглядеть картину мне мешает его черный силуэт. Я представляю, что это открытое всем ветрам побережье.

– Что дальше? – спрашиваю наконец, и он молча указывает на стопку одежды на кресле.

– Майка поло? – критически замечаю я, перебирая предметы в стопке. – Брюки цвета хаки? Почему я должна надевать спортивные штаны?

– Они защитят твои ноги, – бесстрастно отвечает он. – Тебе придется бегать.

Я хмурюсь и надеваю брюки. Когда снова смотрю в зеркало, Лалабелль больше не похожа на соблазнительную кинозвезду. Она похожа на человека, который носит практичную обувь.

– Вот, – говорит Викинг, протягивая шляпу и облегающие солнцезащитные очки. – Надень. Собери волосы.

– Это маскировка? – спрашиваю я. Мне хочется произнести слово «костюм», и я вынуждена напомнить себе, что я больше не актриса.

– Твоим глазам нужно время, чтобы привыкнуть.

Разумно. В чане наверняка было темно.

Когда смотрю в зеркало в третий раз, я вижу, что на меня пустыми глазами смотрит стройная женщина среднего роста. Единственное, что намекает на Лалабелль, это рот. Меня вдруг охватывает страх, что от сигареты уже начали желтеть отбеленные за бешеные деньги зубы. А надо ли мне переживать из-за этого? Я делаю шаг вперед и, гримасничая, принимаюсь вглядываться в зубы. И тут рядом со мной возникает Викинг.

– Хватит, – строго говорит он. – Пора идти.

Когда мы уходим, я вижу, что на картине изображен большой и довольно уродливый голубой глаз.

Крепкой рукой обхватив мое плечо, Викинг ведет меня по комнатам и коридорам, вверх по лестницам и через арки, уверенно пересекая открытые переходы между зданиями. Даже в солнцезащитных очках мне приходится щуриться от света. Я мельком успеваю увидеть со вкусом оформленные лиловые комнаты, стальные кухонные прилавки, стеклянные стены, за которыми простираются акры кислотно-зеленой травы. Везде царит безжалостная чистота и полностью отсутствуют признаки жизни. Здесь стерильно, как в воздушном шлюзе.

Викинг не разговаривает. Мне становится интересно, привык ли он проводить такие скоростные экскурсии. Я хочу спросить у него, что думали другие. Если они тоже хотели остаться тут.

В общем, я тоже молчу. У меня на подкорке записано не общаться с прислугой. Не потому, что я хочу быть грубой, а просто потому, что это утомительно – постоянно вести светские беседы в своем же доме, куда ты приезжаешь, чтобы оказаться подальше от людей.

Я понимаю, что получила эту мысль в наследство, но, как и куртка с чужого плеча, она не становится менее уютной.

В освещенном до боли ярким светом лифте мы стоим вплотную друг к другу и спускаемся вниз.

– Вот, – говорит Викинг. Я поворачиваю голову и вижу, что он протягивает маленький пластмассовый контейнер.

Я беру его и едва не роняю – контейнер оказывается неожиданно тяжелым. Откидываю две защелки. Внутри пистолет, лежащий в гнезде из черной пены.

Я продолжаю смотреть на пистолет, и тут рядом раздается мелодичный звон – двери лифта открываются. Перед нами подземная парковка, которая тоже слишком ярко освещена. Я понимаю, что это наш конечный пункт назначения, однако ни один из нас не двигается вперед.

– Там есть глушитель, – тихо говорит мне Викинг. – И патроны. Ты умеешь стрелять из него.

– Да, – слышу я свой голос. Думаю, умею. А она злая, эта штука. И так красиво сработана… Изящество линий наводит меня на мысли о теле Лалабелль.

Викинг смотрит на меня, но мой взгляд устремлен вперед.

– Портреты принадлежат своему создателю, оригиналу. Воспринимай это как авторское право. Лалабелль уполномочила тебя избавиться от других Портретов. Это разрешено. Если ты выведешь из эксплуатации Портрет кого-то другого, это будет незаконным уничтожением имущества. Если ты убьешь человека, это будет убийство. Даже не помышляй о том, чтобы сделать что-то такое. – Его голос убаюкивает, почти как колыбельная. Слова звучат ритмично. Знакомо. Наверное, он давно отрепетировал эту речь, думаю я.

– Не буду, – говорю я.

– Ты не сможешь, – поправляет Викинг и передает мне маленький серебряный кругляшок на короткой цепочке.

– Что это?

– Твой ключ, – говорит он. – Твоя машина в третьем отсеке.

Я влюбляюсь в нее, как только вижу. Она до ужаса уродлива. Бездушное белое чудовище, а не машина.

В ней нет ничего примечательного или человеческого. Она выглядит опасной, как работающий на полную мощность завод или как акула в открытом море. И быстрой. Я подхожу поближе, я настороже, но стараюсь не показывать этого. Как любое животное, думаю я, она почувствует мою панику и набросится. Кладу руку на ее крыло и представляю, как буду давить на педаль газа. Представляю, как подо мной будут шуршать покрышки. Представляю, как буду пролетать на красный свет и гудеть всем. И вдруг я понимаю, что все эти мысли доставляют мне удовольствие. Не помню, чтобы Лалабелль любила быструю езду. Я вообще не помню, чтобы она часто водила машину.

– Это полный автомат, – говорит Викинг и открывает дверцу.

Я сажусь на водительское место, бросаю очки и пистолет на пассажирское сиденье и оглядываю кожаный салон. Пахнет так, будто машина только что сошла с конвейера, и я чувствую к ней прилив нежности, как к родному существу.

– Как она работает? – спрашиваю я. Никаких кнопок нет, и отделанная орехом приборная панель абсолютно плоская.

Викинг наклоняется мимо меня и прикасается к панели. Потайной шов расходится и обнажает стеклянный экран. Из темноты выплывают зеленые слова.

«Добро пожаловать, – написано на экране. – Куда едем сегодня?»

– У нее есть ручное управление? – с надеждой спрашиваю я.

– Только на экстренный случай, – говорит Викинг и нажимает на маленькую скрытую кнопку под приборной панелью.

Наружу выезжает еще одна панель, и со щелчком раскладывается рулевое колесо. Я опускаю голову и смотрю вниз, где из ниши уже вылезли две педали.

– Водить-то я буду сама, – говорю я и улыбаюсь ему, как я надеюсь, снисходительной улыбкой.

– Попробуй, – говорит он. – Но машина вряд ли тебе позволит. Ручное управление существует только для душевного спокойствия пассажиров.