Тринадцать способов убить Лалабелль Рок

Тринадцать способов убить Лалабелль Рок
Мод Вулф

Альфа-триллер
Фантастический триллер для поклонников Джона Маррса и сериала «Черное зеркало».

Когда убийца неотличим от жертвы…

В недалеком будущем знаменитости получили возможность создавать свои абсолютно точные копии, ставшие известными как Портреты (чтобы все успевать, некоторые вещи проще заставить делать клонов). Одна из тех, у кого есть Портреты для разных нужд, – Лалабелль Рок, актриса, переживающая кризис популярности. И в какой-то момент решающая, что интерес публики может подогреть сенсация – убийство всех ее двенадцати дублей.

Актриса заказывает тринадцатый Портрет. Новая копия должна стать серийным убийцей с одной лишь целью – безжалостно расправиться с остальными Лалабелль…

«Идеальное чтение для фанатов "Темного дитя" и "Убивая Еву". Этот триллер о ближайшем будущем приводит одновременно в восторг и замешательство». – Library Journal

«Головокружительный нуарный замес. История о ненависти и любви к себе, о наслаждении, с которым открываешь собственное "я". Завораживающе, жестко, динамично». – Publishers Weekly

«Коктейль из "Бегущего по лезвию" и "Убивая Еву"». – Гай Морпасс

Мод Вулф

Тринадцать способов убить Лалабелль Рок

Maud Ruby Woolf

Thirteen Ways to Kill Lulabelle Rock

© Maud Woolf, 2024

© Павлычева М. Л., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Посвящается Маргарет.

Ты прочитала мне так много книг; больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты прочитала мне и эту.

Глава 0. Шут

Солнце ярко светит, когда Шут отправляется в путь. Все его пожитки – в котомке, которая висит на посохе, переброшенном через плечо; в руке он держит белую розу. Его взгляд прикован к горизонту, и этот беззаботный скиталец не подозревает, что он вот-вот перешагнет через край пропасти…

Лалабелль Рок делает еще один глоток розового «Пепто-Бисмоля»[1 - Средство от расстройства и несварения желудка. – Здесь и далее прим. пер.]. Одна капелька падает на лацкан белого банного халата и тут же впитывается в махровую ткань. Лалабелль не замечает этого, а если и замечает, то никак не реагирует.

Вместо этого она облизывает губы и устремляет открытый и серьезный взгляд в мою сторону.

– Я могу рассказать тебе о моем новом фильме? Это полный провал. Просто катастрофа.

Не знаю, надо ли мне кивнуть. У меня не возникло впечатления, что Лалабелль спрашивает моего разрешения. Она не продолжает и ждет, слегка склонив голову набок.

Секунду мы смотрим друг на друга, потом я уступаю.

– Рассказывай.

Лалабелль прихорашивается, плотнее завязывая на голове белый шелковый шарф. Однако одному светлому локону все же удается сбежать, и он покачивается в опасной близости от ее губ, на которых еще не высох лечебный напиток со вкусом клубники.

– В общем, – начинает она, подавшись вперед, – когда я подписывала контракт, все это казалось мне верным решением. Спенсер, мой агент, говорил, что это нужно хватать и бежать. Хватать и бежать. Умно, правда?

Я что-то бормочу в знак согласия.

– В общем, это адаптация. Чего-то артхаусного. Шведского, или польского, или итальянского, или еще чьего-то. Черно-белого. С субтитрами. И все такое. Режиссер-постановщик отличный, как ты понимаешь, один из лучших… В общем, ему всегда это нравилось, еще с тех пор, когда он был голодным студентом в киношколе. «Медея», так он называется. Он о матери.

– Это твоя роль? – спрашиваю я.

Мы сидим на балконе, и нас разделяет большой стеклянный стол. Когда солнце выходит из-за облаков, стол превращается в диск ослепительного света. В эти короткие мгновения я чувствую себя так, будто мы с ней беседуем над поверхностью луны.

– Естественно, – отвечает Лалабелль, явно немного обиженная. – В общем, у этой матери есть дети.

– Само собой.

– Двое детей. Два маленьких мальчика. И отец, естественно. В общем, все они живут в этом большом старом доме. В сельской местности. Там высокая влажность и частые туманы. Наверное, в Англии – там всегда сыро…

– Они счастливы? – спрашиваю я.

– О, наверное, – говорит Лалабелль, отпивая из стакана. – Наверняка. Но потом начинается война. Или она уже давно идет… Тут не совсем ясно. В общем, отец вынужден уехать. Он, видите ли, солдат. Он уезжает, и мать остается одна.

– С детьми?

– Естественно. Проходят годы, они так и живут в этом жутком доме, все новости о войне узнают по радио, ну, из передач, что были в те давние времена… А эта мать, она дико напугана, у нее паранойя, и она совсем одна в этом старом большом доме…

– С детьми, – напоминаю я ей, и она нетерпеливо взмахивает ручкой с сияющими лаком ногтями.

– Да-да, это же ясно. Но она боится. Шарахается от теней. Она все думает, что будет, если на них нападут? А что, если враг найдет их? Что он сделает? И вот спустя годы и годы она слышит стук в дверь…

Лалабелль замолкает и многозначительно смотрит на меня.

Через секунду я понимаю, что она ждет от меня реакции.

– Это муж? – спрашиваю я.

– Ну, – говорит она и слегка качает головой, – да. Но предполагается, что ты об этом не знаешь. Это может быть кто угодно. Короче, она думает, что это враги, они пришли убить ее и сотворить страшные вещи над малышками. И она убивает их.

– Кого? – спрашиваю я. – Врагов?

– Нет… детей, – говорит Лалабелль, приправляя свою интонацию ужасом. – Она убивает своих детей, чтобы враги не смогли причинить им вред. А потом, когда оба уже мертвы, она вооружается кухонным ножом и идет открывать. И как ты думаешь, кто по ту сторону двери?

Она изгибает бровь, которая бледной полосой поднимается над краем солнцезащитных очков. Мгновение мы тупо смотрим друг на друга.

– Муж? – говорю я.