Характер-судьба и жизнь лафа. Том 2

По достигнутому уровню выводят вал. Учитывают посещаемость зрителей. При плановом заданном количестве спектаклей. Также финансовую выручку. За декаду, месяц, квартал, год… Важнейший показатель – прибыльность среднестатистического театрального кресла. Связь с массами определяют по количеству выездных спектаклей. На заводской и колхозной сцене. Учитывают и качественные показатели. Особенно в решающий, определяющий год пятилетки. Забыл, как определила сусловская пропаганда нынешний год? Раскопали термины сталинского времени. Трудящимся приходится готовиться к испытаниям, нехваткам и трудностям. Естественного и стихийного свойства. Потуже затягивать ремни. Затем осуществить решающий бросок – в будущее! Оторваться от застоя-увядания. От пустоты, бессмыслия. Только вперед! Без остановок! Налегке ворваться в коммунистическое благоденствие. Транзитом!

В такие жуткие времена приходиться творить. Творить – не то слово. Создавать какую-то видимость существования. Не дожидаться будущего рассвета искусства. Родного, народного – по крови. Социалистического – по духу. Творить на существующей основе. Современная драматургия – особая дрянь! Имеются талантливые драматурги. Знают жизнь. Обладают творческим методом. Наделены фантазией. Все они выжаты. Цензура одуряет. Испепелила все их находки. Проверены-перепроверены отделами кадров (кадрильниками), спецчастями. Каждое слово художественного произведения взвешено на точнейших весах политической целесообразности. После тщательнейшего досмотра остаются только оскопленные пьески, сценарийки. В допустимых дозах они разбавлены неумными, плоскими остротами. Выцветшими фразами. Тупыми мыслями. Давно нет искусства! Похоронено. Совершается отвратительное действо. Политико-директивное «творение». Это чумное ИСКУССТВО живо распространяют по заданию. С помощью государственных органов. В этом заметнее всего проявляются вирусные хвори социализма. Искусства нет. Вообще будущего… Вездесущий контроль осуществляют из некой министерской, госбезопасновской бюрократической инстанции. Может развиваться лишь с высочайшего неквалифицированного соизволения. Тупари имеются повсюду. Представляют несчастье. В искусстве такие люди, ведомства страшнее ядерной войны. Что поделаешь: заняли все номенклатурные должности-кормушки. Указывают-диктуют с высоты болотного микроповышения. Без них народ глуп, неразвит. Не поймет хорошего – плохого. Дозволенного – запретного. Это тупоголовые ничтожества! Хорошо умеют разглагольствовать, резонерствовать, демагогствовать… Хоть хлебом не корми! Ничего дельного от них не добьешься. Такие жуткие перестраховщики! Удовлетворены существующим. Страшатся любых перемен: способны нарушить стабильность, подорвать всевластие…

Вот в таких жутких условиях приходится трудиться. Это еще не все! Чуть ли не каждому шагу на пути творческого поиска сопутствует мелкая зависть. Черная неблагодарность. Сплетни. Дрязги. Подсиживания… В театральном коллективе (в «творческой» среде) все поедом едят друг друга. Не могут насытиться! На действительные события нагромождают тонны напраслины, домыслов. Это катят снежным комом. Сотрудники варятся в собственном соку. Завидуют чужому успеху. Радуются провалу соперника. Лицемерят. Насмехаются. Цинично выражаются. Развратничают. Горе топят в крепких спиртных напитках. Обмывают радость. Аппетит насыщают обильной жратвой. Здесь превосходно действует система кривых зеркал. Испорченного телефона. Модны прочие забавы великорусских граждан. Достигли зрелого возраста. Остались детьми. Становятся отщепенцами – от породившего их общества. Почти все актеры-актрисы чувствуют себя стихийно талантливыми. Даже гениальными. Только что по уровню театрального (вовсе не культурного) развития стоят ненамного выше зрителей. На спектакли собираются истинные любители театрального искусства. Приходит театральная публика. Поощряют хлопками понравившуюся игру. Изредка раздаются шквальные аплодисменты искренней благодарности.

Актеры часто высокомерно смотрят на зрителей. Иногда даже их презирают. А ведь играют не только для собственного удовольствия. Играют «на зрителя»! Пытаются заинтересовать. Вывести из равновесия. Удивить чисто внешними эффектами. Все творческие и честолюбивые люди стараются понравиться – в самом начале актерской карьеры. Только отдельные критически мыслящие получают полное удовлетворение от собственной игры. Постоянно продолжают совершенствоваться. Творческие задатки, актерский талант не всегда проявляются сразу. Часто периоды саморасцвета актеров быстро проходят. Многие становятся ремесленниками. Кое-как выполняют творческую работу. Только по обязанности. Теряют интерес. Может наскучить однообразие. Является утомление – вместо удовлетворения, радости от добросовестно выполненной работы. Жизнь отделяет род деятельности. Исчезает желание работать над собой, ролью. По необходимости заучивают слова, позы, выражения глаз, мимику, походки, манеры… Теперь это уже просто работа. Профессия. Не призвание! Находиться на репетициях вынуждают внутренний распорядок трудового дня и требовательный режиссер. Некоторые режиссеры являются идолопоклонниками теоретических постулатов. Иногда работают по современному варианту системы Станиславского. Не по самой системе. Мало кто знает ее теоретическую часть! Актера побуждают часами попугайничать. Кто как может и хочет. Творческую работу низводят до инстинктивности. Развивается механичность. В ущерб естественности, искренности. Сам Станиславский упадет в обморок, узнай, что конкретно вездесущие «новаторы» и «бездумные попугаи» выдают за его систему. Исполняемая роль редко вдохновляет на дерзания, самопожертвование. Думают чаще про себя. Иногда высказываются. «Кому все это нужно? Кому?! Зритель даже не поймет. Искусство вырождается в подобие пропагандистского ремесла».

Васильеву тошновато выслушивать хреновину этих мудрствований. Одно удерживает: вдоволь выпивки. Закуска на столе. Его всегда привлекает все даровое. Сам редко принимает, но в гости… Как пионер: всегда готов! Только бы не жадничали – иногда случается! Придешь с бутылкой – угостят. Иначе даже чаем не напоят. Такой пошел народ. Берегут… дерьмо! Перевели скот: нечем кормить. Из-за недостатка навоза плохо удобряют огороды. Стараются не пользоваться химикатами. Никому неохота травиться! Выращенное не всегда продашь. Скормишь поросятам…

Потом то мясо… Куда ни повернешь – жри химию! Так уж лучше. Полностью не обойдешься. Пьешь, жрешь – все приближает к смертному концу. Это – избавление. От жизненных мук. Душевных страданий. Бессмертная душа возвращается к своему пастырю. Для успокоения, блаженства. Решат ангелы – переселится душа. Поведет другое тело по жизни неведомыми путями. Ему одному подвластными. Заранее предопределенными. Для испытания. Выдержавших – поощряют. Провинившихся – наказывают. Согрешивший знает: в руках Божьих.

Васильев думает о своем. Его вовсе не волнуют фантазирования приятеля. Задержится до момента, пока не опустошит все бутылки, тарелки. Неимоверно развита в нем жадность ко всему чужому. Свое бережет! Немного завидует. В нем нет понимания, сочувствия. Понять это трудно. Не объяснишь: кривляка стал почитаемым человеком. Приходят посмотреть на его выходки. Даже деньги платят! И сейчас не поймешь: свои говорит слова? Чужие? Роль мог кто-то написать. Только повторяет! В голове не может просто так возникнуть складная история такой величины. Не бабский ведь ум и язык – мужик. Пуще бабы! Без срама и отличия. Есть мужики – от баб ничем не отличаются. Был всегда таким? Стал? Слабак: дернул стакан водки – развязался язык. Не приходилось иметь дело с прокуратурой, госбезопасностью. Знал бы: каждое слово считают уликой. Не дал показания – им не к чему придраться! Все равно засудят. Зато скостят срок. Язык сам напрашивается на неприятность. Глупо распускать язык. Все вешает лапшу на уши. Ищет приключения на свою дурную голову. Ищи себе! Только нас не вмешивай.

Не слушает Васильев. Ему не до театра: новая повестка. Матушка накличет беду на его голову. Непременно! Со своими убеждениями! Норовит изменить советскую жизнь. Невозможно! Быстро стала другой – переродилась. Всех судит по своей мерке. Простого не понимает. Словно малое, неразумное дитя. Умная – такие глупости! Она чудная. Не наша, не советская. Наш человек всегда поймет и простит. Она! Что говорить?! Глупые у нас сидят в конторах большими начальниками. Разве сразу не понятно: поскорее ее выслать! Разлагает разговорами и сомнениями. Для правящей власти лучше! Но они превратно понимают свою пользу. Часто делают во вред. Той самой безопасности. Глупые люди. Не может система быть умнее! Только в органах собрали самых… Но что они могут? Не перешибешь обухом – только оглушишь. И они любят трепаться. Никогда Васильев не встречал подобного трепача. Полетаев заливается тенорком…

– В принципе, многим актерам безразлично: успех – провал. Посредственный спектакль… Зарплата та же! Комитет не вручит грамоту. Очередную. От профсоюзов. Ею – подтереться! Бумага толстая – почти картон. Бланков тех в культмаге – бери не хочу! Только без текста, подписи и печати. Наша зарплата не зависит от выполнения финансового плана-сбора. Больше зарабатывать удается только при установлении дружеских взаимоотношений. Паразитов много: все! Администрация, режиссер, литконсультант, инспектор отдела кадров. Все они трудятся в поте лица. Не щадят себя и – другого. Так все у нас устроено. Обозлен самый добрый человек. Превращается в мучителя. Нет вовсе добрых по природе. Люди злы, завистливы, мстительны. С начальством приходится не просто ладить – угождать ему. Платить – щедрой дружбой! Это понятно всем! Хорошо заиметь «руку» в отделе культуры. Неосуществимая мечта – в самом министерстве. Полезно иметь приятеля-журналиста. Иногда черкнет рецензийку. Выскажет печатно пару похвальных слов.

У нас все еще чтят печатное слово. Это приносит доход больший, чем любая денежная добавка. Повезет – можно вырваться за границу. На гастроли. Владельцы гостиниц не ахти как любят наших крохоборов. Кто с ними считается? Это тебе не гастроли. В провинциальную глубинку. Судьба актера зависит от многих факторов. От людей, обстоятельств. Вовсе не от симпатий публики и собственного таланта. В этом полупризрачном, действительно вульгарно-материалистическом мире все многим проще или сложнее. Не знаешь, как воспринять и оценить любое событие-действие. Приходится трудиться. Чаще: для получения зарплаты. Необходимо существовать, кормить семью. Любая черновая работа, занятие не по призванию, желанию порабощают человеческую индивидуальность. Помогают усваивать некоторые навыки и опыт. Театральный коллектив является особым сплавом. В другом месте не встретишь столько мегер, злюк, сплетников, интриганов, опустившихся лахудр, алкашей, словоохотливых торговок, низкопробных дешевок, мнительных кокоток, негодяев, авантюристов, бездельников, ненормальных типов… Все они люди разной вредности, опасности. Бытовой и социальной. Многие артистические натуры живут в нереальном мире. Колупаются в собственной чувственности. Талантливым людям приходится играть никчемные вещи идеологически одобренного репертуара. Доброкачественный спектакль не может получиться из плохой пьесы. Мало хороших пьес. Чаще созданы по социальному наказу. Берут за основу сюжета производственную тематику. Наводнены заумными техницизмами. Авторы специально выискивают, извлекают их из технологических схем, специальных справочников. Вкладывают в уста персонажей. Выносят на подмостки. Словарный состав литературного языка сокращается. Становится расхлябистым, несносным. Сами слова грубеют. Теряют выразительность. Мельчают. Ерничают: прибегают к вульгаризмам. Не все обыденное достойно стать предметом исследования, творчества. Захлестывает нервотрепка текучки. Жизнь?! В художественные произведения, пьесы вводят местные выражения. Можно только сожалеть. Не исправишь положение. Не пресечь поток лавы. Сверху и снизу проступают бескультурье, хамство. Сочинительство отображает структуру бытия. Пропитано насквозь гадливостью.

В театральной среде Полетаев узнал любовь. Ее буйные прелести. Изломы коварства. Верность и измену. Чудн?ю взбалмошность. Нигде больше не встретишь столько ветрености, легкости, беззаботности… В этом обиталище Мельпомены, храме искусств все возможно и случается. Здесь ничего серьезного, нового, необычного, знаменательного. Все подобное уже существовало. Не удивишь! И оно – точно такое. Опять и опять повторяется в различных сочетаниях. Знакомые – это известные вещицы. Без налета новизны. Нет предела сочетаниям. Не проявляют к ним особого интереса. Одна многокрасочная, разно образная бестолочь. Многое хочется менять. В актерской игре – разнообразить манеру. С помощью грима добиться разнообразия. Грим подчеркивает характерные черты лица. Жесты добавляют красочность. Психологическую своеобразность поступков. Опоэтизируют поведение. Слово, интонация произнесения – оружие актера. Самое надежное. Это средство производства, самовыражения. Воплощение образа. Имитация мысли. Полет фантазии… Эх, если бы авторы подбирали не столь издерганные, потускневшие слова. Многие теряют привлекательность. Свежесть. Отшлифованы банальной тупостью. Грустно, обидно. Сужается сфера действия языка. Мельчает, скудеет. Это даже несчастье.

Актерская работа интересна. Доволен: вырвал стоящую роль! Еще сопутствует созидательное настроение. Это – желание сотворить новое, необычное, завлекательное… Дается не так просто. Приходится искать. Серьезно размышлять. Что-то изобретать. Творчески гореть… Отдашься полностью поиску – сможешь радоваться находке. Надейся: тебя поймут. Игра взорвет преграду безразличия. В чьей-то открытой душе разбудит недоверие. Вызовет эмоциональный подъем… Актер подобен драматургу. Творческая личность. Его творчество – вторично. Созидательно. Творческий поиск психологически индивидуален. Полетаев любит созидать в одиночестве. Заранее все детально продумывает. В это время его лучше не дергать, не тревожить: злится. Держит в губах кончик заточенного карандаша. Обкусывает. Скрежещет зубами. Часто выплевывает. Безотчетно проглатывает безвкусное нутро древесины. Холодного графита. Получается! Легко становится. На душе безмятежно-радостно. На всю жизнь запомнить миг откровения. Удачной естественной радиоактивности творческого начала. Искрометный рассудок проявляет задаточные способности. Объединены они спонтанно с чувственной и подсознательной сферами.

Кратки всплески творческой активности. Неожиданно являются продолжительные периоды спада. Некоей спячки. Безынициативности. Беззаботности. Бессмыслия. Скудоумия… Работа, жизнь идут по обычной колее. Усовершенствуются достижения. Сознание довольствуется узко практическими приобретениями. Обыденность заполнена реальными эффектами. Только однообразие. Опутывает пустота. Скука захлестывает. Все же многих влекут к себе театральные подмостки, кулисы!

Еще со школьной скамьи Полетаев почувствовал необъяснимую загадочность в театральном действе. Цельный спектакль – это живое произведение искусства. Уже в театре понял: перевоплощение обладает силой. Обещающе-дарящей. Незримо перелетают режиссерские идеи-замыслы. Актерская игра перевоплощается в благодатных, отзывчивых душах восприимчивых зрителей. Своей игрой актер страстно-стихийно, неосмысленно рвется к идеалу. Взывает к добродетели. Властвует над чужими эмоциями, мыслями. Направляет побуждения. Руководит поступками. С тех пор прошло много лет. Жизнь убедила: театр – только развлечение. Забава. В этом культурном центре совершаются многообразные и досужие маскарады. Сюда ходят только для развлечения. Мало других возможностей отвлечься от скуки жизни. Глазеют на актеров. Оценивают их игру. «Мертвое» кино, телевидение приедается. Зритель нуждается в зримом движении актеров. Возникает эффект непосредственного участия в действии. Театр способен сотворить такой эффект.

В театральном фойе наблюдают модные веяния в одежде, прическах и косметике. Театралы встречаются со знакомыми. Обсуждают спектакль. Говорят на серьезные темы. Узнают политические, театральные, бытовые, производственные новости. Толкуют с кумушками. Редко ходят в театр для особых переживаний. Уже не ходят! Нельзя постоянно страдать при виде никчемных постановок. На современных трагедиях чаще хочется смеяться. В драме – невероятнейшая скука. Комедия – всякие свистульки. Галопчик. Наводненьице, жертвы. Героизм при спасении утопающих. Непременное переливание крови. Рожают на сцене. Не в натуральном виде. До стриптиза не доводят. Руководствуются строгой, даже ханжеской моралью. Актерам позволяют беззастенчиво обнажать чувства. Не тело! Призвание актера: стать властителем высоких мыслей. Чистых, благородных чувств. Запрещены упоминания, намеки о физических извращениях. Половой распущенности. Предпочитают помалкивать о духовных ценностях. Репертуар диктует комитет по драматургии. Во всех мельчайших подробностях контролирует постановку. С самого начала и до конца должна соответствовать определенным требованиям. Что поделаешь? Приходится трудиться! Полетаев не мог себе избрать другого пути. Апатия угнетает. Возникает ощущение: актерствовать – дурное дело. Разве другое осталось? Не сохранилось благородство. Мучают дурью. Изводят скукой. Чем ни заняться – пустое. Понукают. Личность третируют. Изводят идеологической вонью. Не осталось свободного места. Над обществом нависла зловещая тень. Спасения нет! Искусство – благородно! Деятели искусства способствуют преодолению бескультурья. Облагораживают нравы. Срезают резкие свойства обыденности. Искусство приближает завтра.

* * *

Посидели. Порядком выпили. Тимофей Степанович пригласил к себе приятеля. Дорогой гость соберется. Решил воспользоваться знакомством. На первый же спектакль с его участием привез мать с дочерью. Оплатил дорогу. Спектакль – бесплатно. Выгодное знакомство! Мать не высказывает восторгов. Кивает головой – это в ее обычае.

Глава 21. Эта настырная Вера

День как день. Каждый новый день повторяет предыдущий. Не успеешь заметить: нет его! Этого дня жизни. И отличия… Они есть? Чем данный день отличается от предыдущего? Утомляет беспрерывная работа. Глаза не оторвешь от бумаг. Еще допросы. Торг с непонятливым, достаточно услужливым экспертом. Необходимо ладить с партийным руководством и администраторами. Мало ли что? Текучка стирает отличия между днями недели. Вся жизнь – утомительный труд. Никто не знает, ради чего. Не для существования требуются эти чрезмерности. Подобные героизму.

Следователь Крутоворотов не знается с пристойностями. В работе не нужны! Исполняешь в срок – прекрасно. А нет? Попешут к той матери. Сумеешь выжить – живи. Растешь – расти. Никому ты не нужен! Простаки верят в сказочки. Надеются на правду-справедливость. В жизни все не так! Успевай за теми, кто заказывает музыку. Мало уметь вертеться – выживи! Выбора нет: питайся живым, падалью. Рожден орлом – постоянно рискуй! Иначе ты ворон. Природа предоставляет возможности. Сама жизнь не оставляет выбора. Удовольствия – мизерные. По плате. Диктат обстоятельств. В отражении эпохи. В рамках времени. Достойнее оставаться хищником. Не преодолевать в себе животную природу. Не начинать самоедствовать. Интеллигентность – одно из уродств общественной формы. Абортивный выкидыш ненаучного этапа развития. Много прикладывали усилий – не удалось искоренить интеллигентность. Чувственность. Прочую муть. Слабаком оказался Сталин. Свои действия прикрывал требованием морали. В политике, жизни нет морали. Только инстинкт побуждает энергично действовать. В зависимости от конкретных обстоятельств. Это – философия. Не живота-сердца. Философия обыденности. Мысль – это атавизм. В будущем сохранятся побудительные инстинкты. Этого хватит! Столько мути! И дурачья – навалом! Но кому все это нужно?! Мало дырок? Чтобы насиловать малолетку – без вида-форм. Кто-то полакомился – тебе расследовать! Мало и без того дел? Удовольствий? Ломаются личные планы. Повозишься с этим дельцем. Прав Гаркуша: «На той уродливой бабе… Подступишься – целовать противно. Начнешь – не знаешь, чем и как закончить. Спустишь – послать куда?». Еще другая заклепка: тормошат! На контроле райкома. Кому нужно такое удовольствие? Не самоубийца! Нет желания прославиться. Хватает расследования. Два дела о хищениях. Мелкое хулиганство. Подчистка документов… Хватает! Еще вольнодумец. Что с ним делать? Передать в руки психиатров? По проторенной тропе. Пусть в дурдоме расколят-преобразят психику – на советский лад.

Еще одна заклепка. Это закрытое дело Колдунова. Он сам всех послал! Отдыхает на юге. За его дела-хвосты ты в ответе! Хватает дел. Самое каверзное – какой-то умник по дурости, что ли, лишил себя жизни. Так теперь вдруг заинтересовались этим прикрытым уже делом. Чего рыться в документах? Человека давно нет – списали! Теперь кому-то вздумалось выяснять обстоятельства. Сказано в заключении ясно-точно: самоубийство. Должны доверять. Довольствоваться документом! Так нет! Копают. Сами не знают, что выведывают, чего добиваются. Задействовали даже прокуратуру. Ради чего? Смазливой девахе захотелось е…ся. К покойничку издалека приехала! Как приехала – так и уедет. Нет же! Все перед ней ходят на задних лапках. Боятся обидеть. Вызвать подозрение. Какие трусы, перестраховщики все наши руководители! Держатся за свои кресла! Страшатся потерять должность, привилегии. Понятно! И все же голос власти должен громко-твердо звучать! Ее слова, действия не подлежат проверке и обсуждению. К счастью, у нас не демократия! Нет, не предвидится свободной прессы. Общественного контроля. От одного их упоминания тошно становится на душе. Выпить нечего. Такие страдания должен испытывать не просто человек – должностное лицо. По воле девахи. Качает права! На нее пока нет длинного х…! Все решится само собой. Без лишних вопросов, недоразумений и конфликтов. Многие девахи активны. Пока их не… Вот именно! Получит порцию страстного заряда. Станет тише!

* * *

Случилось… Для следствия – Николай Ковалев, для Веры – конкретный парень. Жених… Попал по распределению агрономом в хозяйство. Невесте пообещал: получше устроится – вызовет на все готовенькое. Писал регулярно хорошие письма. Клялся в любви. Но вдруг он перестал писать. Не отвечает на письма. На восемь писем Вера не получила ни одного ответного. Никогда такого не случалось! Николай всегда писал регулярно. Отвечал сразу. В тот же день! Временами писал ежедневно. Иногда посылал письма дважды в день. Утром и вечером. Но вот – такое! Вера забеспокоилась. Не знает, что делать. Друзья надоумили обратиться в отделение милиции. По месту жительства. Не нужно ехать за тридевять земель. У них связь-взаимовыручка. Явилась с заявлением. В милиции нашлись острословы. Увидели Веру. Узнали ее проблему… Начали зубоскалить по поводу незарегистрированных браков. Нерегулируемой добрачной жизни, связях. Даже заспорили: идентичные это термины? Какие конкретно юридические понятия, административные нарушения, уголовные преступления с ними связаны? Поговорили о загадочности, прелести свободной любви. Без государственных гарантий. Материальных обязанностей. Мнения разделились. Долго решали: кому больше они выгодны? Мужчине или женщине? Потешились историями о сбежавших женихах. Брошенных в «положении» невестах. Один рассказал известные случаи. Девчонки в общежитии изнасиловали парня. Медичка кастрировала сокурсника. Не пожелал на ней жениться. Профессор в качестве эксперта на суде сделал заключение: операцию провели неукоснительно точно. С отличной отметкой. Вера все слушает – зарделась. На нее не обращают внимания. Вынуждена молчать. В ее присутствии бессовестные пошляки-циники изощряются в сальностях. Не хотят войти в ее положение. Устали от зубоскальства. Обратили на нее внимание. Предложили переписать заявление. Пообещали разобраться. Почти выставили из приемной: «Вы свободны. Ждите! Разберемся! Сообщим!» Когда? Что? Не сказали. Вера хотела уточнить. Ей заткнули рот: «Вам сказали ясно: не мешайте работать!» Неделя прошла в тягостном ожидании. Вторая, третья… Никакого ответа! Забыли? Вера не поленилась, не постеснялась – явилась в отделение милиции. Тут ее встретили с обычным безразличием: «Опять явилась – морочить яйца? Что с тобой делать? Проверим… – Поискали в журнале. – Пока ничего. Тебя вызывали? Жди! Сообщим!» Тягостно ожидание. Прошло еще несколько дней… И (так неожиданно!) – из почтового ящика вынула повестку к следователю. Вначале растерялась: за что?! А как повспоминала… Даже обрадовалась: получили ответ. Побежала! Не приняли – только в назначенное в повестке время! Пришлось ждать целых два дня! Явилась вовремя. Разговор повели официально.

– Фамилия, имя, отчество… – Учинили форменный допрос. – Уточните: фамилия девичья? Замужем? Разведены? Как считать? Живете, брак не зарегистрировали? Год рождения… Где работаете? Образование? С кем проживаете? Отношения – с сослуживцами, соседями? Когда были в отпуске? Где провели отпуск? Где находились… – Называют примерную дату. В это самое время прекратилась переписка с Николаем. Что с ним? Не сообщают, не уточняют. Только выспрашивают. Задают самые нелепые вопросы. Требуют обстоятельных ответов. Тут же протоколируют.

В самом конце допроса следователь поинтересовался о главном:

– Каковы ваши отношения с Николаем Ковалевым? Знаете такого? Как познакомились? Какие существовали связи? Чем он страдал? Не заметили в его поведении какие странности, отклонения от нормы? – Как бы между прочим заключил: – Знаете? Он самоубийством покончил жизнь. Какие можете высказать мотивы, соображения?

– Как?! – Сообщение потрясло. Вера задрожала. Еле промолвила: – Что?! – Состояние ее полуобморочное. Следователь схватил графин – плеснул в лицо. Прилипло к телу промокшее платье. Сознание прояснилось. Вот только нет больше сил и слов спрашивать. Сжалось сердце в комок. Да и тело все… превратилось в «черную дыру». Как этот сгусток энергии назвать? Способен взорваться – разрушить. К воинственности ее характера добавилось что-то еще – решимость, отчаянность, неустрашимость… Молодая женщина обставит мужчин! Не одно правдолюбие побуждает действовать. Старается растормошить людей. Открыть судьбе выход на широкую жизненную сцену. Солировать. Не затеряться. Вырвать счастье – несмелому не достанется. Многие обделены – они просто трусы, скромники. Успевают нахалы. Пользуются они всеми благами жизни. Для нее нет выбора: волевая судьба – распоряжается жестко. Направляет вперед безрассудство!

Следователь показал телеграмму. Запомнила каждое слово текста: «По в/запросу 1746/ЗКп сообщаем: Николай Ковалев, 1949 г. р., русский, холост, комсомолец, 19 февраля с. г. найден убитым в своей квартире. Экспертиза установила: причиной смерти явилось самоубийство по невыясненным причинам. Следствие прекращено производством. Пом. прокурора Н-ского района В.».

И все! В какой-то неведомой горячке Вера из кабинета следователя направилась в аэропорт. Приобрела билет. Через полтора часа прибыла на место происшествия. Здесь вспомнила: ничего не сообщила на работу. Она не любит лишние разговоры о дисциплине. Есть повод! Взрывают пошлые намеки-домогательства. Начальство бесстыдно высказывается о «молоденьких собственницах-девственницах: набивают себе цену». Указывают на «необходимость делиться своим и собой». Вера старается избегать неприятностей. Никогда не дает повод. На работе она тихая, скромная, застенчивая… Вне общественного надзора в ней пробуждается черт. Повелевает инстинктами. Отправила телеграмму: «Прошу предоставить отпуск. Подробности письмом».

Знает: Николай жил отдельно. На момент закралось сомнение. Вдруг у него кто-то был? Такой парень! Показали его однокомнатную квартиру. Опечатана. Пустуют соседние квартиры. В противоположном крыле колхозного здания проживают на обоих этажах специалисты с семьями. За домом небольшие свежевспаханные огороды. Вера обошла все соседние дома. Побегала из квартиры в квартиру. Ничего существенного не узнала. Фактически ничего не добилась! Соседи молчат. Знают только: парень работал агрономом отделения. Несколько дней не появлялся на работе. Решили: запил. Из его квартиры распространились запахи. Стало невыносимо терпеть. Решили проверить. Посмотрели в окно. Увидели парня убитым. Сообщили в отделение милиции. Замок взломали в присутствии понятых. Труп увезли. Забрали некоторые вещи и записку. Вера только это узнала. Никто больше ничего не знает, не сообщает. Нельзя представить цельную картину о холостяцкой его жизни и насильственной смерти. Вера уверена в последнем. Отправилась узнать подробности в отделение милиции. Вспомнили: такое дело действительно проходило. Даже не передали в прокуратуру. Обстоятельства ясны. Доказывают: самоубийство. Дело закрыли. Вера требует подробностей.

– Что вам еще надо?! – Удивились. – Какие подробности? Кто вы такая? Все хотите знать, проверять? Идите к Колдунову – он занимался этим делом. У него узнаете интересующие подробности.

Вера отправилась в соседний кабинет. Своими бумагами заняты три милиционера с офицерскими погонами. Постояла в нерешительности несколько мгновений. Решала, к кому обратиться. Ближайший к входу показался симпатичным. Ошиблась. Встретил подозрительно:

– Вам нужен Колдунов? Есть такой! Вы кто такая… конкретно? Приехали к Колдунову? В качестве? Невесты, жены, сестры, знакомой-любовницы? В каком статусе пребываете? Конкретно что вас связывает с нашим сотрудником Колдуновым? Он насиловал? Принуждал к сожительству? Брал взятки? В чем обвиняете? Хотите опорочить его честное имя? Отсутствием следователя пользуетесь – возводите на него поклеп? – Веру сбили с толку пулеметные очереди вопросов. Стоит в растерянности. Что ответить? Надоело ему проявлять профессиональные навыки. Повернулся к соседу. – Послушай, Крутоворотов! Ты дружишь с Колдуновым. Не отказывайся. Не зря тебя осчастливил своими «хвостами». Мне, Валерию, не поручили. Знали кому! Как у него с женщинами? Полный ажур? А у самого как: стоит, спускает? У него полный комплект? Что же это за дамочка? Проверь-ка ее получше! Возможно, к тебе приехала. Стесняется признаться. Шпионка? Мать-и-Хара? Так звали ту – обставила. Эта тоже! Старается выведать наши служебные тайны. На разведку работает? На какую? В какой валюте с ней рассчитываются?

– Ну что еще? – Крутоворотов на короткое время поднял глаза. – По какому поводу явилась морочить яйца? Что ты – слепая, безграмотная? Не видела: «Посторонним вход запрещен»? Ты вовсе не посторонняя? Кто такая? Предъяви документы. – Начал он листать и изучать каждую страницу паспорта. Не нашел повода для придирки. Поинтересовался: – Вы действительно до сих пор незамужняя? Как может быть? – По глазам и лицу видно: решил приударить. Но сразу и при свидетелях не решается назначить свидание. Друзья-приятели – одного поля ягодки. Общие интересы-дела. Не только на службе. Бляди общие. Все советское – наше! Союз республик – единая блядская семья молодых народов. В их составе – славяне, тюрки, прочие формирующие нации народы, экзотические племена.

Многочисленным агрессивным славянам удалось покорить огромные владения. Не могут теперь с ними разобраться, управиться. В стране партийно-административной диктатуры нет твердой власти. Жизненной национально-государственной идеи. Лозунги «выживания» и «стабильности» не позволяют славянам собой распоряжаться. Попали в «исторический цейтнот». Не могут вырваться из коммунистического гнилого болота. Даже у них нет веры в собственную будущность. К непременному труду относятся как к непосильной повинности. Признают одно принуждение. Мил их сердцу трудовой лагерь – с «дисциплиной и порядком». Анархия «свободы» бесконвойной жизни требует сознательности, ответственности. Здесь привыкли вечно зависеть. На кого-то полагаться. Не распоряжаться своей судьбой… Судьба – ниспосланное несчастье. В лучшем случае – навязанное испытание. Проверка на прочность. Приспособляемость… Личность характеризует ответная реакция. Способность выжить. Готовность взять ответственность за происходящее. Произвольное действие – реакция со стороны властителей, зловредных мелких тиранов. Последние дорвутся до призрачной власти. Используют ее во вред каждому. Власть ничтожеств – самая жестокая, безжалостная. Нет тупее. Советская – самой сущностью. Существуют в нас особые свойства. Более угнетенные группы-слои. А женщины… они по традиции, современному восприятию созданы для удовольствий. Государство их использует в качестве дешевой рабочей силы. Это – пропагандистский маневр. Для соблюдения приличия. Формальной демократии. Сами женщины не имеют представлений о своей сущности.

– Конкретно: зачем тебе понадобился Колдунов? – Продолжает наседать этот молодой перестраховщик. – Кто направил? В нашем городе как оказалась? Где остановилась? Кем приходится Ковалев – родственник или… В каких отношениях находились? – Вера терпеливо поясняет. Ей задают все новые вопросы. Каждый ответ вызывает дополнительный интерес. Неиссякаем их интерес к Ковалеву. К ней персонально. Все выспросили, выслушали… Заключили: – Ах так?! Ковалев – не брат, не муж. Даже не родственник. Чего хочешь? Тебя никто не уполномочивал заботиться о… ближнем! Государство само знает, что нужно делать. Кому нужно – помогаем. Не благотворительствуем. У нас нет времени тобой заниматься! Колдунов – наш… ценный кадр! Только он сейчас… в отсутствии. Вовсе не в запое! Основание вполне законное. Причина уважительная. В отпуске. Нам положен отпуск! Колдунов отдыхает. По путевке. В настоящий момент – пляжится. Может находиться на экскурсии… Или: в постели – балуется. Он мастак. Знаком со всеми методами сексуального вклинения. Их – сто один! Все практически опробовал. Ему повезло! А мы… сама видишь: задыхаемся от дел! Некогда передохнуть. Да что говорить: поссать лишний раз не побежишь… Время экономишь! Комнатка маленькая. Никакой вентиляции. Не пернешь! А тут еще – отвлекают… всякой херовиной. У тебя есть совесть гражданская?

– Что мне делать? – девушка беспомощно лепечет.

Растерялась.

– Не мешай работать! – ответил строго-категорически. – Лучше всего – поскорее возвращайся домой. Не бабское дело – влезать в мужские игры!