Большое путешествие Эми и Роджера

Он взглянул на меня. Я уже давно сняла солнцезащитные очки и сунула их в подстаканник, но сейчас как раз вертела их в руках. Роджер вздохнул.

– Твоя мама доверяет мне. Моя мама доверяет мне. И они обе ждут, что я провезу тебя через всю страну, быстро и безопасно. А теперь мы совершенно сбились с курса и оказались на самой грустной дороге страны…

– Самой пустынной, – поправила я, но Роджер продолжал.

– И я просто не знаю, как будет лучше. Может, нам вернуться и найти федеральное шоссе? Позвонить твоей маме и рассказать ей, где мы находимся? Потому что мне это все уже совершенно не нравится. Я думаю, может, мы нашли «дорогу в ад». Может, мы уже оказались в песне AC/DC.

Я посмотрела ему в глаза и тут же снова опустила взгляд.

– А ты как думаешь, что нам делать? – спросил он.

– Я… – Посмотрев на телефонный номер Барб, я подумала о дороге, на которую нас занесло, представив, как снова останемся наедине с ней. И, если верить Барб, надолго. До федерального шоссе в Юте нам ехать еще часов восемь. Но, к моему удивлению, это меня совершенно не беспокоило.

– Я думаю, нужно ехать дальше.

Роджер вздохнул и крепко сжал руль, а затем снова отпустил его.

– Просто подумай о времени, нет никакого смысла возвращаться назад, – продолжала я.

– А если с нами что-то случится, – спросил он. – Я не знаю, выдержу ли еще восемь часов такой монотонной езды. Умеешь ли ты менять шины? – Я покачала головой. – И я не умею. И что бы там ни говорила Барб, не хочу полагаться на ее зятя, если у нас на самом деле что-то случится с машиной, когда мы в буквальном смысле находимся в чистом поле, черт знает где.

– Но нам все равно придется ехать два часа назад, чтобы выбраться на федеральное шоссе, – возразила я. – А здесь ездят и другие люди кроме нас. Это же американское шоссе. Мы же не в какой-нибудь стране третьего мира.

– Нет, – сказал Роджер, заводя машину. – Но мы на самой депрессивной дороге в США.

– Самой пустынной, – поправила его я. – Это не одно и то же.

Он взглянул на меня.

– Так что мы решим? – спросил он.

И в первый раз с того момента, как началось это путешествие, я почувствовала, что мы что-то делаем вместе, принимаем решение и идем на риск.

Я кивнула.

– Едем.

Роджер едва заметно улыбнулся мне.

– Ну, тогда в путь, – сказал он, выруливая с заправки.

Я оглянулась и увидела, что Барб стоит в дверях и смотрит на нас. Повинуясь внезапному порыву, я помахала ей рукой, и она помахала в ответ. Я смотрела назад, на ее маленькую фигуру, пока она не исчезла из вида, когда мы завернули за угол.

Барб не соврала: Фэллон кончился так же быстро, как и начался. Все, что нам осталось, – дорожные знаки, которые предупреждали, что на сотни миль вперед не будет заправок и других услуг, и, чтобы убедиться, что мы готовы, я посмотрела на Роджера. Он нахмурился, прочитав это предупреждение, но продолжал ехать, и мы снова вернулись на шоссе № 50.

Мы ехали. Казалось, что время идет как-то иначе, когда не за что зацепиться взглядом, чтобы понять, сколько ты проехал и в каком направлении двигаешься. Я могла посмотреть на часы с мыслью, что прошел час, а оказывалось, что прошло только пять минут. Или я вдруг обращала внимание на часы на приборной панели и обнаруживала, что мы едем уже сорок пять минут, хотя готова была поклясться, что прошло только пятнадцать. Но теперь, когда стало понятно, чего ожидать от этой дороги, ехать было намного легче. Я успокоилась и расслабленно смотрела по сторонам.

Пейзаж за окном просто потрясал. Я могла охватить взглядом намного больше пространства, чем привыкла. Как будто кто-то открыл детскую книжку-раскладушку с объемными страницами, единственной фигуркой в которой была наша машина, а все остальное осталось абсолютно плоским. Светило солнце, но не настолько ярко, чтобы заставить меня щуриться, так что Роджер забрал себе солнцезащитные очки. Небо было чистым, светло-синим, на нем виднелось лишь несколько облаков, которые казались слишком живописными, чтобы быть реальными. Впереди просматривались горы – далеко, у самого горизонта, – и казалось, что мы совсем не приближаемся к ним. Но это меня не волновало. Мне даже начало казаться, что одиночество – это классно. На дороге не было видно ничего, кроме тени от нашей машины. Будто мы собираемся добраться куда-то, где никто не бывал, и увидеть то, что видели лишь немногие.

Через час у меня начала болеть пятая точка из-за постоянного сидения в одной позе, я скинула шлепанцы и расположилась, вытянув ноги на приборной панели. Я посмотрела на Роджера: не доставляет ли ему это дискомфорта? Непохоже. Он просто взглянул на меня, улыбнулся и снова сосредоточился на дороге. Круиз-контроль был включен, поэтому выглядело немного странным, что обе ноги Роджера просто ровно стоят на коврике, как будто машина сама едет к недостижимому горизонту. Я сползла еще немного ниже на сиденье и посмотрела в окно.

Мы неслись вперед. После маленького городка под названием Мидлгейт мы проехали мимо огромного тополя, на котором висели сотни – если не тысячи – ботинок, отбрасывавших тени на дорогу. Роджер сбросил скорость, чтобы рассмотреть его – это было несложно, учитывая, что за нами не было машин.

– Знаешь, я всегда хотел это сделать, – произнес Роджер, глядя на дерево.

– Ну так давай, – сказала я, созерцая это невероятно странное зрелище: кроссовки, ботинки, сапоги, связанные шнурками и переброшенные через ветки. Мы поехали еще медленнее, и я подумала, что Роджер остановится и все-таки осуществит задуманное, но он покачал головой. Пожалуй, это слишком расточительно.

Когда мы снова набирали скорость, я видела, как грустно он смотрел на дерево в зеркало заднего вида.

Через полчаса после дерева с ботинками я попросила Роджера остановиться на обочине, чтобы сделать несколько фото, и обнаружила, что не могу поймать в кадр весь пейзаж целиком. Так что я поворачивалась по кругу и щелкала в каждом направлении, решив, что это единственный способ составить относительно точную картину всего, что нас окружало. Потом я опустила фотоаппарат и на мгновение замерла неподвижно, наслаждаясь тишиной. Я ожидала, что мне будет страшно – стоять на обочине безлюдного шоссе посреди пустыни, но страха не было. Я чувствовала себя до странности умиротворенно.