Лорд Галифакс: Святой Лис

Однако в йоркширском округе Рипон необходимо было подготовить кандидата на смену державшему место в Палате общин почти уже двадцать лет подряд консерватору Джону Уортону. И в эти кандидаты был отобран Эдвард Вуд. Для окончательного утверждения ему предстояло пройти собеседование, а также дебаты в Херрогейте: «Меня предупредили, да и сам я ожидал, что один из их самых задиристых вопросов будет касаться требований Парламента восстановить порядок в церкви посредством законодательства. Было много болтовни вокруг этого, это касалось и обрядовости, и так называемых незаконных методов, и в этом случае мой отец становился одним из главных героев обсуждения. Он не был слишком вежлив относительно протестантов, и характер его высказываний бывал совершенно неблагоразумным <…> Мне это все казалось очень непростым, и я лежал в ванне в Гэрроуби, продумывая ответы на самые ядовитые возможные вопросы. В результате ничего такого у меня не спрашивали, и я был избран как кандидат от консерваторов». Таким образом, он должен был ждать следующих Всеобщих выборов, а пока держался подальше от Парламента, вновь отправившись путешествовать.

Колониальный тур Вуда был продолжен в Канаде в 1907 г., где к нему с удовольствием присоединился его оксфордский друг Луи Эджвертон. Последний регулярно посылал леди Агнес Галифакс письма, в которых писал отчеты о поездке и ее сыне: «Он – прекрасный компаньон, а как путешественнику ему нет равных: он никогда не теряет билеты; никогда не выходит из себя в общении с работниками железных дорог, чрезвычайно дерзкими и невнимательными; помимо прочего, он никогда не пренебрегает возможностью получить какую-либо информацию или покрасоваться перед девушками»[68 - Hickleton Papers, 9 September 1907.]. Но красоваться молодым людям долго не пришлось, нерадивые железнодорожные работники все-таки потеряли их багаж, в котором находились в том числе и костюмы. Одежду им пришлось одолжить в гостинице, а поскольку Эдвард был крайне высок, для него не нашлось даже подходящего пальто, и ему пришлось ходить в жилетке и бабочке. «Я думаю, что в Правительственной резиденции посчитали, что мы отбились от цирковой труппы: забавный клоун и инспектор манежа…»[69 - Ibid.] – констатирован Эджвертон.

Не всегда их ждали и удобные правительственные резиденции, а также милые юные леди. В основном это был тяжелый северный путь. Им приходилось засыпать себя порошком от блох, часто спать на одной кровати и есть сырое мясо, отчего у Эдварда стремительно портилось настроение: «Я никогда в своей жизни не испытывал таких неудобств, особенно это касается сырого мяса, просто ОТВРАТИТЕЛЬНОГО, чтобы вообще употреблять его в пищу. Как люди, будучи мужчинами, могут быть довольны тем, что живут как свиньи?»[70 - Hickleton Papers, 5 October 1907.] Зато в Квебеке путешественники были представлены премьер-министру Канады Уилфриду Лорье, который тут же подкупил Эдварда своей приверженностью католичеству и навсегда остался в его памяти как образец государственного деятеля.

Когда скитания были закончены, Эдвард вернулся домой, где его ждала научная работа. Еще в 1905 г. в издательстве А. Р. Моу- брея начала выходить серия книг «Лидеры Церкви: 1800–1900». Общую редактуру осуществлял Джордж Расселл, также выходец из Оксфордского университета. Он и обратился к Вуду с просьбой написать биографию Джона Кибла. Издатели не хотели делать очередную заумную скучную серию книг, которую вряд ли кто-либо будет покупать, поэтому просили Расселла найти молодых авторов, чтобы те расцветили привычный академический язык написания биографий духом стремительно меняющегося времени.

Поручая Вуду заняться Киблом, редактор ожидал, что тот не станет во главу угла возводить теологические споры, нюансы церковных отношений и т. п., но поскольку Эдвард Вуд с пеленок был погружен в материал, то надежды Расселла не оправдались. Автор сделал скрупулезное, вполне научное, осторожно объективное изложение фактов, которое, конечно, не очень годилось для веселого неакадемического чтения. Как вспоминал сам граф Галифакс: «Книга не заявила претензии к оригинальности, но была предназначена стать удобочитаемым материалом по Оксфордскому движению, представленному через жизнь одного из его первых лидеров. Она была призвана показать тенденции и мысли, на которых базировалось это движение. И я надеюсь, что получилось справедливо осветить главное расхождение между Киблом и Ньюманом, которое принудило их следовать путями, так кардинально отличающимися друг от друга»[71 - Earl of Halifax. P. 63.].

Любопытно, что, когда спустя полвека Эдвард Вуд будет анализировать в мемуарах свой разрыв и прощание с Невиллом Чемберленом, он тоже использует метафору о двух людях, которые последовали разными путями. Отношения Вуда и Чемберлена действительно были похожи на отношения Кибла и Ньюмана, только с той оговоркой, что Ньюманом, который получил всё – признание, сан кардинала и ныне канонизацию, – стал сам граф Галифакс, а Киблом, не столь избалованным судьбой, но верным своим принципам и друзьям, остался Чемберлен. И как писал молодой историк Эдвард Вуд в своей монографии о Джоне Кибле: «В его природе, настолько человеческой, дружба, созданная редким сочувствием и пониманием, была частью его самого. <…> Немногим дано видеть вознаграждение за их собственную работу. Роль, которую каждый человек играет в значительной пьесе, зачастую неблаговидна; но для тех, кто упорно продолжает работать, вознаграждение бесспорно, а успех часто может быть такого масштаба, на который актеры едва смели надеяться»[72 - Wood, E. John Keble. Oxford. 1909. P. 239–240.].

Работая над биографией Кибла, Эдвард не забывал оставлять себе выходные для охоты. Также они с отцом решили наконец-то заняться собственной псарней в Хиклтоне и вывести лучших в Йоркшире гончих. Содействовал им в этом начинании лорд Миддлтон, местный заводчик породных гончих, который продал Эдварду несколько пар собак, а также сообщил знакомым, что знаменитая псарня Галифаксов, которую содержал еще прадед Эдварда Френсис Вуд, теперь возрождается. Так по знакомым заводчикам-охотникам было отобрано и закуплено около шестнадцати пар достойных щенков.

Похвастаться питомцами юный собаковод Эдвард Вуд решил на празднике урожая, на который фермеры собирались в саду Хиклтона традиционно в конце лета. Под открытым небом накрывали столы со всевозможными пирогами, угощениями, фирменным пивом и джином. К этому праздничному застолью Эдвард и пригласил присоединиться своих собак, которые, как и свойственно животным, устроили порядочный переполох и, кроме того, начинали разбегаться. Но желание продемонстрировать всем красоту и ловкость своей стаи подтолкнуло Вуда к еще более опрометчивому поступку. Он решил устроить импровизированную охоту и пустить собак в парк Хиклтона: «Как только появлялось искушение в виде кролика, которого мы избирали своей целью, эффект от этого был подобен взрыву бомбы, собаки тут же разбегались по всем направлениям, игнорируя любые команды. Чем больше беспорядок набирал обороты, тем ловчее они охотились… на зайцев, кроликов, фазанов, петухов, других собак, случайную овцу; для меня это стало полным и абсолютным унижением. В конечном итоге мы вынуждены были привязывать наших гончих одну за другой к деревьям, пока не собрали хотя бы часть стаи, которую мы тогда отнесли на руках в питомники»[73 - Earl of Birkenhead. P. 80.].

Жить оставшейся части стаи оставалось недолго. Эдвард вычислил самых непослушных собак и на утро вызвал ветеринара усыпить десять из них. «Каждый, кто хоть раз видел порядочную стаю гончих, мог убедиться, что она действует почти как единый слаженный механизм, разворачиваясь, когда кто-то проехал вокруг них, прибегая с готовностью на звук рога и так далее. И это был шок обнаружить, что моя стая гончих просто не имела ни малейшего понятия о любой дисциплине. Зато это, несомненно, было причиной, почему люди так щедро отдавали мне собак, которые очевидно были неисправимы», – жаловался Вуд в мемуарах[74 - Earl of Halifax. P. 90.]