Будь моим мужем!

– Написать письмо? Или в один из твоих звонков «я на минуточку»? Успеешь тут все рассказать, правда?

Эмме стало еще совестнее.

– Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Грейси. Ты была дома все это время и знала, что происходит.

Глаза сестры наполнились слезами.

– Ничего не изменилось бы. – Она глубоко вздохнула, смахнула коварную каплю ладонью и продолжила тихо, но твердо: – Я пыталась управлять ранчо, отец только и делал, что переживал: как ты там одна в Калифорнии? А я в одиночку тащила на себе хозяйство.

Эмма стиснула виски ладонями. Она не думала, что ее отъезд обернется катастрофой. А может, она не позволяла себе думать. Пять лет назад все ее мысли были о Голливуде. Казалось, с ним связано ее будущее.

– Грейси…

Сестра не дала ей закончить:

– Не говори, что тебе жаль. Это уже не важно, да и неправда. – Она смахнула слезу. – Ты сделала, что хотела, впрочем, как и всегда.

В первый раз за разговор Эмма начала закипать. Ей хотелось разделить горечь сестры, но она не позволит поливать себя помоями.

– Серьезно? – прошипела Эмма тихо, так чтобы отец не услышал, как они ругаются. – Когда умерла мать, кто тащил хозяйство и заботился о тебе и отце? И кстати: разве ты не делаешь, что хочешь? Кто угнал отцовский грузовик, чтобы покататься? Помнишь? А кто прогуливал школу и поехал без спроса на концерт в Биллингс?

– Это было давно, – серьезно ответила Грейси. – Видно, тебе нечего вспомнить, а ведь за последние годы много чего произошло. Впрочем, тебе-то откуда знать, ты же уехала.

– Многие уезжают в поисках лучшей жизни.

– Многие приезжают домой, хотя бы изредка.

– Если они могут себе это позволить.

– Тебя показывали по ТВ, ты могла купить билет.

– Всего один сезон, – напомнила Эмма.

В то время ей приходилось работать так много, что ей нередко доводилось ночевать в съемочных павильонах.

Эмма вздохнула. Можно вернуться домой, но нельзя заставить других радоваться твоему приезду. Покупая обратный билет, она не сомневалась, что родные примут ее и все будет по-прежнему. Пока она пытала счастье в Голливуде, семейное ранчо было для нее своеобразным местом силы. Когда ей было одиноко, страшно, когда одолевала тревога и в голову лезли дурные мысли, она закрывала глаза и представляла родительский дом.

Дом. Она убеждала себя, что ее ждут и, если ее мечты не сбудутся, а мир окажется слишком жестоким, она может вернуться. После всего, что произошло в Калифорнии, Монтана казалась идеальным местом для жизни. Поначалу она постоянно писала эсэмэски, звонила по скайпу, но со временем пропасть между нею и семьей становилась все больше. Иначе и быть не могло, ведь она не могла честно признаться, как ей на самом деле живется в Калифорнии.

Эмма не хотела, чтобы родные знали, что ее заработков едва хватает на крошечную квартирку, жить приходится в постоянном напряжении, временами впроголодь. Что бы ни случилось, ради отца и сестры она старалась казаться веселой и жизнерадостной. Хватило ее ненадолго. Звонки становились все короче и реже.

Отец всегда был рад поговорить, а Грейси вскоре замкнулась и отдалилась, а теперь и вовсе избегает ее. Даже в одной комнате с ней быть не желает.

Жизнь Эммы разделилась на два больших этапа: до отъезда в Голливуд и после. Она предпочитала думать о том, как было раньше, потому что разбираться с тем, что творится сейчас, не было ни сил, ни желания: больной отец, сестра, которая ее ненавидит, и ребенок, требующий заботы и внимания. Ей предстоят нелегкие времена. Ко всему прочему, рано или поздно придется встретиться с Каденом. Это наводило на нее настоящий ужас.

Она не видела его пять долгих лет, но все эти годы не переставала думать о нем. Он жил в ее голове и сердце с тех пор, как они познакомились в колледже. Каден стал для нее воздухом, без которого она задыхалась, миром, в котором она жила. Так было до того дня, когда он выдал ей план совместного будущего: ранчо, семья, дети. Все, о чем они просто говорили, предстало перед Эммой как неизбежное.

Эмма поняла: если не рискнет последовать за мечтой, то всю жизнь будет проклинать его и себя. Она решила уехать. Разорвала отношения с Каденом и отправилась в Голливуд.

Несомненно, встреча с ним будет не менее драматичной, чем с сестрой.

– Эмма! Подойди! – услышала она голос отца.

– Иду, папа.

– Захвати бутылочку, я думаю, внучка проголодалась.

Грейси нахмурилась, будто на ее плечи взвалили еще один непосильный груз. Эмма мысленно обещала себе, что подумает об этом позже, взглянула на сестру и сказала:

– Мы договорим потом.

– Нам не о чем говорить.

Эмма глубоко вздохнула, изыскивая в глубине души терпение, которого уже давно не было, и молча пошла в кухню.

Дорога от ранчо «Дабл Эйч» до дома Уильямсов занимала не более двадцати минут. Когда-то Каден с Эммой обсуждали, что хорошо было бы продолжить прямую дорогу между их владениями, но этому не суждено было сбыться.

Каден обратил бы внимание на красоты золотой осени, но не сегодня. Сейчас он видел перед собой только глаза Эммы в день расставания.

– Попытаю счастья, – сказала она печально. – Я не могу поступить, как мама. Она наплевала на себя и свои мечты. Ты помнишь, как она хорошо пела?

– Да, но…

– Перед смертью она призналась, что единственное, о чем сожалеет, что не развила свой талант, не получила признания.

Они с Эммой в течение нескольких лет были вместе. Каден верил, что у них общие цели, общие стремления, и теперь он не знал, чего ожидать.

– А как же мечта восстановить семейное ранчо?

– Это твоя мечта, Каден, – просто и откровенно призналась она, – не моя.

Слова Эммы пробуравили дыру в его сердце. Услышать такое – все равно что незаслуженно получить пощечину.

– Но мы так много об этом говорили, собирались сделать что-то особенное, вместе.

– Знаю, – сказала Эмма и положила руку ему на плечо. От ее прикосновения Кадена бросило в дрожь. – Я должна понять, чего стою.

Неужели она не понимает, что в Голливуде она никому не нужна, а здесь, для него, она – жизнь.

– Поедем со мной.

– Я не могу.

– А я не могу остаться, – пожала плечами Эмма. – Если я не уйду сейчас, мы оба будем несчастливы…

Каден помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания. Эмма представила это так, будто делает одолжение, что бросает его. Будто ему так будет лучше. Словно то, о чем они мечтали, ничего не стоит.

Каден в ярости хмыкнул.