Встретимся в полночь

Лонни поджала губы:

– Тебе семнадцать, тебе не нужна эта «роса».

Хм.

Я позволила ей и дальше вытирать мое потное лицо. Танцовщицы, спотыкаясь, прошли за кулисы – группа мужчин и женщин в замысловатых сексуальных черных нарядах. Я вскочила со стула, от чего Лонни раздраженно цокнула языком, и согнулась.

– Sugohaesso! – сказала я, кланяясь. – Большое вам спасибо.

Я всегда старалась благодарить их как по-корейски, так и по-английски, потому что танцоры были родом из самых разных стран.

Они страдали вместе со мной каждую репетицию и выступление, но не получали ни капли славы. Моя признательность была искренней, хотя и ожидаемой. Звезды K-Pop всегда должны быть любезными.

Потные и измотанные, они поклонились и поблагодарили меня в ответ.

– Отлично, Лаки, – сказал один из танцоров, Джин, подмигнув. – Почти не отставала от меня.

Я покраснела. Джин был милым. Он так же был недосягаем для меня, как и большинство мальчиков в моей жизни.

– Я добью этот поворот на днях, – с нервным смехом ответила я.

Они пошли все вместе к себе в отель. Я с завистью смотрела им вслед. Соберутся ли они тусоваться в чьей-то комнате, поедая рамен из чашек?

Неважно. Ноги у меня отваливались. Я плюхнулась обратно в кресло.

Чья-то рука похлопала меня по спине.

– Привет. Ты тоже. Sugohaesso, – сказала помощник моего менеджера Джи Йон. Джи Йон всегда говорила мне после выступлений, что я отлично справилась, словно гордая, но строгая старшая сестра. Она была крошечной молодой женщиной, похожей на кролика, ее полнощекое лицо скрывала острая, коротко остриженная челка и огромные очки. Но она была сильной личностью, добивавшейся своего.

Она листала календарь на своем телефоне.

– У нас запланирована встреча-приветствие примерно на час, так что возьми воду.

– Что? Встреча-приветствие? – я закончила с таким пару лет назад. Это больше подходило начинающим поп-группам. По достижении определенного уровня это уже не нужно.

– Да. Поскольку это – твоя последняя остановка, мы решили, что сделаем фотосессию, – она протянула мне бутылку Evian.

– Значит, я пробуду тут еще час? – я постаралась не ныть.

– Это быстро. Войдешь и выйдешь. Разве ты не хочешь? – спросила Джи Йон, гладя поверх очков.

«Не ленись». Я покачала головой.

– Нет, нормально.

– Ладно, хорошо. А теперь давай поменяем тебе наряд на что-нибудь удобное для фанатов, – сказала Джи Йон, слегка подергивая носом, отчего очки задвигались вверх-вниз на бледном лице. – Но не сапоги, конечно. Их нужно оставить.

Конечно.

Несколько минут спустя я сидела за столом, подписывая альбомы, постеры и все, что принесли с собой фанаты. И хотя всего несколько минут назад мне хотелось забраться в постель, восторг фанатов наполнил меня знакомой энергией. Общение с ними в последнее время стало такой редкостью.

– Могу я сделать селфи?

Я посмотрела на девушку с брекетами и стрижкой пикси, и уже собиралась сказать «да», когда мой телохранитель Рен Чанг встал передо мной и покачал головой.

Я бросила на девушку извиняющийся взгляд, прежде чем ко мне подошел следующий фанат с плакатом на подпись.

В первые дни мне хотелось обнять всех и поговорить со всеми, кто стоял в очереди, чтобы увидеть меня. Но чем больше становилось поклонников, тем более расплывчатыми и безликими они казались. Я боролась с тем, чтобы не отвечать им сухо и официально.

– Спасибо, что пришли, – сказала я с улыбкой пожилому мужчине, подписывая его плакат черным маркером.

Он кивнул, не глядя мне в глаза. Но его рука задела мою, когда я возвращала плакат, и он подвинулся ближе. Я почувствовала запах того, что он ел, тепло его тела. Не теряя ни секунды, Рен твердой рукой оттолкнул его. Я виновато улыбнулась мужчине, хотя внутренне отшатнулось. Большинство моих поклонников-мужчин были совершенно нормальны, но существовали чрезвычайно энергичные, потные индивиды, приближавшиеся ко мне с такой скоростью, что я пугалась. В такие моменты мне все равно приходилось вести себя любезно. Всегда с благодарностью за то, что у меня есть.

В конце концов, очередь закончилась, и я встала, помахала и поклонилась ряду кричащих и ликующих фанатов. Они взревели, когда я показала знак мира, и меня утащили через заднюю дверь.

Едва я вышла на улицу, на меня обрушились папарацци и фанаты.

Вспышки фотокамер, голоса, выкрикивающие мое имя, толпы людей.

Рен и еще несколько телохранителей сомкнулись вокруг меня, словно защитная мембрана. Люди напирали на них, и круг безопасности колебался, пока мы шли узким переулком к фургону.

– Лаки, люблю тебя! – прокричала девушка. Инстинктивно мне захотелось посмотреть туда и сказать: «Спасибо!», но это открыло бы шлюзы. Я давным-давно усвоила этот урок.

Вместо этого я смотрела вниз, на ноги Рена, шагающего впереди. Я успокаивала бешено колотящееся сердце, заставляя себя сосредоточиться на его шагах. Иначе я бы впала в настоящую панику от мыслей о том, что меня растопчут миллионы людей, желающих заполучить частичку меня.

Моя охрана замедлила шаг, и я подняла глаза. Машина была рядом, но люди загораживали ее. Прибыла полиция, и энергия накачивалась сама собой – та стадия мании, которую никто не мог контролировать, когда взрослые мужчины с огромными-руками отбивались от девочек-подростков, беспомощно наблюдая, как они, дикие и голодные, перелезают через них, словно через деревья.

Мое сердце бешено колотилось, ладони вспотели, на меня накатила волна тошноты.

– Держись поближе, – тихо сказал Рен, закрывая широкой рукой мой торс.

– Как будто у меня есть выбор? – спросила я охрипшим после выступления голосом. Я чувствовала раздражение на Рена безо всякой причины.

– Или тебя могут затоптать, – мягко ответил он. Рен был ровесником моего отца, но поддерживал себя в олимпийской форме. И не мог похвастаться чувством юмора.

Я подошла ближе – и через несколько секунд свежий воздух прорвался сквозь круг, стену тел. Мое сердце вновь билось нормально, и я подняла лицо к яркому горизонту Гонконга. Он мелькнул передо мной на секунду, прежде чем меня благополучно посадили в фургон.

Первое, что я сделала, – это сняла долбаные сапоги.

Глава вторая

Джек

Я смотрел на президента Гонконгского строительного банка, пока он разглагольствовал о кварталах и еще о чем-то столь же скучном, пока глаза не начали слезиться от боли. Глазные яблоки человека не предназначены для того, чтобы так долго фокусироваться на одном объекте. Я проверил время на телефоне. О, боже. Уже тридцать минут? Тридцать минут! Сколько можно говорить о банковских делах?

– Па, – прошептал я, ткнув его локтем.

Не сводя темных глаз с парня, выступавшего со сцены, мой отец не ответил. Его губы были упрямо сжаты на квадратной челюсти. Аккуратная линия волос встречалась с накрахмаленным белым воротничком рубашки. Он сидел с невероятно прямой спиной на своем стуле в банкетном зале отеля, неудобном, обтянутом атласной тканью кремового цвета. Я пихал его, пока он наконец не взглянул на меня раздраженно, нахмурив брови.