Арсен Люпен

Этот человек тоже видел меня, сквозь тонкую ткань шторы, тогда я понял их план, в то время, когда другие выносили добычу, его задача заключалась в том, чтобы держать меня на прицеле. Встать? Схватить револьвер? Невозможно… Он был здесь! Стоит пошевелиться, вскрикнуть, и я пропал.

Дом содрогнулся от сильного толчка, затем послышались удары послабее, как будто кто-то забивает молотком гвоздь. Или это казалось моему богатому воображению? К ударам молотка примешивались другие звуки, стоял настоящий грохот.

Я не двигался. Из трусости? Нет, скорее я был в прострации и совершенно не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. И конечно, свою роль сыграло здравомыслие, зачем бороться? С этим человеком десяток других, и они прибегут на его зов. Стоит ли рисковать жизнью ради того, чтобы спасти несколько ковров и безделушек?

Пытка длилась всю ночь. Невыносимая мука, жуткий страх! Мужчина неотрывно следил за мной с оружием наготове, а я все время смотрел на него испуганными глазами, мое сердце колотилось, пот градом катил по лбу! И вдруг на меня нашло неожиданное спокойствие, по бульвару проехала повозка молочника, я узнал ее по скрипу колес и увидел, что утренний свет пробивается сквозь закрытые ставни, за окном лучи солнца разгоняют тьму.

День уже пробрался в комнату, поехали и другие повозки. Ночные призраки стали исчезать. Почувствовав себя смелее, я медленно и осторожно протянул руку к столику. Человек напротив не шелохнулся, я впился глазами точно в то место, где он находился, хладнокровно рассчитал движения и, быстро схватив револьвер, выстрелил. Ткань занавески была прострелена, стекло тоже. Что же касается человека, в него я попасть не смог… по той простой причине, что там никого не было.

Никого! Выходит, что всю ночь меня сдерживала от действий складка на занавеске! А в это время преступники… В яростном порыве, сдержать который было невозможно, я отпер дверь, пересек прихожую и ворвался в зал. Но, переступив порог, я оцепенел и чуть не задохнулся от поразивших меня чувств: ничего не пропало. Все вещи, которые должны быть украденными: мебель, картины, старинный бархат и шелк – все осталось на месте!

Что за спектакль?! Я не верил своим глазам. Откуда взялся шум и грохот передвигаемой мебели? Я проверил весь дом, ничего не пропало! Но больше всего меня сбивало с толку, что никаких следов присутствия злоумышленников не осталось: ни одного сдвинутого стула, ни одного отпечатка обуви.

– Ну хорошо! – уговаривал я себя, обхватив голову руками. – Я же не сумасшедший! Я ведь в самом деле слышал это!

Самым тщательным образом, сантиметр за сантиметром, я обследовал каждый угол помещения. Все впустую. Точнее… но стоило ли считать это находкой? Под небольшим персидским ковриком, лежащим на полу, я обнаружил игральную карту. Это была семерка червей, самая обычная карта из любой французской колоды, но она привлекла мое внимание одной довольно странной деталью. На острие каждого из семи знаков в форме сердца была пробита круглая и ровная дырочка, которую могли проткнуть шилом.

Вот и все улики: карта и письмо, обнаруженное в книге. Больше ничего. Можно ли только на этом основании утверждать, что мне все это приснилось?

Весь день я обследовал гостиную – довольно большую комнату для такого скромного особняка, обставленную со странным вкусом. Пол был выложен из маленьких разноцветных кусочков мозаики, образующих большие симметричные рисунки. Той же мозаикой были выложены панно на стенах, изображающие аллегорические сцены в стиле помпейских, византийских и средневековых композиций: Вакх[7 - Вакх – в древнегреческой мифологии младший из олимпийцев, бог растительности, виноградарства, виноделия, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза.], восседающий на бочке; император с седой бородой в золотой короне держит меч в правой руке. На потолке, как в мастерских художников, было встроено большое окно. Я не закрывал его на ночь, вероятно, злоумышленники проникли внутрь через него, воспользовавшись лестницей. Но и этого нельзя было утверждать с полной уверенностью. От лестницы должны были остаться следы на земле и траве во дворе, но их не оказалось.

Я и не думал обращаться в полицию, потому что понимал, что факты, которые я изложу, абсурдны и нелепы. Меня бы просто высмеяли. Через день настала моя очередь писать материал для колонки в «Жиль Блаз», где я тогда работал. Я изложил в своей заметке впечатления от ночного события. Статья не прошла незамеченной, но всерьез ее никто не принял, все решили, что это какая-то выдумка. Сен-Мартены посмеялись надо мной, но Даспри, который сталкивался с подобным, попросил рассказать о случившемся, попробовал разобраться… но, увы, безрезультатно.

Однажды утром зазвенел колокольчик калитки, и Антуан уведомил меня, что какой-то господин, не назвавший свое имя, желает поговорить с хозяином. Я попросил его подняться. Это был мужчина лет сорока, жгучий брюнет с волевым лицом, его чистая, но поношенная одежда свидетельствовала о претензии на элегантность, которая шла в разрез с довольно грубыми манерами. Хриплым голосом и с интонациями, выдававшими его социальную принадлежность, посетитель сказал мне:

– Месье, я здесь проездом, в кафе мне попался на глаза номер газеты «Жиль Блаз». Я прочел вашу статью, которая заинтересовала меня… очень заинтересовала.

– Благодарю вас.

– Поэтому я пришел к вам. Все ли приведенные вами факты точны?

– Абсолютно точны.

– Ни одна подробность не выдумана вами?

– Ни одна.

– В таком случае я, наверное, смогу сообщить вам кое-какие сведения.

– Слушаю вас.

– Нет.

– Что значит нет?

– Прежде чем я заговорю, мне необходимо проверить, точны ли мои сведения.

– А как вы проверите их?

– Мне нужно побыть одному в этой комнате.

Я с удивлением посмотрел на него.

– Я не совсем понимаю…

– Некоторые детали, описанные в своей статье, удивительно совпадают с другим происшествием, о котором я узнал случайно. Если это совпадение, то мне лучше хранить молчание. Единственный способ проверить мое предположение – оставить меня одного…

Что на самом деле скрывалось за этой просьбой? Позднее я анализировал ситуацию и вспомнил, что, излагая свою просьбу, посетитель волновался, а лицо его было очень встревоженным. Но в тот момент я не нашел ничего необычного в такой просьбе, хотя меня это и удивило. К тому же меня просто распирало от любопытства.

– Хорошо, – ответил я. – Сколько времени вам понадобится?

– Минуты три, не больше. Через три минуты я вернусь к вам.

Я вышел из комнаты и сверил часы. Прошла минута. Две минуты… Но почему же мне было так не по себе? Две с половиной минуты … И вдруг раздался выстрел.

Перескакивая через ступеньки, я в несколько прыжков поднялся наверх. Крик ужаса вырвался у меня из груди. Посреди зала неподвижно, на левом боку лежал человек. Из его головы лилась кровь, вперемешку с мозгом. В руке лежал еще дымящийся револьвер.

Но еще сильнее, чем эта ужасная картина, меня поразило другое, то, из-за чего я не стал сразу же звать на помощь, и не проверил, дышит ли этот человек. В нескольких шагах от него на полу лежала семерка червей! Я поднял карту. Семь острых концов у семи сердец были с дырочками…

Полчаса спустя прибыл комиссар полиции Нейи, затем судебно-медицинский эксперт, а вслед за ними – начальник полицейского управления господин Дюдуи. Я, разумеется, постарался не дотрагиваться до трупа. Ничто не должно было помешать должному обследованию.

Осмотр длился недолго, в карманах трупа не нашли никаких документов, никаких инициалов на одежде. Короче говоря, никаких признаков, которые позволили бы установить личность погибшего. В кабинете все оставалось на своих местах, мебель не сдвинута, ничего не пропало. Неужели этот человек пришел с единственной целью убить себя, сочтя мой дом наиболее подходящим для самоубийства? Наверняка есть какая-то причина, которая подтолкнула его на этот отчаянный шаг. И скорее всего, эту причину он обнаружил за те три минуты, что оставался один.

Что он увидел? Что за ужасная тайна открылась ему?

Когда двое полицейских подняли труп и положили его на носилки, они заметили, что левая ладонь, до сих пор скрытая от глаз и сжатая в кулак, разжалась, и из нее выпала сильно смятая визитная карточка. На ней было написано: Жорж Андерматт, 37, улица де Берри.

Что бы это значило? Жорж Андерматт был известным парижским банкиром, основателем и президентом Металлургического банка, который внес значительный вклад в развитие металлообрабатывающей промышленности Франции. Он жил на широкую ногу, имел почтовый вагон, автомобиль, скаковых лошадей. Приемы в его доме пользовались большой популярностью, а его жена, мадам Андерматт, славилась изяществом и красотой.

– Может быть, так звали умершего? – прошептал я.

Начальник полиции наклонился к нему.

– Это не он. У месье Андерматта бледная кожа и проседь.

– Но тогда при чем здесь эта визитка?

– В доме есть телефон, месье?

– Да, пойдемте, я провожу вас.

Полицейский полистал справочник и попросил соединить его с номером 41521.

– Господин Андерматт дома? Будьте любезны, передайте ему, что господин Дюдуи просит его как можно скорее прибыть по адресу: бульвар Майо, 102. Срочно.

Через двадцать минут месье Андерматт уже выходил из своего автомобиля. Ему объяснили обстоятельства, при которых потребовалось его присутствие, а затем подвели к трупу. На лице его на секунду отразилось волнение, а затем тихим голосом, как будто нехотя, он произнес:

– Этьен Варен.