Оскар Квист. Дело №1. Потерянное время

– Да, собственно, приключилась со мной самая обычная история, каких, наверное, в горах каждый день по сто штук происходит…

Даниэль подхватил Софию и перенес снова на кровать, а сам уселся, положив подбородок на колени и обхватив их руками.

– Как ты помнишь, в этот раз я хотел найти и отснять в диких условиях снежных барсов, вот и напросился в группу оператором. Эти товарищи собирались заниматься мониторингом численности этих кошек на самой границе Казахстана с Китаем, в Джунгарском Алатау.

Даниэль помолчал, а потом со вздохом продолжил:

– Барсов самих я так и не увидел, только следы на снегу, да экскременты с непереваренными зубами сурков. Видно, что хищники если были в тех местах, то с месяц назад ушли дальше. За все время только медведицу с медвежонком увидел. Они на противоположном склоне ущелья были, какими-то корешками лакомились. Кадры удивительные получились! А вот куда именно подевались барсы, так никто и не смог мне объяснить. Во всей группе по-английски толком никто не разговаривал. Изъяснялись все больше жестами и мимикой. Глупо, конечно. Но кое-как промотались по горам в таком режиме две недели.

– Ума не приложу, отчего тебя вечно тянет во всякие медвежьи углы. Мало ли что там произойти может, тебе в голову это не приходит?

– Просто именно в этих углах только и встретишь исчезающих зверей. Их опасаться особо не стоит, животные в тех краях давно стараются не попадаться на глаза человеку.

– А я вовсе не из-за животных переживаю, а как раз-таки из-за людей. Вот с ними-то надо быть начеку. Ты вечно думаешь о людях лучше, чем они того заслуживают, а потом плачешь и этим разбиваешь мне сердце.

Даниэль изумленно уставился на Софию. Ее природное умение чувствовать малейшие перемены в настроении, тембре голоса, жестах окружающих поражали его с самого момента их знакомства. Он был для нее как открытая книга, о чем София в очередной раз ему напомнила. Так и теперь он открыл было рот, чтобы сказать хоть слово в свое оправдание, но, поразмыслив, признал правоту супруги.

– Не знаю, как у тебя это получается, но ты опять угадала.

– Не угадала, а прочитала это все по твоей физиономии. Ты слишком искренний человек и врать не умеешь совершенно.

– Да у меня и в мыслях не было…

– Знаю, любовь моя. За это я так тебя и обожаю. Твою любовь я тоже всегда чувствую. Просто иногда ты хочешь оградить меня от чего-то плохого, чему ты невольно стал свидетелем. Разве не так?

– Так.

– И я бесконечно благодарна тебе за это. Однако ты все равно мне все расскажи. Пока не выговоришься, не полегчает. Мне ли не знать.

Даниэль взял руку жены и благодарно прижал ее пальцы к своим губам.

– А кто был в вашей группе? – спросила София.

Даниэль, ободренный словами жены, продолжил свой рассказ.

– Водитель, специалист по мониторингу, и какой-то молодой парень – то ли практикант, то ли еще кто. Ну и я. Больше в наш старенький джип никто и не влез бы. Не знаю, как вообще эта развалюха передвигалась, да еще по горным дорогам, но, так или иначе, нас занесло к какой-то зимовке, где ютились несколько пастухов с отарой овец. Как мне удалось понять, мы находились неподалеку от места Арканкерген, где несколько лет назад произошла загадочная история с убийством четырнадцати пограничников и одного егеря. – Даниэль потер лоб тыльной стороной ладони. – Поговаривали, якобы один из солдат перестрелял своих товарищей из автомата, а потом сжег всю заставу дотла. Уж не знаю, что там случилось на самом деле, но мне стало слегка не по себе от всех кровавых этих сплетен.

София внимала мужу с настороженностью, ожидая после каждой фразы какого-нибудь резкого и драматичного поворота сюжета. Между тем рассказ Даниэля тек дальше.

– Гнетущее впечатление, среди прочего, на меня производило постоянное и даже назойливое внимание к моей персоне со стороны тех самых пастухов, которые дали нам ночлег. Старшему из них – седому смуглому прокуренному казаху – было лет за шестьдесят. Другому я бы дал лет сорок пять, хотя мне сказали, что ему нет и тридцати. У этого типа был переломан нос, как у боксера, и разило от него, как из выгребной ямы. – Даниэль сморщил нос, будто вновь учуял миазмы. – Глядели оба на меня недобро с самого начала, ощупывали глазами с ног до головы, словно примериваясь, чем бы поживиться, предварительно прирезав меня во сне. Тот, что помоложе и повонючее все время интересовался моей камерой и норовил взять ее в руки. Я жестами дал понять, что этого делать не стоит, потому что техника хрупкая. Ему мой отказ явно пришелся не по вкусу, но тогда меня это мало заботило. Я был занят размышлениями о том, смогу ли я спать под одной крышей с таким вонючим субъектом, и в итоге решил устроиться на ночь в машине, укутавшись в спальный мешок в обнимку с камерой и прочими ценными вещами.

В спальню, цокая когтями по полу, вбежала Дебора и завалилась на пол кверху брюхом возле Даниэля. Тот спустил одну ногу с кровати и бережно погладил ею собаку по розовому животу. Деборе это явно нравилось.

– Ко мне она никогда так не ластится, – сказала София. – Со мной она только в прятки по саду любит играть и сыр выпрашивать.

– Да уж, Дебби с нами просто повезло, что и говорить. А вот в горах собакам приходится несладко…

– Так что же было дальше?

Даниэль снова замялся, но все же решил довести свое повествование до конца.

– Электричества в горах на такой высоте нет, а темнеет рано. Скроется солнце за снежным пиком, и мрак сразу наползает на наш лагерь.

– Наверно, там еще и холод собачий по ночам?

– Да, днем припекает будь здоров, а по ночам даже летом снег может выпасть. Пока я размышлял, как мне получше да поудобнее припрятать свою аппаратуру на ночь, меня окликнул наш водитель и позвал в дом. Я было стал отнекиваться, но уж больно он был настойчив. Внутри дома имелась одна единственная комната с голыми выбеленными стенами, пол был застелен разномастными коврами, в дальнем углу лежала куча подушек и одеял. В центре вокруг низенького столика на полу сидели оба пастуха и вся наша команда. Лица их освещались светом керосиновой лампы. Не знаю, что они там в нее залили, но воняла она отвратно.

– Бедный твой нос! – с сочувствием воскликнула София.

– И не говори, любовь моя. Однако это было лишь началом испытаний всех моих чувств. Водитель наш подвинулся, освободив местечко у стола и для меня. Я подсел, мне сунули маленькую фаянсовую пиалу с выщербленными краями. Она наполовину была наполнена мутной бурой жижей. Мне дали понять, что это чай. Я где-то прочел перед поездкой, что казахи специально наливают чая от силы на полчашки. Вроде бы, наполненная до краев чашка означает, что хозяин хочет тебя поскорее спровадить. При этом самому просить долить чаю в чашку считается неприличным. Сказать по правде, меня от одного вида этой жидкости замутило. Оказалось, они туда плеснули прокисшего молока, так что выпить даже полчашки было выше моих сил. Кое-как я пригубил этого «чая» и, сославшись на усталость ушел спать в машину.

– Чует мое сердце, ты нанес страшное оскорбление этим пастухам, которое можно было смыть только кровью! – с преувеличенным драматизмом произнесла София.

– Ты даже не подозреваешь, насколько ты близка к правде в своих предположениях, Софи!.. – с горечью ответил Даниэль.

София снова посерьезнела и стала с нескрываемым беспокойством ощупывать и осматривать супруга:

– Они, надеюсь, не полезли в драку? Не поранили тебя?

– Куда им со мной тягаться! Я их голыми руками придушил бы. Кровь, увы, пролилась, но…

Глаза Софии округлились от волнения, она сжала губы и съежилась, как в ожидании удара.

– …к счастью, не моя, – закончил со вздохом Даниэль.

Из груди Софии вырвался стон облегчения.

– Даниэль, не томи! Мои нервы уже и так на пределе.

Даниэль, притянул к себе жену и прижал ее голову к сердцу.

– Если хочешь, можно забыть эту дурацкую историю.

– Нет уж, рассказывай до конца, а то не смогу уснуть всю ночь.

– Ну ладно, слушай сию печальную повесть дальше. Я забрался на заднее сиденье нашего джипа, залез в спальник, как в кокон, под голову положил рюкзак с камерой и тут же заснул. Спал я чутко, но до самого утра никаких посторонних звуков до моего слуха не доносилось. Еще затемно скрипнула дверь в доме. Я приподнялся и выглянул наружу.

– И кто же там бродил? – с замиранием сердца спросила София.

– Окна джипа за ночь подернулись инеем, и я смог разглядеть только силуэт. Он крадучись двигался мимо машины и, на миг задержавшись прямо возле задней двери, скрылся в тумане. Я готов был поспорить, что это был тот самый молодой пастух с кривым носом.

– По запаху определил?

Даниэль усмехнулся и кивнул.

– Наутро он яростно отрицал свои ночные бдения, хотя я точно знал, что это он ошивался возле машины. А в тот момент я снова лег и, пригревшись, проспал до тех пор, пока наш водитель не сел за руль и не стал прогревать двигатель. Я выбрался из машины, умылся ледяной водой из бочки и сразу взбодрился. За домом были какие-то кусты, и я пошел туда, чтобы отлить, и тогда заметил поодаль двух привязанных к разломанной телеге собак. Они с отрешенным видом лежали, поджав под себя лапы и косились на меня. Кадр был интересный, и я решил сбегать к машине за камерой и заснять их. Я установил штатив, настроил камеру и включил запись. Вдруг в видоискателе я увидел фигуру кривоносого пастуха. Он заслонил собой собак, я поднял голову от объектива и тогда заметил, что у этого мерзавца в руках двустволка.

София вскинула руку к лицу и зажала себе рот ладонью, тихо всхлипнув. А Даниэль, словно стараясь побыстрее извергнуть из себя отравлявшие душу воспоминания, на одном дыхании выпалил: