Хваткий мой

Летал же он потом часами.

И чем дальше надо было лететь, тем больше это нравилось.

Вот и сейчас: только вспомнилась сладкая свобода полёта, как одним взмахом крыльев соколик уже оттолкнулся от сухой ветки, на которой нынче пришлось переночевать, и весь окунулся в утренний воздух.

Лёгкость переполняла молодую птицу, словно пела в горле, лапы с острыми когтями сами собой прижались к брюшку – во время полёта они отдыхают, а тяжесть тела переносится на предплечья.

Тугой струной натянулись мускулы лопаточных перьев, сошлись с обеих сторон в одной точке на спине, а это для настоящего сокола, оказалось, тоже отдых.

Соколик уже умел расслаблять в полете ту или иную часть тела.

Отдыхало туловище, когда работали крылья, а в гнезде приходилось трудиться ногам.

В мгновение ока соколик взмыл над огромным темным тополем, в шатре которого, прилетев вчера в сумерках, он остался на ночёвку.

Весело клекотал:

– "Тцок! Тцок!"

А откуда-то снизу и сбоку, из-за дерева, донёсся до него схожий клёкот.

Сделав большой круг над макушками нескольких деревьев, соколик выдвинул чуть-чуть плечевые перья правого крыла, и тотчас линия полёта изменилась, круто пошла вниз направо.

Со вчерашнего дня он ничего не ел.

Нутро протестовало, требуя свежего мяса, пусть с коготь, больше не надо.

Он тогда сможет терпеть несколько дней без пищи, но сегодня свою долю живого, свежего мяса хотел взять.

В лесу, похоже, соколу поймать что-нибудь не просто.

Чтобы пасть камнем, бить наверняка, нужен простор, свобода движения, а какой там простор под шатрами деревьев, в гущине застойной травы!

Лес помогает своим живностью спастись – это он понял.

Но туда, где за лесом открываются многочисленные холмистые просторы, где во впадинах травка низкорослая и потому не мешает пугливым куропаткам, а на ровных местах за холмами трава хоть и высокие, тем не менее, можно было застать кого-нибудь врасплох.

Немного прошло времени с тех пор, как взлетел с ночлега самостоятельно, в гордом одиночестве, и был полон уверенности в своём успехе.

Он успел свои острые когти и клюв-крючок опробовать почти на всех зверьках и птицах, что мать и отец приволакивали им в гнездо.

Соколик наслаждался свежей темноватой мякотью утки или фазана, сизоватой плотью степного голубя, горлицы или дикой горной индюшки; ему нравились и жирные сурки, и постно-нежная, без капающей крови зайчатина.

С высоты пространство было похоже на громадное выгнутое, приближенное краями к глазам гнездо.

Соколик воспринимал и широкие – тёмные для него – пятна зелёных лесов, и – отдельным бесцветным рисунком – каждую травинку, каждую букашку.

Зоркие, бдительные глаза его, окаймлённые светлой полосой, не различали цветовых тонов, но видели одновременно и ранних бабочек чуть ли не над землёй, и – выше их – птичью мелюзгу, и даже мошек, вьющихся с утра над кустарниками, рассеянными по холмистым местностям…

Искать надо подходящую пищу, чтобы разом наесться на целый день.

Найти дичь на точно рассчитанном – для стремительной безошибочной атаки – расстоянии.

Глазомер его не подводит, поэтому он выбирает только тех, кого наверняка может схватить.

А как случиться промашке?

Он не знает. Это у него, по сути дела, первая охота.

Молодого сокола ведёт внутреннее, врождённое чутьё при виде добычи.

Он сходу определяет, дичь попадёт ему в когти или уйдёт от него.

Если так, то не пойдёт на риск, чтобы не тратить лишних усилий, а пролетит мимо, будто и не примерялся.

Но, когда внутреннее чутьё указывает, что в живую цель можно вонзиться мёртвой хваткой и смять её, то в нем просыпается самый настоящий охотничий азарт!

Тело соколёнка сжимается, сводя лопатки, собирая оперение так, чтобы кончики самых длинных перьев легли на слегка растопыренное надхвостье и этот вытянутый хвост, он же руль, молниеносно и метко падает на дичь.

От быстроты падения по-особому устрашающе издают свист крылья, каждое перо хвоста поёт звонко и весело, будто труба…

Соколик перелетел через лес, как только первые лучи солнца показались из-за гор.

Безлесные склоны утром, как всегда, виделись белыми.

И над склонами всё обнаруживалось чётко, словно зимой на снегу.

Молодой сокол ещё не знал снега, но уроки белого солнца усвоил в гнезде.

Первое, что он заметил на своём пути, была стая диких голубей.

Его собственная тень пала сверху на одного из них – голубь потемнел.

Соколик приноровил свой полет к тому, чтобы тень его постоянно держалась на этой тёмной голубке.

Он, прикинув расстояние, понял, что нападать на стаю бессмысленно.

Пока ринешься, увеличивая скорость, на одну птицу, стая перестроится и уйдёт вперёд!

Это явный – промах.

Голубка посмотрела на него спокойно, она тоже чувствовала, что находится в безопасности.

Очень хотелось смять эту гордячку, но расстояние не позволяло.

Голуби вдруг пошли книзу, видно, заметили там где-то корм – да так поспешно нырнули, что в воздух вверх пошла звуковая волна, вызванная согласованным движением их крыльев.

Тёмная тень молодого сокола заскользила по ровной поверхности травостоя.