Оценить:
 Рейтинг: 0

Бытие игры или игра бытия. Сравнительный анализ произведений Й. Хейзинга «Homo ludens: Человек играющий» и Х.-Г. Гадамер «Истина и метод»

Год написания книги
2018
На страницу:
1 из 1
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Бытие игры или игра бытия. Сравнительный анализ произведений Й. Хейзинга «Homo ludens: Человек играющий» и Х.-Г. Гадамер «Истина и метод»
Н. А. Козырева

В книге описана игра умов великих философов ХХ века, увиденная автором в работах Х.-Г. Гадамера «Истина и метод» и Й. Хейзинги и «HOMO LUDENS». Исследуется преемственность в понимании вопросов «бытия игры», игровые аспекты человеческого бытия, изображенные на герменевтико-феноменологическом языке. Поскольку все есть игра, то плох тот герменевтик, который воображает, что он может или должен был бы сохранить за собой последнее слово…Игра продолжается. Кто следующий? Может быть, Ты, Читатель?

Бытие игры или игра бытия

Сравнительный анализ произведений Й. Хейзинга «Homo ludens: Человек играющий» и Х.-Г. Гадамер «Истина и метод»

Н. А. Козырева

© Н. А. Козырева, 2018

ISBN 978-5-4493-3873-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта работа, написанная в 1999—2000г.г., была впервые опубликована 20.10.2008 на моём персональном сайте http://kozyreva.ucoz.ru/load/31-1-0-20. За десять лет её прочитало на сайте около четырёх тысяч человек. Это меня очень удивило, поскольку я считала работу очень узконаправленной. Не представляла, что она может быть интересна тысячам человек, а не узкому кругу философов, которые вдобавок интересуются и вопросами игры. Но ещё больше меня удивило, что я начала встречать свою работу на чужих сайтах в Интернете, иногда со ссылками на автора, а иногда и в безымянном виде.

Поэтому, публикуя эту книгу в печатном и в электронном виде, я надеюсь, что она будет более доступна широкому кругу читателей.

Включайтесь в исследование великой игры умов великих философов ХХ века, приятного чтения!

ВВЕДЕНИЕ

«Всё есть игра»

Й. Хейзинга, «Homo Ludens»

В современной философии, как и во всей предшествующей истории философии, проблема бытия является фундаментальной проблемой. Все остальные философские проблемы имеют смысл и значимость постольку, поскольку на них падает отблеск бытия. Занимаясь поисками бытия, философия отстаивает свою специфику перед наукой, религией, искусством, выявляет особый характер мышления, как такого способа жизни, в котором бытие может открыться. Эти поиски являются фундаментом человеческого существования.

Под бытием философы разных веков понимали многое – мышление, мир идей, Бога, материя и т. д. В начале ХХ века М. Хайдеггер в своей работе «Время и бытие» [4] обосновывает необходимость и актуальность новой постановки вопроса: с какого же сущего следует считывать смысл бытия. Сущим мы называем очень многое. Согласно его учению, которое получило название «фундаментальной онтологии», к бытию необходимо подходить с точки зрения такого сущего, которое способно раскрывать сокрытое, спрашивать и одновременно понимать самое себя, т.е. нужно указать на такое сущее, в котором бытие само себя обнаруживает. Хайдеггер подчеркивал, что такое бытие, понимание, истина, должно определяться в горизонте времени.

Философская герменевтика Х.-Г. Гадамера опирается на идеи своего учителя М. Хайдеггера. Опубликованный в 1961 году фундаментальный труд Х.-Г. Гадамера «Истина и метод» ставит и отвечает на вопрос: как возможно понимание окружающего нас мира, как в этом понимании воплощается истина бытия? Он соглашается с Хайдеггером в постановке проблематики философии: вопросе о бытии самопонимания. «Сам этот вопрос существенно расширяет горизонты самопонимания. Раскрывая скрытое его основание – время, – философия… раскрывает для себя доселе невыявленный опыт, превосходящий мышление на субъективистской основе и названный Хайдеггером бытием» [1, стр.145]. Интерпретация бытия с горизонтов времени не означает, по его мнению, что бытие таким образом радикально «овременяется», что оно уже не может рассматриваться как всебытие или вечное, а целиком сводится к своему собственному времени и собственному будущему.

Гадамер поставил и решил задачу обоснования художественного опыта в качестве метода познания истины, ставит художественный опыт не перед вопросом о том, что он мыслит о себе самом, но перед вопросом о том, что он собой представляет на самом деле и какова его истина. Гадамер рассматривает игру как возможность выхода из неразрешимости привнесенных в искусство человеческих притязаний в некое изолированное, амбивалентное пространство, которое он в своей философской герменевтике называет – «преображенный мир» как «самостоятельный и превосходящий тип бытия», то, что в культурологии игры Й. Хейзинги получило название «отчужденная земля».

Однако необходимо иметь в виду, что игровая субстанция помимо своей «онтологии» имеет и конкретно-специфические, исторические и индивидуальные формы, широкая панорама которых блестяще описана Йоханом Хейзинга в работе «HOMO LUDENS».

Имя выдающегося нидерландского историка Й. Хейзинги прочно связано с масштабными гипотезами относительно возникновения и развития мировой культуры. Произведения великого философа истории, имевшие огромный успех при его жизни и продолжающие оказывать неослабевающее влияние на современность, являются одним из значительнейших в истории философии. Очарование мысли Хейзинга огромно. Человек, однажды попавший в орбиту ее влияния, рискует остаться там навсегда. С момента публикации работы «HOMO LUDENS» в 1938 году и вплоть до последних лет своей жизни Й. Хейзинга не уставал повторять, что в центре его внимания находится проблема бытия «человека играющего». Идея игры как важнейшего культурообразующего фактора, о природе социального человека как «человека играющего» принесла ему исключительную популярность среди прогрессивной общественности.

В основе произведения – идея игры как онтологического статуса существования людей, социальной жизни. Культура рассматривается с точки зрения реализации в ней всеобщего – онтологически человеку присущего игрового начала.

Он открывает скорее экзистенциальные смыслы бытия, акцентирует установку на игру как форму свободного самовыявления человека, которая предполагает реальную открытость миру возможного и развертывается либо в виде состязания, либо в виде представления (исполнения, репрезентации) каких-либо ситуаций, смыслов, состояний. Но как и всякая игра, это игра до известного предела, финал и результат которой могут читаться по-разному. В ней все противоречия переплавляются как состояния, имеющие один источник, одну основу – изначально врожденное, глубинное, под- и до-сознательное ощущение дара выделенности из наличного состава жизни, побуждающего к преодолению и «снятию» этого состава, к снятию действительности в ее истине.

Для Хейзинги главной проблемой были условия понимания чужой культуры, и в своих размышлениях он значительно предвосхитил актуализацию герменевтики, которая связывается нами прежде всего с именем немецкого философа Гадамера. В своем фундаментальном труде «Истина и метод» Гадамер анализирует теорию игры Хейзинги в качестве условия понимания произведения искусства, творческого процесса, бытия самопонимания.

Бытие, Игра, Сущее, Дух, Искусство, имменентное Нечто… Своеобразие подхода Хейзинги и Гадамера фокусируется в проблеме формулирования определений: они словно стремятся снять пределы каждого из направлений, что сказывается в парадоксальной «глобальности», емкости, явной некатегоричности формулировок. У них нет единой, неизменной, тождественной самой себе формулировке понятия «игра». Но ведь в этом тоже ярко выражен игровой момент.

Весь текст «HOMO LUDENS» и «Истина и метод» может быть прочитан под таким углом зрения, и мы увидим игровые аспекты человеческого бытия, изображенные на герменевтико-феноменологическом языке. Назначение этой работы в попытке разобраться с этими вопросами, опираясь на философские труды немецкого философа ХХ века Х.-Г. Гадамера и нидерландского культуролога Й. Хейзинги.

Глава 1. Хейзинга Й. Онтология бытия игры

Наука постоянно ищет прочного контакта с реальностью и значимости для повседневной реальности. Й. Хейзинга признает игровой характер за каждой наукой по причине ее изолированности в рамках своего метода и понятий и считает, что наука «играет» внутри ограниченного ее методом круга. Термины однажды разработанного специального метода все еще могут легко использоваться как игровые методы, а занятие наукой втягивается в русло игр также благодаря жажде к соревнованию. Наука почти непосредственно возвращает ученого-культуролога Й. Хейзингу к вопросу «Что такое игра?», в то время как он стремится исходить из категории игры как данности и общепринятой величины.

Поскольку «со всякой склонностью к последовательной систематике почти нерасторжимо связана тяга к игровому» [2, стр. 229], то и в работе, исследующей игровой характер мировой культуры, Й. Хейзинга проявляет себя как настоящий игрок. Его игра, согласно выявленным им же признакам, есть свободное исследование, относящееся к различным наукам, культурам. Игра в написание «HOMO LUDENS» приносит ему удовлетворение самим совершением действия… Его игра творит свой порядок, устанавливает на время знакомства с нею свой временный мир внутри обычного, она зачаровывает открывающимися возможностями по-новому взглянуть на свое место в этом мире. Перефразируя Лео Фробениуса, можно сказать, что игра Й. Хейзинги представляет, разыгрывает для зрителя-читателя «тот порядок вещей в природе, как он, автор этот порядок воспринимает». Й. Хейзинга играет, подобно ребенку, для удовольствия и развлечения, ниже уровня серьезной жизни. Он может играть и выше этого уровня, играть с красотой и святыней.

Платон считал, что игры, посвященные богам, суть высшее назначение, которому человек в своей жизни должен отдаваться со всем рвением. В этом отождествлении игры и сакральности возвышается самое игра, поскольку это понятие наделяется значением и смыслом вплоть до самых высших сфер духа.

Не давая точных определений, Хейзинга явно указывает на великое Нечто-Ничто, которое проявляет свое бытие через игру: «в игре подыгрывает, участвует нечто такое, что превосходит непосредственное стремление к поддержанию жизни и вкладывает в данное действие определенный смысл. Всякая игра что-то значит. Если этот активный принцип, сообщающий игре свою сущность, назвать духом, это будет преувеличением; назвать же его инстинктом – значит ничего не сказать. Как бы к нему не относиться, во всяком случае этим «смыслом» игры ясно обнаруживает себя некий имматериальный элемент в самой сущности игры " [2, стр. 10].

Это Нечто-Ничто имеет нематериальный характер и определяет особый смысл нашей жизни: «Можно отрицать почти все абстрактные понятия: право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Игру – нельзя. Но, хочется того или нет, признавая игру, признают и дух. Ибо игра, какая бы ни была ее сущность, не есть нечто материальное. Бытие игры всякий час подтверждает, причем в самом высшем смысле, супралогический характер нашего положения во Вселенной. Мы играем, и мы знаем, что мы играем, значит, мы более чем просто разумные существа, ибо игра есть занятие внеразумное " [2, стр. 13].

Й. Хейзинга приходит к выводу, что игра есть «продукт деятельности духа». Игра «… обретается в поле деятельности духа, в собственном мире, созданном для себя духом, где вещи имеют иное, чем в „обыденной“ жизни, лицо и связаны между собой иными, не логическими узами. Она стоит по ту сторону серьезного – у первоистоков, к которым так близки дети, животные, дикари и ясновидцы, в царстве грезы, восторга, опьянения и смеха» [2, стр. 139].

Игра опирается на действия с определенными образами, на известное «пре-ображение» действительности, и Й. Хейзинга стремится понять ценность и значение этих образов и самого претворения в образы. Он считает, что олицетворение бестелесного или неодушевленного есть душа всякого мифотворчества и почти всей поэзии. «Во всяком случае, здесь имеется представление о чем-то бестелесном и безжизненном, которое затем выражается как нечто живое. Первично здесь превращение воспринимаемого в представление о живом существе. Представление рождается как «во-ображение» (verbeelding) " [2, стр.157]. «Внутри формы и внутри функции игры, которая (игра) является самостоятельным качеством, осознание человеком своей вовлеченности в Космос находит самое высшее, самое священное выражение» [2, стр.29]. Исследуя культовые обряды различных народов, Й. Хейзинга замечает, что в таких представлениях нечто невидимое и невыразимое принимает прекрасную, существенную, священную форму, и называет это «мистическим претворением». «Участники культа убеждены, что действие это актуализирует некое благо, и некий высший порядок вещей освящает при этом их обычную жизнь. Священнодействие есть dromenon, то есть то, что совершается. Действие изображает некое космическое событие, и не только как репрезентация его, но и как отождествление. Оно повторяет, излагает космическое событие. Культ реализует эффект, образно воплощенный в действии. По выражению Лео Фробениуса, человечество разыгрывает порядок вещей в природе, как оно этот порядок воспринимает» [2, стр.27].


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
На страницу:
1 из 1