Теоретический анализ философии мифа М. Элиаде: основные идеи и когнитивный потенциал

иерофании и теофании как явления священного и божественного;

понятие архетипа, понимаемого как прообраз всего существующего и выступающего способом продуцирования реальности;

идея «вечного возвращения», глубинный смысл которой связан с возможностью онтического обретения сакрального начала.

Вечное возвращение, хотя и несет доминанту повторения, в то же время означает возможность психологического обновления, поскольку ритуальное воспроизведение, как это продемонстрировано М. Элиаде, означает победу над Хроносом, временем и историей. При данном подходе изменяются модусы сознания обществ, исследуемых ученым, – вечное настоящее мифа становится реальностью сознания.

Миф определяется данным автором как исходная, первичная реальность, которая детерминирует стиль мышления первобытного человека и является базовым субстратом, modus vivendi первобытного общества. Посредством ряда взаимодополняющих элементов – «архетип», «время оно», «теофания», «иерофания» вычленяется структура онтологии мифа М. Элиаде. Так, понятие «архетип» выступает духовной матрицей воспроизводимых в ритуале событий, а сам ритуал становится способом приобщения к сакральному. В системе Элиаде взаимосвязанными оказываются концепты «архетип» и «время оно», поскольку редукция к последнему возвращает сознание в мир архаических прообразов.

Создатель Чикагской школы сравнительного религиоведения употребляет этот распространенный в философии культуры термин в значении прообраза всего существующего. Семантическое значение этого понятия у М. Элиаде существенно отличается от значения, вкладываемого в него К.-Г. Юнгом, который целиком и полностью связывал его с концепцией бессознательного. Элиаде не отказывается от категории «бессознательное», однако привносит в него свои семантическое коннотации. К особенностям подхода ученого можно отнести то, что он полагает возможным существование архетипов на трех уровнях сознания – подсознательном, сознательном и сверхсознательном, при этом на каждом уровне функционирования архетипов существуют свои логические законы. Однако если К.-Г. Юнг представляет психологический подход к изучению архетипов, то подход М. Элиаде можно обозначить как онтологический. Ученый подчеркивает причастность архетипов бытию: «…подлинно реальны только архетипы» [143, с. 93]. Как считает Элиаде, «архетипические модели» детерминируют духовную и социальную жизнь первобытного общества – любое действие имеет своим образцом прадействие, совершенное божеством или предком в мифологическом срезе времени, что выступает парадигмальным образцом для культуротворческой деятельности социума. Архетипы выполняют методологическую функцию в структуре онтологии традиционной культуры, являясь условием существования недетерминированной временем повторяемости. Ритуалы в своей основе воспроизводят архетипы, и это бесконечное повторение продуцирует настоящее мифологического образа мира. Между понятием «архетип» и концептом «вечное возвращение» существует определенная логическая связь и взаимозависимость. Архетипы являются тем субстратом, который обуславливает парадигмальную повторяемость. Без наличия этого онтологического субстрата становится невозможным возобновление вечных космогонических ритмов, на которых основывается способ жизнедеятельности в традиционных культурах. Жизнь в ее космологичекой размеренности не подразумевает детерминированного временем становления; оно «выносится за скобки» в данной культурной парадигме, трансформируясь в одномоментную бытийственность, репрезентированную космогонической действительностью.

Что касается трактовки архетипа К.-Г. Юнгом, то она значительно отличается от подхода М. Элиаде: последний рассматривает его не как бессознательный элемент психики, а как исходную парадигму, чье значение сводится к онтологическому обоснованию всего многообразия первобытной культуры. При том, что во взглядах К.-Г. Юнга и М. Элиаде на природу архетипов существует много различий (их, прежде всего, подчеркивает сам румынский ученый, дистанцируясь от подхода, представленного в рамках аналитической психологии), у них имеется нечто общее: и первый, и второй связывают это понятие с коллективным началом, растворяющем личность либо в коллективном бессознательном (К.-Г. Юнг), либо в круговороте архетипов (М. Элиаде). С точки зрения Элиаде, в первобытном сознании бытие мира лишается присущей ему ценности, если оно не причастно архетипам. В этом смысле архетипы не только конституируют, но и продуцируют реальность в данном типе культуры. Здесь М. Элиаде обнаруживает исток онтологической укорененности первобытного сознания: «Это сознательное повторение определенных парадигматических действий свидетельствует о своеобразной онтологии» [143, с. 33]. По сути, он представляет в своих работах универсалистскую методологию архетипов, показывая, что на ней базируется вся доисторическая ментальность, которая в свою очередь основана на доминировании архетипов и является противоположной идее исторического становления. Вследствие своей связи с мифологической историей архетипы понимаются доисторической ментальностью как имеющие трансцендентный источник. Не все в человеческом мире имеет свой сакральный архетип; то, что его лишено, связывается в первобытном сознании с Хаосом, «бесформенным бытием» [143, с. 36]. В сущности, представления М. Элиаде об архетипах воспроизводят платоновскую модель: так же, как для Платона эйдосы являются идеальными прообразами мира чувственных вещей, так для Элиаде архетипы являются образцами человеческого бытия в мире. Особая роль в функционировании архетипов отводится известным ученым ритуализации, идейной доминантой которой является космогонический сюжет, воспроизводящий в своей целостности возникновение сущего и тем самым закладывающий онтологический фундамент бытия человека в мире.