Руны Одина

– Уж какой есть. – Хмыкнула Санька.

– Когда я сказал, что ты не красавица, я не имел в виду ничего дурного.

– А это ты сейчас зачем говоришь?

– Мне не хочется, чтобы ты злилась на меня. Ты мне нравишься; я только хочу понять: вот этот твой образ… Жизнерадостный, простой и притягательный – это искусство, или это твоё истинное лицо?

– Тебе это зачем?

– Не хочу обмануться и попасть впросак, доверившись тебе.

– Так не доверяйся. – С вызовом глянула на него Санька. – Как я тебе буду доказывать, что не притворяюсь? Если ты мне не веришь?

– Но признайся, это невозможно: относиться так приветливо ко всем… Почти ко всем, кого ты встречаешь.

– А по-твоему, каждого, кто тебе встретился, нужно сразу ставить на место?

– Конечно.

– А если ты по незнанию хорошего человека обидишь?

– А если позволю какому-нибудь уроду потешаться над собой?

– Лучше пусть какой-нибудь урод слегка развлечётся, чем хороший человек обидится. – Убеждённо сказала Санька. – Бог с ним, разберёшься и поставишь на место потом. А вот рану, которую ты можешь нанести, залечить будет трудно.

– А тебе не всё равно, что там творится в душе у того же Барсука, к примеру? Кому нужна его душа, он же так, мелочь придорожная?

– Знаешь… – Санька прикусила губу. Её возмутило то, что сказал Диего, причём сказал искренне, без обычной издёвки, так, что она несколько секунд считала до десяти, чтобы ответить нормально. – Для кого-то мелочь он, а для кого-то – ты. Жизнь штука такая, что может, придётся тебе приползти к порогу этого самого Барсука, и ковш воды у него вымаливать!

– Я знал, что подвох есть! – Обрадовался Диего. – Значит, ты просто заслуживаешь себе на будущее ковш воды! Авось, пригодится, верно?

– Я не знаю, как тебе это сказать. – Призналась Санька. – Мы с тобой слишком люди разные.

– Хорошо. Но, впервые увидев меня…

– Не впервые. – Санька показала ему ладонь. – Не впервые, не забудь.

– Не так-то просто это понять. Нет, я знаю, что это правда, но как?.. Почему полог мира так поступил?

– Чтобы можно было что-то исправить, я полагаю.

– Для них? – Диего кивнул в сторону Хары, медитировавшего на камне, и Чена, как раз в этот миг вылавливающего из угольев ложку, которую уронил туда, пытаясь попробовать своё варево.

– А почему бы и нет? Для них, для Росомахи, и для тебя, в том числе.

– Я не считаю, что они этого достойны. Хара, может быть, он всё-таки принц. Но остальные?..

– Это не тебе решать.

– Правда. – Диего помолчал. Снова пристально посмотрел на Саньку, с полуулыбочкой, которая ему так шла, и чем-то сильно цепляла Саньку, не смотря на неприязнь. – Ты не красивая. – Повторил он, и она покраснела.

– Но на тебя хочется смотреть и смотреть. – Продолжал он. – У тебя глаза, как звёздочки, и улыбка, как солнечный зайчик. Иногда твоя весёлость меня бесит, и я хочу тебя обидеть. Но на самом деле мне хочется, чтобы ты считала меня другом, как и их, и вот так же улыбалась мне. Это возможно?

– Почему ты спрашиваешь?

Он взял её руку.

– Из-за этого. Это можно простить?

– Наверное. – Санька пожала плечами. – Я не злюсь на тебя за это, но я боюсь тебя, потому, что помню, как это было. Дело в этом, а не в обиде там какой-то… Для меня ты – человек, который может так поступить.

– Но ведь человек может исправиться.

– Может. – Легко согласилась Санька. – Только, оскорбляя моих друзей, ты вряд ли этого добьёшься.

– Друзей? – Он посмотрел на неё как-то странно. – Ты уверена в них?

– Да. – С вызовом произнесла Санька.

– Твой Россомаха – ты думаешь, почему он так предан тебе?

– А какая разница?

– Ты нужна ему, чтобы ему простили его прошлое. Он спит и видит, как станет величайшим воином в мире, победит всех признанных силачей и станет единственным великим. В этих мечтах тебе нет места, Александра. Он использует тебя, хоть делает это довольно честно, нельзя не признать.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Он имеет виды на тебя; я тоже. Сейчас ты отдаёшь ему предпочтение потому, что считаешь, что он любит тебя. Но это не так! Он любит тебя не больше, чем я. Он тебя хочет, как хочет каждую молодую и не слишком уродливую женщину, на которую падает его взгляд. Почему, как ты думаешь, они ему так легко достаются?.. Потому, что думают так же, как ты. Пусть это соперничество между нами будет честным. Я не прав? Но в любви, как в войне, все средства хороши.

– Ты меня тоже не любишь.

– И ты меня. И Росомаху ты не любишь тоже. Но нам предстоит странствовать долго по пустынным местам, и мне захочется женщину, а тебе – мужчину, и я хочу, чтобы из нас всех ты выбрала меня. Видишь, я честен.

– Вижу. – Сказала Санька. Растерянно. Она не хотела верить в то, что говорил ей Диего, но верила, потому, что это было похоже на правду. Ей нравилось думать о том, что Россомаха влюблён в неё, это было приятно и лестно, но плохо вязалось с его похождениями во время их странствий, что правда, то правда.

– Он спасал меня, рискуя жизнью. – Сказала она, наконец.

– Он любит риск; это во-первых. А во-вторых, подобные подвиги могут его прославить и увеличить его престиж, которого он так жаждет. А то, что готов был умереть ради ночи с тобой.… Так чего спьяну не сделаешь? А потом только и остаётся, что с честью принять удар судьбы. Прости.

– За что? – Пробормотала Санька, опустив голову. – Ты прав. Я знаю. Я не дура. Только оставь меня не надолго, хорошо? – Она встала. – Я… пойду, своего коня посмотрю.

Несколько минут, бездумно протирая шкуру своего любимца куском войлока, она старалась не расплакаться, внушая себе, что это всё ерунда, и не стоит так расстраиваться. Это жизнь! Россомаха живой, горячий, тщеславный и любвеобильный, и он, несомненно, достоин славы, как великий воин, она это знала. Диего так искусно подкинул ей леща насчёт её глаз и улыбки, что она колебалась, и всё-таки нашла в себе силы не заплакать, помня об этом. Ну, и пусть… она и сама думала над этим. Она даже в самых смелых своих мечтаниях никогда не представляла себя с Россомахой иначе, как друзьями. Жена Росомахи! Россомаха и семья – две вещи несовместные. В лучшем случае, эта несчастная будет сидеть в каком-никаком доме, ждать своего героя на редкие побывки и рожать после этого очередного росомасика. Не больше. Она уж точно на это не согласна!

А может, Диего не такой уж и плохой?.. – Она замерла, ничего не видя перед собой, на какое-то время перестав протирать Смога. Тот, присмиревший от удовольствия, шевельнулся, напоминая о себе, повернул голову и толкнул её носом под руку, громко фыркнул. Потрепав его по шее, Санька продолжила прерванное занятие, напряжённо размышляя. Нет, это хорошо, что Диего заставил её очнуться. Это правильно. В следующий раз, когда она попытается вернуться, уже ничто не заставит её цепляться за этот мир! Если только они найдут этот артефакт, она попросит Диего об услуге.… И уже не оглянется.

Ночь была звёздная и морозная, но у костра было тепло и приятно. Россомаха принёс глухаря, которого они зажарили целиком, и, разобрав самые лакомые кусочки, остальное покрошили в котелок с варевом Чена. На свежем воздухе, да с устатку, всё, что угодно, можно слопать, а жареная на костре птичка и вовсе шла на ура. Вспоминали, как коршун утащил мясо, хохотали, как ненормальные, даже Диего. Приятный был вечер, что ни говори.… Но ночью Саньке опять снилась какая-то хрень. Главным образом, она искала: шарилась в запасниках библиотеки, хотя на библиотеку это походило мало, скорее, на какой-то храм, только заброшенный, и искала в манускриптах полный текст «Старшей Эдды». «Ты хоть представляешь себе корабль из ногтей мертвецов? – Вкрадчиво спрашивал её Отто, которого она не видела, но который был совсем рядом. – Ты себе это представляешь?» Санька огляделась: она плыла по тёмному, почти чёрному морю, под низким свинцовым небом, на каком-то корабле, с какими-то людьми, которых только ощущала, но не видела. И вдруг тёмное пространство меж землёй и небом разорвал сполох белого пламени, и она увидела птицу, гигантскую, в несколько раз больше корабля. Она плескала крыльями, играя и светясь, единственный свет в этой мрачной водной пустыне. «Это Феникс!» – Подумала Санька. Но в «Старшей Эдде» никакого Феникса не было, и этот факт почему-то во сне Саньку страшно озадачил, и она продолжала свои поиски, пробираясь по подземелью и пролезая в щели и норы, всё дальше и дальше. С неприятным чувством, что напротив, удаляется от того, что ей так нужно. Что-то подсказывало ей, что её поиск тесно связан с её возвращением в Красноярск; и она упорствовала, пока не проснулась. Несколько минут лежала, приходя в себя. Из всего сна ярче всего ей запомнился Феникс, как ни странно, и крепко засела в голове «Старшая Эдда» Она даже зачем-то стала повторять её наизусть про себя: «Вот Гарм залаял, там, в Гнипахеллиле; вервь оборвётся; зверь выйдет голодный»… И вдруг ей почудилось, что этот лай вот-вот раздастся. Испуганно ахнув, она взвилась и села, сжав кулаки. Землю тряхнуло сильнее, теперь она поняла, что чувствовала эти толчки и во сне. Испуганно захрапели и заржали кони. Полог юрты откинулся, заглянул Хара, увидел, что она не спит, сказал озабоченно:

– Земля дрожит.