Визави французского агента

– А если человек кривоногий, он не советский?

– Ну, мы стремимся показать идеал.

– Какой же это реализм? Ах да! Это СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ реализм.

Такие разговоры заставляли меня смотреть на привычные вещи под другим углом. Марсель вообще был твердо убежден, что социалистического реализма нет, а есть просто реализм.

Общаясь с ним, я научилась многим правилам хорошего тона, стала читать не только приключенческие романы и фантастику, но и Набокова, Солженицына и даже Ницше, хотя это были запрещенные книги.

– Только в метро не читай! – просил он.

Марсель был очень нежен со мной, хотя Бернар называл его свирепым, бессердечным и даже подлым. Но они были друзьями и могли говорить, что хотели, я этого не понимала.

– От его улыбки дети плачут! – говорил Бернар.

– Это ты от зависти! – отвечала я, признавая про себя, что Марсель детей не любил.

На переговорах различного уровня Бернар стремился очаровать, заболтать, уговорить. А Марсель предпочитал загонять в тупик, а потом любезно открывать дверь только в одном направлении, при этом оставаясь победителем.

А 22 апреля, в свой день рождения, вечером я пошла в манеж, куда меня заранее пригласил Марсель. Там мы даже не зашли на конюшню, а сразу поехали вместе с Бернаром «покататься на машинке». Остановка оказалась за столиком в «Седьмом небе»[9 - Ресторан в Москве на Останкинской телебашне], я никогда там не была и действительно оказалась на седьмом небе. Марсель немного смущался, зато Бернар просто излучал веселье, время от времени толкая Марселя локтем.

– Давай, не тяни! – он наполнил бокалы шампанским.

Марсель взял меня за руку и очень тихо сказал:

– Тебе сегодня 17 лет, через год будет 18, и мы поженимся, я увезу тебя во Францию. А теперь я торжественно обещаю, что с сегодняшнего дня ты и только ты моя невеста, перед Богом и людьми, в чем беру свидетелем Бернара!

Я просто потеряла дар речи, пытаясь осмыслить то, что он сказал. А Марсель уже бережно прижал меня к себе и впервые поцеловал в губы. Это оказалось совсем не так, как «в щечку». Я удивленно смотрела на Марселя.

Бернар тем временем пододвинул нам салфетку с колечками. Марсель надел мне на пальчик одно, я ему другое.

В голове у меня звенели колокольчики. Все это, наверное, происходило не со мной, я скоро проснусь… пойду на работу или еще куда…

Мы сели за столик и подняли бокалы. Бернар изображал, как он утирает скупую мужскую слезу. Шутник!

Я никак не ожидала такого поворота, думала, так и будем дружить… Ведь в Советском Союзе не принято было обсуждать интимную жизнь. Как будто ее вообще не существовало. О ней не говорили, не писали, не показывали по телевизору. Я и не задумывалась об этом, у меня было так много интересных дел!

А тут такое… Даже опомниться не успела. Почему-то я доверяла Марселю безоглядно, меня не смутило, что он даже не спросил, согласна ли я. Конечно, согласна! Ведь это мой принц. И он предлагает поехать с ним в его прекрасную страну! В страну, о которой я мечтала с детства, читая и перечитывая Дюма.

На следующий день в Моспроекте меня попросили зайти в партком. Там сидел незнакомый молодой человек, который строго спросил, куда это я вчера вечером ездила. У меня сердце ушло в пятки: колечко-то я еще не сняла, так хотелось хоть чуть-чуть поносить. Сжала кулачки и честно ответила:

– В «Седьмое небо», у меня был день рождения.

И все. Меня больше ни о чем не спросили и отпустили. Какое счастье!

Потом был май, июнь, когда Марсель приезжал в Москву, мы много ездили верхом. Он не любил лошадей, он вообще не любил вещей, где нет логики, а лошадь – существо не всегда предсказуемое. Интересно, что лошади как будто знали о его неприязни к ним и платили той же монетой. Самые спокойные начинали хулиганить, когда он на них садился. Со стороны казалось, что лошади развлекаются, стараясь показать своему всаднику, что они и правда такие своевольные. Однажды, когда мы возвращались с прогулки, сзади с шумом вспорхнула стайка воробьев. Этого оказалось достаточным, чтобы лошадь Марселя понесла, ну и моя за компанию. Лошади любят, воспользовавшись удачным поводом, изобразить страх и побегать вволю. Мне удалось быстро успокоить Фарна, а конь Марселя сам вдруг остановился как вкопанный. И так резко, что Марсель оказался на его шее. Когда он попытался вернуться в седло, опираясь на руки, конь начал опускать шею, и как ни старался Марсель вернуться в седло, он медленно сошел по опущенной шее на землю. Это было довольно комичное зрелище. Да еще и долго залезть не мог, конь вертелся. Я очень волновалась за него, тем более тогда у Марселя болело колено. Вообще, все, что касалось травм, Марсель старался не афишировать. Отвечал обычно шуткой, вроде: «Бандитская пуля. Бандитские пули изрешетили меня всего!»

Он настолько привык к разным ушибам, царапинам, порезам, что относился к ним как к досадной помехе и только.

Однажды, потянувшись за веткой сирени, Марсель получил мощный удар конским затылком в лицо, даже кровь потекла из носа. Он же не знал, что наши всадники часто ломали ветки на хлысты. Конь и шарахнулся. Лошади то на ногу ему наступали, то укусить пытались, хотя это было трудно, реакция у Марселя была отменной. Я иногда даже давала советы, но все было напрасно. В то же время, когда с ним на прогулке был Бернар, один или с подругой, лошадки были как шелковые. И никакой логикой это не объяснялось.

Тогда и запретили конные прогулки в Измайловском парке. К этому и так все шло, да еще мы подлили масла в огонь. Ехали мы на своих лошадках и обнимались, болтали, смеялись, и вдруг, выезжая из леса на полянку, Тога, моя лошадь, пошла пассажем. Что такое? Я посмотрела вниз: под лошадьми оказались загорающие граждане, мы проехали поперек двух упитанных, бледных тел. Ну и картина! Пенсионеры загорали, и вдруг из леса выплыли огромные лошади и аккуратно перенесли свои копытища через их нежные животики!

В общем, разразился скандал, и руководство парка запретило езду по лесу. А тогда, выслав своих лошадок, мы, сопровождаемые матерщиной, смеясь, унеслись прочь…

Для меня тренировки не прошли даром, я сдала на третий разряд по конкуру, потом на второй, стала участвовать в небольших соревнованиях. Но соревнования не особенно меня привлекали, самое большое удовольствие было от работы с лошадью, когда возникало понимание, когда от малейшего движения рук, наклона корпуса лошадь, будто читая мысли всадника, легко переходила от одного аллюра к другому, останавливалась или поворачивала.

Несмотря на разгульное времяпровождение, я наконец поступила в институт, блестяще сдав все экзамены, только по сочинению получила трояк. Знаки препинания я ставила, как хотела, – тогда ведь не было компьютера, который подчеркивал бы ошибки.

Между прочим, во французском языке нет правил пунктуации – вот еще и за это я его любила.

Потом начались события в Чили, ребята стали туда ездить. А я стала следить за ситуацией по газетам – главное, уметь правильно читать советскую прессу. Работали они с окружением Риккардо Лагоса, который должен был стать послом Чили в СССР, теперь, кстати, он президент Чили. Это было только одно из направлений.

Луи тоже ездил туда и однажды не вернулся. Аннет, когда заходила к брату, спрашивала, когда он приедет.

На что Марсель с неизменной улыбкой отвечал:

– Забудь о нем, сестричка! Он верен лишь одной даме – политике, и таким милым девочкам с ней не тягаться.

– Но он мне так нравится!

– Но он тебе изменил с этой мерзавкой!

– С кем?!

– С политикой!

Аннет уходила ни с чем. На самом деле Луи попался в лапы ДИНА – тайной разведке, подчинявшейся лично Пиночету. Люди просто исчезали. До сих пор не выяснены имена тысяч «пропавших без вести». О Луи тоже не было никаких вестей. В лучшем случае он стал работать на ДИНА, а в худшем…

В середине сентября я пришла к Бернару и застала там Марселя. Обычно наши встречи старательно организовывались, чтобы не давать повода органам вмешиваться в личные отношения. Несчастный Марсель сидел опять с забинтованной ногой, опять с той же, но теперь болела стопа. Наступил на какую-то гадость.

– На самом деле этой гадостью были самодельные маленькие «ежи» из четырех сваренных в разные стороны огромных гвоздей. Их разбрасывали по дорогам ребята, которые боролись с режимом Пиночета. Правда, недолго, их всех отловили, кого убили, кого посадили. А «ежи» собирали и сваливали в ямы вдоль обочин. Ну и я с моим везением… вышел из машины проветриться, подошел к обочине. После дождей глина размокла, я поехал вниз и имел возможность наблюдать, как на ботинке возле шнурков выползает острие гвоздя. А уж вылезать с этим украшением было, мягко говоря, неудобно. Пока выбрался, стал похож на Франкенштейна, глина была везде, даже в карманах! Ну, потом, постелив на сиденье побольше газет, я отправился в аэропорт, куда, собственно, и ехал, пришлось, правда, еще заехать на заправку, скрыться в туалете и переодеться. Как это происходило, помню смутно, ботинок пришлось немного надрезать и вытянуть ржавый гвоздь из ноги, а потом выдирать уже из ботинка. Хорошенько промыл ботинок, налил туда немного коньяку, подложил носовой платок и надел. Постоял минут пять как аист, собираясь с духом… Оглядел себя в зеркале, причесался, сделал лицо. Ну и поехал. Очень неприятное путешествие оказалось.

Бернар ухаживал за другом, при мне немного переигрывая, то поправит подушки за спиной, то принесет стакан молока. И подшучивал, как всегда:

– Капканов понаставили…

Я устроилась рядышком и запустила пальцы в шевелюру Марселю – самое любимое занятие… Мы просто смотрели друг на друга и молчали…

Бернар потихоньку вышел, притворив дверь, бормоча что-то о двух идиотах…

А в октябре 1973 года, 28 числа (я не забуду этот день никогда) Марсель сказал, что его отзывают на работу во Францию.

– Я там осмотрюсь и к весне приеду за тобой. Придется нам терпеть разлуку. Не знаю, смогу ли я звонить тебе, чтобы не скомпрометировать. Будем передавать новости через Бернара. Ты тоже не злоупотребляй. Если мы будем осторожны, у нас все получится.

Он крепко обнял меня и поцеловал. Его поцелуи все переворачивали во мне. Мне хотелось разобраться в своих чувствах, но никогда у нас не было достаточно времени. Мы обнялись, и… Марсель уехал.

Бернар честно выполнял обещание, данное другу, – не оставлять меня своей заботой и по возможности помогать. Мы встречались в манеже, где вместе тренировались. Там он передавал всякие новости про Марселя и его приветы.