Что бывало

– Нет, то тандыр. Конструкция же русской печи неизвестна. Дело в том, что в нашем климате печи строят не на земле, а на бревнах, перекрывающих специальную яму – подпечье. При этом и тяга лучше, и в доме теплее. Но бревна за века сгнили, и все старинные печи обрушились. Так что об их устройстве можно только догадываться.

– Вы рассчитываете найти целую печь?

– Это была бы сенсация.

– Вы ведете раскопки в Нижегородской области. Почему? Считаете, что здесь в земле скрыто много неразгаданных тайн, или просто не имеете возможности выехать в какое-либо более перспективное место?

– Обычно каждый археолог занимается раскопками в той местности, где живет. Я – нижегородец. Был, правда, у нас в университете преподаватель, который более 20 лет вел раскопки античности в Крыму. Но он и жил там почти 20 лет…

– Вы ему не завидуете?

– Здесь нам тоже загадок и тайн хватит не на одну жизнь.

Археологическая находка

Археологи снимают грунт в размеченных квадратах слоями по 10 сантиметров. Очень важно не нарушить границы квадрата и не выйти за пределы заданной глубины. Потому что все находки записываются с указанием слоя и квадрата, и искажение порядка способно исказить картину вскрываемого прошлого.

С первыми находками (это были кусочки керамики и так называемые «печины» – кусочки старинной керамической печи) разъяснилось предназначение дырчатых лотков – археологи попросту складывали в них найденные предметы.

Работы шли так: парни, как люди физически более приспособленные к тяжелому труду, действовали лопатами – да не как попало, а осторожно, филигранно снимая слои суглинка. А девушки растирали в пальцах и простукивали совочками горки накопанной земли, обнаруживая любой твердый предмет, размером более сантиметра.

У гораздо более опытных руководителей перебирание земли шло намного быстрее – они ориентировались на звук. Комочки земли при простукивании совком не звенят. А если звякнуло – это находка.

Наиболее перспективным казался квадрат, в котором печина попадалась обильно. Видимо именно здесь много веков назад находился домовой очаг. И очень хотелось добраться до подпечья – ведь там всегда скапливается мусор: осколки посуды, мелкие косточки, случайно оброненные металлические предметы. Настоящий клад для археолога!

Однако, самая интересная находка обнаружилась совсем в другом месте – латунный нательный крестик XVII века с необычной надписью. Причем, с дважды необычной! Во-первых, над головой Христа значилось не привычное «INRI» (Иисус Назаретянин – царь (Rекс) Иудейский), а «НИКА». Во-вторых, надпись была сделана не латинскими, а славянскими буквами.

По поводу надписи «НИКА» у академика А. Т. Фоменко есть крайне интересная версия, подробно описанная им в книге «Царь славян». И вот, найденный крестик свидетельствует, что такие надписи в средние века были распространены весьма широко.

Но между тем солнце уже прошло верхнюю точку небосклона, и мне, чтобы приехать домой не к ночи, а засветло, следовало уже отправляться на станцию.

Одиночная колея железной дороги выглядела необычно. Электрических проводов над ней не было и потому казалось, что поезд, который придет по этим рельсам, тоже появится из далекого прошлого.

На станции между тем собралось десятка два человек, все друг с другом, по деревенской привычке, приветливо перездоровались. И мне повезло разговориться с мужчиной городского вида, который приезжал в Копнино навестить детей, отдыхающих у бабушки.

Выйдя из вагона, я подняла голову и взглянула на небо. Оно раскинулось надо мной бескрайним, до предела заполненным светом шатром. И по нему величественно и неспешно плыли облака. Точно такие же, как и много веков назад. И, возможно, кто-то из наших далеких предков так же, запрокинув голову, смотрел в бескрайнее небо XIII-го века и видел те же величественные и неспешные облака.

Мне показалось, что мы соприкоснулись взглядами. Потому что мы вместе смотрели в небо. Небо XIII-го века.

Морпех

Дороги, которые мы выбираем

Майор милиции Алексей Викторович Павлов имеет должность, название которой звучит скучно: инспектор по работе с личным составом. Она не предполагает романтики уголовного розыска с эффектными погонями и захватами вооруженных бандитов; за ней не кроются головоломные ходы следователей, разоблачающих хитроумные замыслы преступников… Отдел кадров в милиции занимается подбором людей, способных выполнять все вышеназванное, как повседневную, будничную работу.

Совершенно ясно, что тому, кто работает с личным составом, нужно быть незаурядным психологом и знатоком поведения людей – в том числе и в экстремальных ситуациях. И в этом плане Алексей Викторович имеет богатый опыт, начало которому было положено еще во время его армейской службы в перестроечной, стремящейся к независимости Литве (которая могла стать, но, к счастью, не стала для нас еще одной Чечней). Впрочем, об этом рассказывает он сам:

– После окончания Челябинского танкового училища я получил распределение в Литву, в Ельнинскую гвардейскую дивизию морской пехоты. И первое слово, которое услышал, сойдя с поезда, было: «О, оккупант приехал!» (я в форме шел).

А на следующий день, когда тоже шел в форме по городу – в черном берете, красивый такой, услышал от пожилой русской женщины: «Внученька, смотри, наши приехали». В Литве тогда настоящих, истых-то литовцев было процентов 30. Остальные – поляки, русские, белорусы и украинцы. Собственно и подлинно литовскими можно назвать лишь земли вокруг Клайпеды, а их столица Вильнюс – это польский город Вильно.

Наш танковый полк располагался прямо в городе, на базе бывшего немецкого училища, готовившего офицеров на подводные лодки. Построено училище было капитально и с немецкой тщательностью: плац с подогревом от котельной, в колодцах для стока ливневых вод предусмотрены фильтры, чтобы не забивало опавшей листвой… А в сосновом лесу, где находился полигон, был сделан секретный фарватер – канал такой, в котором во время войны немецкие подлодки прятались от наших самолетов-разведчиков. Оттуда через Куршский залив, отделенный от Балтийского моря длинной песчаной косой, открывается прямой путь на Кенигсберг (Калининград).

Этот фарватер мы использовали двояко: рыбу в нем ловили и принимали там самолеты. Дело в том, что вдоль него, прячась за вековыми соснами, чтобы не засекли литовские радары, к нам из Калининграда на вертолете привозили зарплату.

Вокруг полигона места были заповедные – зверья всякого немеряно. А браконьеров практически не было, и не потому, что литовцы такие законопослушные, а потому, что со времен войны там осталась масса неразорвавшихся боеприпасов. Во время стрельб частенько случалось так: если снаряд пролетал чуть дальше положенного, то вместе с ним взрывался еще десяток снарядов в лесу. У нас только один только из саперов успел за два года разминировать более 2000 единиц боезарядов, за это он получил медаль «За отвагу».

В январе 1991 года, когда начались вильнюсские события – ну, вы помните, штурм телецентра, его показывали на всех каналах телевидения по всему миру, – я как раз был дежурным по батальону.

Сижу в дежурке, смотрю телевизор… Да, думаю, надо бы командование поставить в известность.

Поставил. И сразу получил приказ поднять по тревоге экипажи своего танкового взвода.

Танки завели, вывели из бокса, подогнали к «тревожным» воротам… Сидим, выставив охрану, ждем команду. А мимо ворот – там как раз шла дорога к телевышке Клайпеды – массово идет и едет народ. Они направлялись защищать свой телецентр. На нас глазеют, кричат что-то… Все обошлось мирно.

Второй серьезный инцидент произошел в 1992 году. Командир нашей дивизии полковник Черных отправился домой, но только они с шофером вошли в подъезд, как к ним подошли офицеры литовской спецслужбы и арестовали. За то, что во время вильнюсских событий он, якобы, пытался взять Клайпеду под свой контроль. Я так скажу: если бы он попытался взять, то взял бы без вопросов. У нас под Каунасом стояла еще дивизия ВДВ, выведенная в свое время из Афганистана. Мы когда встречались на параде в День Победы, то видели, что даже многие рядовые срочной службы имели боевые ордена и медали. Ну, и наши Т-72 успели в Афгане повоевать…

Итак, командира задержали. Водителя, правда, через 4 часа выпустили, он прибыл в часть и доложил. Полк снова подняли по тревоге и стали готовить технику на марш.

Танки у нас стояли на длительном хранении – то есть без боекомплекта, со снятыми пулеметами, радиостанциями и без командирских прицелов. Но в танковом взводе все это ставится за 4 часа (для дивизии норма времени – сутки).

А пока экипажи готовили танки, офицерское собрание дивизии вынесло постановление: предъявить литовским властям ультиматум. Если к 17.00 полковник Черных не будет освобожден, дивизия боевым порядком (с тройным боекомплектом) выдвигается на Вильнюс.

Справка: боекомплект танка – 44 снаряда калибра 125 мм, 12 пулеметных лент по 250 патронов в каждой. И плюс зенитные пулеметы.

Итак, к 17.00 мы уже стояли колонной у «тревожных» ворот. Я сидел за рычагами своего, второго по порядку танка. Ворота открыли, первые два танка вышли на улицу и опущенными пушками перекрыли проезжую часть слева от части. Три других танка перекрыли проезжую часть справа.

Любопытных сначала было мало, так как гражданские про наш ультиматум не знали. Но город там имеет особенность – он весь расположен вдоль одной дороги. И если ее перекрыть, то весь городской транспорт останавливается.

«Скорую помощь» и пожарные машины мы пропускали, поднимая пушки, как шлагбаумы. Но и только. Так что, очень скоро народу и телеоператоров вокруг собралось, больше, чем на первомайской демонстрации.

Люки танков были задраены, что, вообще говоря, смотрится весьма грозно и внушительно. А когда я решил полюбопытствовать и высунулся из башенного люка посмотреть на народ, на меня сразу нацелились несколько телекамер. Одна из них точно была российская, так как уже в этот же вечер я увидел себя в «Вестях».

Как только Ландсбергису доложили, что в Клайпеде российские танки вышли на улицу, наш полковник был немедленно освобожден. Еще через 40 минут российским командованием ему было присвоено звание генерала.

Танки, понятное дело, загнали назад в боксы, и мы, всем личным составом, потом всю ночь восстанавливали покореженную дорогу. Страшно даже подумать, что было бы с Литвой, если бы наша дивизия прошла больше 10 метров от «тревожных» ворот.

Что дальше? 1 сентября 1993 года дивизия, имеющая на знамени шесть боевых орденов, была расформирована (нарочно что ли выбирали для расформирования самые боеспособные части?), имущество вывезено. А я получил назначение на Черноморский флот. Опять в суверенную республику. Тут как раз мой пятилетний контракт подошел к концу, и я подумал, что хватит мне экспериментов, надо перебираться ближе к дому. И вот 2 ноября 1994 года я был исключен из списков воинской части, а с 20 декабря назначен старшим инспектором по кадрам батальона патрульно-постовой службы. Дело это по мне – всю жизнь, начиная еще с училища, работаю с людьми. Прошел путь от рядового курсанта и глубоко убежден, что только тот офицер может понять рядового, кто сам поносил его погоны.

Ну, а что до работы милиции, то здесь, как и в морской пехоте, говорят: «У нас не служба, у нас сплошное приключение». Во всяком случае, ни один день на другой не похож, всегда случается что-то новенькое.

Нестандартное решение

С точки зрения моей жизни, произошла эта история страшное количество лет назад. Во времена еще разного рода Горкомов, Райкомов, комсомольского актива и трудовых лагерей для школьников. Все, что тогда происходило, кроме обычной цели имело еще и сверхзадачу: коммунистическое воспитание нового человека. А поскольку новый человек воспитываться не хотел, часто происходили казусы вроде того, о котором я вам и расскажу.

Итак, на лето наш Райком (его первый секретарь, кстати, сидел потом в тюрьме за организацию заказного убийства, но к данному делу это не относится) решил организовать трудовой лагерь для комсомольского актива. И по всем учебным заведениям города была разослана разнарядка: предоставить по 5 человек самых, что ни на есть передовых и правильно воспитанных. Для дальнейшего совершенствования их в деле коммунистического воспитания. И общей культуры, само собой.

Теперь представьте себя на месте педколлектива школы. Представили? Как вы будете рассуждать? Создается идейный лагерь, куда будут брошены самые передовые педагогические силы, так давайте вместо благовоспитанного Пети, который и так хорош, пошлем туда балбеса, от которого стонут учителя и весь прилегающий к школе район. Пять наших плохих мальчиков на общем благополучном фоне погоды не сделают, а заодно и перевоспитаются. Ведь лагерь-то, в конечном итоге, для этого и создается. Логично?