– Перед бедой позорно равнодушны! – орал он. – Пред властью вы – ничтожные рабы!
Исторгаемый мужичком текст показался мне знакомым.
– Простите, – закричал я и поспешил к месту действия. Все-таки не часто в Городе встретишь человека, который хоть и криво, но цитирует Лермонтова. Здесь вообще читают только порники да газеты со сканвордами. А товарищ образован.
Я опоздал буквально на мгновенье. Потеряв терпение, один из полицейских сделал короткое движение рукой. Бомжара выдохнул что-то вроде «Хех!» и обвис.
– Простите, – повторил я, приближаясь вплотную. – Очень сожалею, но это мой дядя. Если я могу как-то компенсировать…
Полицейские прислонили обвисшего к машине и развернулись в мою сторону.
– Лично вам, – добавил я интимно.
– Турист? – спросил тот служитель порядка, что был повыше.
– Да. Приехал навестить родственника, а мне сообщают…
– Документы.
Я поспешно зашарил по карманам, извлекая все подряд. В том числе кошелек, толщина которого смотрелась достойно.
Старший полицейский взял паспорт, не отводя взгляда от моего лица, привычно перелистнул две странички… Помедлил, продолжая разглядывать мою физиономию, потом опустил глаза и сверил увиденное с напечатанным.
– Где проживаете? – спросил он тоном, не сулящим ничего хорошего.
– Вторая Пригородная, семьдесят восемь, – отчеканил я, изо всех сил изображая благонадежность.
Полицейский еще некоторое время поизучал документы… потом характерным жестом передал их мне.
– Хорошо. Забирайте. – Служители порядка чуть расступились, как бы освобождая мне проход к притихшему «дяде». – Штраф вам пришлют на указанный адрес.
– Огромное вам спасибо, – пролепетал я и бросился к любимому родственнику. – Я знал, что встречу полное понимание.
– Присматривайте за ним, – посоветовал на прощание полицейский.
– Непременно. Обязательно. Не оставлю ни на минуту.
– Ну-ну…
Такси, в которое я погрузил вновь обретенного дядю, было беспилотным. Потому что ни один живой водитель не вынес бы могучего запаха перегара, исходившего от «родственника». К счастью, после короткого полицейского движения, пришедшегося в район печени, мужичок утратил боевой азарт и почти не сопротивлялся моему дружескому участию. В противном случае в одиночку мне вряд ли удалось бы усадить его в транспорт – бомж оказался коренастым.
Когда мы достаточно удалились от служб правопорядка, я решил, что настало время познакомиться.
– Как вас зовут?
– Рембрандт ван Рейн, – пафосно ответил родственник, болезненно потирая правый бок.
– Что, тот самый?
– Именно.
– Я думал, он умер.
– Искусство бессмертно!
Я внимательно оглядел собеседника. Круглолицый, крепенький, в возрасте хорошо за пятьдесят…. Чем-то он действительно походил на голландского гения.
– По портретам я представлял вас несколько иначе.
Ответом был взгляд свысока:
– Кто ты такой, чтобы судить о моих портретах?
– Значит, вы художник?
– Только в этом городе могут спросить художник ли Рембрандт ван Рейн!
В таком духе мы общались всю дорогу.
Бомжара оказался информированным собеседником. И хотя его речь то и дело прерывалась демоническим хохотом и требованиями немедленно принести пива, он поведал много интересного.
В частности, выяснилось, что в городе совсем нет заключенных. Ни политических, ни уголовных, ни задержанных за мелкое хулиганство либо административные нарушения.
Зато существует некий анклав (наподобие Ватикана в Риме, только значительно меньше по площади), в котором расположены все пенитенциарные заведения: тюрьма, СИЗО, камеры временной изоляции, спецшкола для трудных подростков и прочее.
Когда человек нарушает тот или иной закон, полиция оформляет его выезд в этот анклав. Там он пребывает весь срок заключения, а затем получает право вернуться домой.
То есть высылка из города может быть, как внешней (применяется в основном для приезжих), так и внутренней (для местных жителей).
Таким образом решается целый комплекс проблем. С одной стороны, власти города честно заявляют, что преступность давно уничтожена, преступников нет, а о нарушениях прав человека они слыхом не слыхивали с незапамятных времен. С другой – человека можно запрятать в тюрьму на любой срок, как графа Монте-Кристо, и никто никогда не найдет никаких следов или записей. Потому что попасть во внутреннюю высылку может только преступник. А у них, как известно, ни прав, ни возможностей практически нет.
Любопытным родственникам или знакомым, если такие объявятся, сообщают, что гражданин выехал из города. Куда, зачем, неизвестно. У нас не полицейское государство, чтобы следить за каждым!
– Неплохо придумано, – оценил я, задумчиво почесав в затылке. Полученная информация наводила на мысль, что шофера с номером 93 найти будет не так просто, ведь он как раз «выехал из города». Причем сразу после того, как дама с высокой прической обещала пожаловаться на него в администрацию. Вот иезуитство!
– А за административные нарушения сколько дают? – спросил я.
Увы, ответа не последовало. Мой бомж, отмякнув на уютных сиденьях машины, благополучно уснул. Так что к месту ночлега мне пришлось доставлять его частично волоком, частично на себе. И когда я, весь вспотев от тяжелой работы, наконец устроил «дядюшку» на кровати вновь снятого домика, электронные часы в спальне показали четыре нуля – полночь.
День кончился. Теперь до установленного срока 28 августа у меня оставалось еще меньше времени.
Глава 4.
Факультет ногтевого дизайна
24 августа. Утро.
Четыре дня до момента Х