– Простите, что?
– Труп, говорю, куда дел?
Второй полицейский тоже приблизился и демонстративно извлек резиновую дубинку, которая до этой минуты мирно лежала на торпеде.
Я понял, что происходит. Видимо вчера, когда я волоком тащил в этот адрес мертвецки пьяное тело «великого художника», кто-то из соседей наблюдал за процессом и своевременно просигнализировал. Теперь оставалось только молиться, чтобы Рембрандт не умер с перепою (все-таки человек не первой молодости) и встретил нас похмельным, но живым.
– Пойдемте, – сказал я как можно более покладисто, – я все покажу.
Мы прошли по деревянным мосткам, ведущим к главному входу. Доски подавались под ногами и поскрипывали.
Дверь оказалась открыта, и мы беспрепятственно проникли в главную комнату. А там…
Действительность превзошла ожидания!
За столом, щедро уставленном закусками и целой батареей пустых бутылок, в позе рубенсовского Вакха восседал наш «покойник».
– А, полиция! – вскричал он, делая широкий жест вилкой с насаженным куском селедки. – Пива принесли?
Представители органов отреагировали ожидаемо. Они так решительно двинулись вперед, что казалось еще секунда, и главе застолья придется худо. Но в последний момент в события вмешался плюгавый мужичок, до того скромно притулившийся в уголке.
– Простите, я ошибся, – сказал он, привставая.
– В смысле «ошибся»? – первый полицейский резко притормозил и уперся взглядом в плюгавого.
– Это я вам звонил, – робко пояснил тот. – Увидел ночью, как новый квартиросъемщик, – (тут он осторожно показал на меня), – тащит безжизненное тело… Ну и подумал.
– А проверить сначала?
– Ночью побоялся. А утром пришел… – мужичок сделал жест в сторону Рембрандта, который в этот момент сосредоточенно рылся в пепельнице, выбирая окурок подлиннее. – И вот. Живой.
– А это точно то тело? – усомнился второй полицейский.
– Точно. Дом-то пустовал. Никого больше не было.
Старший наряда помолчал, соображая. Потом приказал подчиненному:
– Присмотри здесь. Мы прогуляемся.
Он дернул меня за руку и принудил выйти из дома.
Мы сделали с десяток шагов по направлению к обрыву, и я загрустил. «Ну, Амад, ну, удружил!». Местечко было самое, что ни на есть зловещее. Со стороны моря домик наш смотрелся как ласточкино гнездо, прилепившееся к скале. И я бы не удивился, если бы глянув с вершины утеса вниз, полицейский обнаружил бы вдоль полосы прибоя добрый десяток расчлененных трупов. Больно уж удобно было их туда сбрасывать.
К счастью, когда мы добрались до ничем не огражденного края скального выступа, оказалось, что пустынный берег под нами совершенно не изгажен присутствием человека и не хранит следов преступлений.
Но зрелище, открывшееся перед нами, огромный простор моря и неба… Это завораживало.
– Блестело море, всё в ярком свете, – взревел позади знакомый рембрандтовский бас.
Мы оглянулись и обнаружили, что похмельный мастер кисти решил продолжить банкет на природе.
– И грозно волны о берег бились, – вещал он, дирижируя початой бутылкой пива. – Дрожали скалы от их ударов. Дрожало небо от грозной песни!
Старший полицейского наряда сморщился, как от зубной боли, извлек из кармана обширный носовой платок и смачно высморкался. Затем, поймав паузу в поэтических воплях, спросил:
– Вы наняли дом, и в первый же вечер привезли сюда это. – (Он тычком пальца обозначил предмет своего интереса). – Зачем? Вы – мазохист?
– Мой племянник, – громко ответил за меня «великий художник», – заказал мне свой портрет. На фоне моря.
Служитель правопорядка недоверчиво поднял брови.
– А дом он снял как мастерскую, – еще громче продолжил носитель бессмертного имени. – На всё время, пока я буду творить. Вопросы?
– Это правда? – старший наряда слегка повернул голову в мою сторону.
– Да, знаете… – я потоптался на месте, изображая смущение, – родственников не выбирают. Вот, обещал за ним присматривать, а он…
– Ну-ну.
Далее началось приятное. Меня освободили от наручников. Потом представители власти откозыряли и направились к выходу. Деревянный настил чуть пружинил под их ногами и ощутимо поскрипывал. Давно уже я, глядя на представителей власти, не испытывал такого чувства удовлетворения.
Но они не ушли просто так. Через пять шагов старший обернулся и указал на вальяжного Рембрандта, который как раз выливал в глотку остатки пива.
– Присматривайте за ним.
– Непременно.
Глава 6.
Метод Сократа
Для того, чтобы заставить врага поступить против его воли, завлекай его какой-либо выгодой. Для того, чтобы предотвратить выступление врага, покажи ему вред этого.
Сун-цзы. Трактат о воинском искусстве
Мы стояли на краю обрыва и смотрели на море.
– Какое у тебя странное имя, Иван, – задумчиво произнес Рембрандт. Его зычный голос легко покрывал шум прибоя. – Ты русский коммунист?
– Почему сразу «коммунист»?
– Все русские – коммунисты. Одни явные, другие латентные.
– Довольно спорно.
– Да брось! – махнул бутылкой «великий художник». – Это же у вас сказано: «Счастья всем. Даром. И чтобы никто не ушел обиженный»… Разве не типичная коммунистическая пропаганда?
– Ты что-нибудь имеешь против всеобщего счастья?