По-настоящему догадка ожгла, ударила во время обеда на работе.
– О-о, да ты чего?! Белый как стенка, – испугалась учётчица. – Поди приляг на курточку. Скорую не вызвать? Плохо тебе?
Плохо может быть живому человеку. Обморок был мостиком между жизнью и небытием. И безмятежного прошлого не вернуть, и будущего не изменить. А внизу дышала пропасть.
***
В видиках мужья со злорадством охотились на неверных жён, ставили ловушки, маскировались. И вот эта роль предстояла Васе – и по отношению к кому?! К его Кузе.
Первое время он держался. Что-то делал, что-то говорил. Даже улыбался как Буратинка, раздвигая деревянные губы. Озабоченная Кузя трогала его лоб губами и тылом ладошки – как ребёнку.
У начальства вымолил три дня за свой счёт, и в эти высвободившиеся дни разузнал, как и чего. Вся процедура, как выяснилось, была начхать и стоила около шести тысяч. По-божески – как месячная премия.
Кузя с утра уехала на молочную кухню и потом в детскую консультацию за какой-то справкой. Вася вытряс себе в стакан полбутылочки тёщиного корвалола, иначе бы руки ходуном ходили – и приступил. Чувствовал себя последней сволочью.
Маска, перчатки… Крошечный голодный ротик хватал ватную палочку, чмокал, думая, что это сосок. Жена сказала покормить. Сейчас, доча… Анализ берётся натощак, даже водички не желательно, потерпи, зайка. Всё хорошо, всё у нас с твоей мамкой будет хорошо. Или…
«Ту-ру-ру…» (голос хриплый из-за пересохшего горла). Так, палочку на лист бумаги при комнатной температуре. Положить в тёмное место, пока высохнет слюнка. Теперь плотно запечатать в бумажный конверт, ни в коем случае не в полиэтилен.
После обеда он уже был в медицинском центре – проверенном: положительные отзывы, пять звёздочек из пяти. Вот так, Василий Батькович. Люди пьют коньяк со звёздами, селятся в пятизвёздочных отелях, а ты… Он самому себе был противен.
У центра было маленькое неброское крылечко, маскировалось под обычный подъезд, не привлекало внимания – это хорошо. Вася приехал на час раньше, пришлось ошиваться во дворе: вход строго по времени. Снег утоптан башмаками, усеян окурками – не он один такой здесь маялся.
Внутри всё чистенько, по-медицински строго, по-женски в розово-голубых тонах. Везде женщины тихой сапой задают тон. На ресепшен протянул паспорт и конверт с судьбой внутри. Взамен велели заполнить бумаги, сфоткали. И отправили в кабинет забора крови.
Как просто, будто на лейкоциты или на холестерин. ЧтО плановый медосмотр, чтО диспансеризация, чтО вердикт о жизни и смерти… Рядом даже имел место быть кабинетик психолога. Не желаете успокоить нервы, закрасить подлость в розовый цвет? Любой комфорт за ваши деньги.
Да почему подлость-то, чуть не плакал Вася. Просто он хочет спать спокойно. И всё равно хотелось немедленно залезть в душ и вымыться изнутри.
Высочайшее решение о помиловании или отсроченной казни – через неделю. Жаль, у палачей нет милосердной услуги – усыпление жертвы на эту самую неделю.
– Чего так долго-то? – буркнул Вася, будто скандальный покупатель в «Пятёрочке». Ему мягко объяснили: отправка биоматериала в лабораторию, исследование, расшифровка требуют времени… Да и очередь, не вы один.
В нарисованных глазках медсестры читалась усмешка. Нет, показалось. Ведь Вася и такие как он правдоискатели – её хлеб.
Медсестра ласково поинтересовалась, в каком виде жертве удобно вручить Приговор? По телефону или по электронной почте, или на адрес, какой скажете, или здесь на ресепшен?
«…Или на плахе», – про себя подсказал Вася. И задумался: а правда, где? В их почтовом отделении знакомая приёмщица прочитает обратный адрес, вручит конверт с понимающей улыбочкой… Назвал почту на другом конце города, до востребования. И чтобы на штампе не читалось название Центра, размойте там как-нибудь, пожалуйста.
***
Дома Вася соврал, что у него бессимптомный грипп, как бы не заразить дочку – и переехал на неделю к матери. Что он прошёл в эти семь дней – семь кругов ада…
Приходя с работы, упирался взглядом в телевизор и к ночи понимал, что не слышал ни слова, не видел ни одного лица. В голове бились, теснились, наползали друг на друга картинки, мысли, воспоминания.
До Кузи у него была девушка. Она его всё время воспитывала: «Кто так режет хлеб? Фу, не шаркай при ходьбе. Ты во сне хрюкаешь – как-то контролируй себя, что ли». Изящно выедала мозг десертной ложечкой.
И другое вспоминалось, с Кузей. Однажды проснулся, а она, облокотившись о подушку, его рассматривает.
– А ты знаешь, что когда спишь и вдыхаешь воздух, так мило похрюкиваешь, как поросёночек? – и поцеловала в нос.
***
Совсем свежие воспоминания… У Кузи мастит: они разрабатывают грудь, массируют, сцеживаются, делают компрессы….. Плачет от расстройства животика дочка, вскрикивает и плачет от боли Кузя и, закрывшись в ванной, Вася белугой ревёт в тёщин халат. «Господи, за что ей такие страдания, перенеси их на меня, пусть лучше я мучаюсь».
Тайком вызвал скорую. На вопрос диспетчера, что с больной – сказал, что «в груди у неё будто камень, наверно, плохо с сердцем». Знал, что не соврёшь – они по своим птичьим правилам могут и не приехать.
Врач – парень с серым лицом, с синяками под глазами. Пожал плечами, велел завтра сходить к специалисту. Вася понял, что сейчас они развернутся со своим оранжевым чемоданчиком и уедут. Схватил парня за грудки:
– Гад, сделай что-нибудь! Её же сейчас как заживо ножами режут! Тебя бы так! Осталось в вас что-нибудь человеческое?!
Успокоила Кузя: уже умытая, улыбалась сквозь слёзы, как солнышко после дождя, гладила его багрово-свекольное, искажённое лицо: «Васик, ты что? Милый, милый».
…Вспомнились их ожесточённые споры: из-за кормления, из-за срыгивания, из-за пустышки. Гамлетовское «быть или не быть» – чушь собачья по сравнению с мучительной дилеммой: «Пеленать или не пеленать?».
У Васи сердце от жалости замирало. Вот ребёночек девять месяцев лежит шариком, комочком, как его природа-мама уложила. И тут – ослепляющий безжалостный свет, холод и твёрдость стола, зычный рёв голосов – караул, конец маминому раю!
А тут тебя грубо, властно распрямляют по стойке «смирно», складывают как у солдатика ручки-ножки, всовывают в испанский сапог жёстких казённых пелёнок, туго связывают – и держат полешком часами, сутками! Это же пытка над беспомощным существом, по сравнению с ней садисты просто ляльки.
– Но так общепринято, – умоляла Кузя, – нас с тобой пеленали, наших мам и бабушек пеленали…
Вася метался как лев, не выдерживал, отталкивал Кузю, разворачивал попискивающую девочку. Она, вздрогнув всем тельцем, беспомощно взмахивала крылышками ручек, пугалась сама себя, растопыренными пальцами вцеплялась в личико…
Всё, всё они с болью и кровью осваивали на собственном опыте – не пригодилось «Пособие для молодой матери». Вася носил его в рабочей сумке и штудировал втихаря на работе – был застигнут мужиками за этим занятием, жестоко высмеян и до конца жизни обречён носить почётное звание «Мать и дитя».
***
Плотный, тугой конверт ни в какую не хотел рваться – из картона его делают, что ли? Пришлось расклеивать и вытаскивать содержимое. Не разворачивая, боясь краем глаза увидеть сатанинские крючки цифр и букв – яростно, долго и тщательно, как гадину, крошил толстые белые листы.
Высыпал в урну, пощёлкал зажигалкой. Вряд ли бы загорелось, но в урне была скомканная промасленная бумага, в какую заворачивают чебуреки.
Весело, прозрачно взметнулся жаркий костёрчик. Гори, гори ясно. Ветер отнёс дымок на соседнюю скамейку.
– Чего фулюганишь? Я вот тебя! Полицию вызову! – старушка, привстав со скамейки, грозила клюкой, как мальчишке. Вася заломил шапку на затылок и, придерживая её, разогнался и лихо проехался по наледи. Потерял равновесие, едва удержался на ногах – и правда, как мальчишка.
Пахло весной. Светило солнце. Орали кошки и воробьи. Рядом в киоске торговали чебуреками. Купил холодный чёрствый полумесяц пирожка, с наслаждением вонзил зубы – он почти не ел в эту неделю. И побежал на работу.
АКУЛОЧКА
– Что сначала: курица или яйцо? Яйцо или курица? – мучительно размышляла Марина.
– Вопрос спорный. Учёные до сих пор не определились с его решением. На заре советской философии пытливое рабоче-крестьянское юношество частенько затевало бурные диспуты: есть ли Бог? Что было раньше: мысль или слово? Курица или яйцо?
Марина только сейчас сообразила, что про курицу и яйцо у неё выскочило вслух. Высокий сероглазый незнакомец, Маринин ровесник, остановился и с интересом её рассматривал. Не часто встретишь в «Магните» тётку с авоськой, которая ломает голову в постижении логического парадокса – на пересечении потоков, на перепутье всех дорог.
Хотя Марина просто не могла вспомнить, куда собиралась вначале: в отдел «мясо-птица», где поменьше народу, или в бакалею, где выбросили дешёвое яйцо? Если сначала курицу – народ расхватает яйца. Если яйца – раздавит сверху куриная тушка.
Она смутилась и, ничего не сказав, поспешила прочь. В дверях столкнулась с соседкой, которая затарилась продуктами, будто собиралась накормить сорок человек.