Марусин домик

Однажды идёт с работы – а у лифта сладко улыбается Акулочка:

– Дедуня у вас какой шустрый, активный. Пока бригада дверь устанавливала, полтамбура разнесли. Платить придётся, миленькая, за общедомовое имущества.

Марина взлетела на свой этаж, а там вместо двери – толстенный сейф с замками, с кодами, с засовами. Пять пенсий дед угрохал, то-то у Марины клянчил на любимые конфеты-сосунчики!

Внучку в свою комнату не пускал – тоже врезал замок. Что же, каждый по-своему с ума сходит. У всех должно быть личное пространство. Но даже на личном пространстве нужно время от времени делать уборку. Марина через вопли и бешеное сопротивление деда вломилась с ведром и тряпкой – и застыла на пороге.

Это был склад на случай Третьей мировой войны. Вдоль стен до потолка, в два ряда высились коробки с тушёнкой, рыбными консервами и прозрачные упаковки с питьевой водой «Кристалл». К лоджии вели брустверы из припудренных белой пылью мешков: мука, макароны и крупы, преимущественно перловка.

Вот так. Пока Марины не было дома, дед развил бурную деятельность. Отправлялся в поход по магазинам и возвращался с полными сумками.

Венец дедовских воплощённых фантазий – чугунная «буржуйка» в центре комнаты, крепко стоящая на растопыренных ножках на листе толстого железа – для пожаробезопасности. В балконную дверь через круглое отверстие ветвился дымоход.

***

Затем был звонок в дверь. На пороге переминались два дюжих молодца.

– Дрова заказывали?

И следующий час мимо остолбеневшей Марины, молча и споро, с невозмутимым видом таскали охапки поленьев, будто каждый день возносить дрова на восьмой этаж для них было обыденным делом. Может, люди хотят шашлыки на лоджии жарить – ачётакова.

Не прошло недели – снова Акулочка плывёт навстречу, улыбается.

– Ах, Маринушка, какие чудные решётки вы установили на окнах – самое то для восьмого этажа.

Марина вечером добивалась:

– Дед, зачем тебе решётки на нашей верхотуре?!

– Дык ведь у «буржуйки» дымок будет выбиваться. Бандюки с нарушенной психикой полезут на огонёк сверху-снизу как тараканы. А на кося-выкуси: мои решётки «болгарка» не возьмёт.

– Это у тебя нарушена психика, это у тебя в голове тараканы!

Дальше – хлеще. Дед заказал через Вайлдберриз фольговое одеяло и выходил гулять, закутанный с головой, шурша, слепя и пугая прохожих. Объяснил: «От дронов. Они на излучение тепла реагируют».

Это была последняя капля. Марина полезла в интернет. Каждый таракан в голове имел своё название, и сколько же их было! Харпаксофобия, гарпаксофобия, булимифобия…

***

– К психиатру?! – взвился дед. – Психа из меня делаешь? Давай уж, внуча, сразу в богадельню!

Участковый терапевт подсказал: идёт плановая диспансеризация, а там под шумок устроим невролога с психиатром, подлечим вашего дедушку.

Дед ненавидел больницы, но смирился. Народу было много, и кабинетов пройти тоже предстояло немало. И повсюду перед его носом – «Мне только спросить» – без очереди проскакивала востроносенькая ласковая бабулька в шляпке. Где-то её дед видел, а где – убей, не мог вспомнить. Он мрачнел, сопел и раздувал мохнатые ноздри – что свидетельствовало о крайней степени раздражения. Дед напоминал уже кипящий чайник или пук соломы, к которому только спичку поднеси.

Спичкой оказалась бабулька в шляпке: «Я занимала, только на минутку отошла».

Старик всхрапнул, мотнул головой, решительно шагнул к нахалке и… водрузил ей на голову пластиковый пакет. Из пакета сыпались листочки, портмоне, шариковая ручка – он, сопя, держал, пока оглушённая и ослепшая бабулька махала руками и разбрасывала вокруг тощие ножки – и изловчилась-таки заехать острым каблуком в уязвимое мужское место. Только не деду, а стоящему у двери ни в чём не повинному пациенту. Хотя деду тоже не хило прилетело: костлявый кулачок угодил в нос – брызнула цевкой кровь.

Когда вызванная по телефону Марина примчалась в поликлинику, Куликово побоище у дверей уже прекратилось, помятые стороны разведены по кабинетам, пострадавшим оказана первая помощь. У деда из носа торчала окровавленная вата, говорил он гнусаво умирающим слабым голосом – а у самого глаза сияли.

– Так что же всё- таки было сначала: курица или яйцо?

Марину тронули за плечо. Поверх докторской маски лукаво смотрели серые глаза незнакомца. Хотя почему незнакомца: на кармашке голубым шёлком было вышито: «Сергей Павлович, невролог».

***

Ночью Алла Петровна заплакала. Плакала она как ребёнок: свернувшись калачиком, всхлипывая и втягивая сопли носом. Со стен из рамочек, любовно украшенных бумажными цветами, отовсюду смотрели покойные – сурово, с тихой укоризной.

Сегодня в больнице претерпела такой кошмар, такое унижение! Она хотела только спросить – всегда этот номер срабатывал. Но чокнутый соседский дед набросился, надел на её голову вонючий пакет, при этом зацепил и больно дёрнул за волосы, у неё с головы слетела и покатилась по полу шляпа… И никто вокруг не заступился, не нагнулся за шляпой, наоборот, даже смеялись и хвалили деда: мол, достали эти толькоспросильщицы.

А на прошлой неделе её впервые назвали бабкой. Она забыла в магазине зонтик, вернулась за ним. У входа продавец как раз говорила кассиру: «Тут бабка зонтик оставила». А ведь Алле Петровне всего 54. И продавщица была ненамного её младше.

Почему, почему все против неё? Даже батюшка на проповеди:

«Это, – сказал, – весьма похвальное и богоугодное дело – заботиться и украшать могилки родных, но лучше беречь их, пока они живы, и всячески украшать их жизнь, а не загонять раньше времени в могилу. Люди умирают не от смерти, а от горя». При этом почему-то смотрел на Аллу Петровну. Ну да, виновата, виновата перед родными, особенно перед доченькой… Но нету рычажка, кнопки такой нету, чтобы надавить и вернуться в прошлое, всё исправить. Ах, всё, всё было бы по-другому.

…А тихоня соседка сегодня шла под ручку с районным неврологом, сияла как медный пятак.

– Мариночка, у вас, я вижу, наметилась белая полоса. Поздравляю! Жизнь – она как зебра: за белой полосой обязательно последует чёрная.

Прошли едва кивнув. Что такого сказала Алла Петровна?! Она из деликатности и общительности всегда улыбается и что-то да говорит людям. А они шарахаются как от прокажённой.

А это ещё посмотреть. Недавно подсела на скамеечку к дворовым пенсионеркам, там одна тетёшкала правнука. И младенчик – что вы думаете – ни к кому на колени не пошёл, только к Алле Петровне ручки протянул и засмеялся беззубым ротиком.

Вспомнилось, как в далёком детстве они с подружками нашли хорошенького щеночка, не могли поделить. Десять девчонок встали в круг: к кому пойдёт – та и хозяйка. Щеночек прямиком пополз к маленькой Алле Петровне.

А разве дети и собаки остро не чувствуют хорошего человека?! Ну и кто из них после этого акулочка?

ЖИЛИ ДЕД С ВНУЧКОЙ

По телевизору трэвел блогер крупным планом снимал столик: экзотические фрукты, красивые салаты. Поддел вилкой что-то висячее: не то водоросль, не то щупальце головоногого:

– Вот чем завтракают небожители. А вы на своих кухоньках варите жёлтенькую кашку, корм для попугайчиков. Каждому своё, фрэнды.

Феклуша поперхнулась. Она как раз подносила ко рту ложку пшёнки, и только что её обозвали нищебродкой.

Телевизор у них грохочет круглые сутки: дед совсем оглох. Квартира крохотная, комнаты тёмненькие, в них навечно поселился лежалый, затхлый запах – не выветрить. В захламлённом червячке коридора не развернуться.

В квартире прожИло три поколения, и телевизор не выключался, только марки менялись: от громоздкого, как сундук, «Рекорда» до плоской шоколадины «LG».

Если верить деду, в его эпоху в телевизоре со звоном били в бидоны молочные струи и текли в грузовики реки золотого зерна – всё под клацанье старческих челюстей с трибун и бурные, продолжительные аплодисменты. Феклуша росла под музыкальное вращение игрового барабана и бряканье банок с дачными заготовками от аборигенов, ползала по ковру, двигала свои игрушки.

Она, вообще, была тихим покладистым, медлительным ребёнком. Папа переиначил детский стишок:

Девочка Феклуша

Час жевала грушу.