А я отказалась гордо.
Чтоб знала меня вся страна, весь мир!
Везде интервью, репортёры!
Фотографы, крики, букеты цветов,
Открыток и писем- горы.
Своя секретарша, гостиничный люкс,
К подъезду – блестящая «волга»…
Дальше что-то в рифму: «И помнили долго-долго».
***
Правда, Аким очень киногеничный ребёнок? Круглые ясные глазёнки, я ему во время съёмки велела их слегка вытаращивать. Гримировала: оттеняла припухлости под глазками, чуть подкрашивала розовой помадой верхнюю губку и носик, будто заплаканные – так мило! Немножко щёчку пачкала фломастером, пластилином или супом – забавно выглядит. Волосы ерошила, сбрызгивала лаком, чтобы получалось как у ёжика.
Учила: при этих словах потри глазки, будто смущаешься, тут зевни, в этом месте открой рот, будто от изумления. В общем, сам себе режиссёр.
***
Прочитали рассказ «Честное слово». Вот видишь, говорю, как много вокруг честных людей. Мы с Акимом рассеяны как все гениальные люди, и часто теряем: то он – рукавичку, то я – перчатку. На следующий день пойдём – вот они: и рукавичка, и перчатка, их заботливо насадили на ветку или на штакетник, чтобы издали было видно. Какие замечательные, честные люди!
Акимушка задумался, сдвинул бровки:
– Ты не права, мама. Помнишь, как сушила на балконе красивые туфли, и их сдуло ветром? Мы утром побежали – а их нет. И ты сказала: «Фиг бы взяли, если бы одна туфля упала!». И сколько раз ты в магазине забывала на кассе обе перчатки – ни разу не вернули! Ага, мамочка, люди честные только когда теряешь одну варежку или одну перчатку!
Ну, тут море отзывов:
– А ведь малец прав, смотри-ка…
– Гениальный ребёнок! Какая наблюдательность и умение делать блестящие выводы.
– Акимчик, тебе пять лет или сто? Ты рассуждаешь как старик-ворчун. В пять лет такой пессимизм и неверие в людей… Тяжело тебе придётся в этой жизни, малыш.
– В пять лет такая логическая рассудительность и мудрость! Руки прочь от Акима, мы его в обиду не дадим!
– Ну ведь ясно как божий день, что сценку сочиняла мамочка, а выдаёт за экспромт…
Так, а это у нас как проскочило? Удаляем комментарий и безжалостно баним слишком проницательного товарища.
***
– Не хочу! Тебе надо – ты и говори эту чушь собачью!
Мы записывали ролик, долго не получалось – Аким распсиховался. Покраснел, тяжело дышит, сжал зубы и что-то шепчет под нос.
– Чушь собачья?! Ты сам не мог такое сказать. Кто тебя подучил?
– Никто не подучил, – он смотрит в сторону.
– Смотри на меня, – приказываю я.
– Не хочу смотреть на тебя, самой-то не противно?
Я не сдержалась и.. дала ему пощёчину. Смазанную, скользящую – и пощёчиной не назовёшь. Через минуту мы, оба мокрые от слёз, обнялись и притихли друг у друга в объятиях. Акимушка признался, что над ним смеются и дразнят его. Обзывают «звезда» и дальше в рифму… «Мама, это нехорошее слово, его пьяные дядьки во дворе говорят».
Вот тебе и частный садик. Придётся переходить на домашнее обучение. Никого не слушай, сынок. Они все завидуют тебе лютой, чёрной завистью – потому что они никто, а ты всё! Перед тобой открываются такие дали, горизонты, такие высоты. Куда ни придёшь, всюду: – «Ах, это тот самый Аким, наша звёздочка!». Все двери распахиваются, весь мир тебя знает!
– Не весь мир, – буркнул Аким. – Ты врачу Вере Петровне обо мне говорила, а она: «Я разных ютубов не смотрю, у меня времени на это нет».
– Нашёл кого слушать. Вера Петровна – замшелый пенёк, кроме своих градусников и клизм, ни в чём не разбирается. Да и в них, честно говоря, не очень.
Акимушка хлюпнул носом, вжался ко мне под крылышко. Птенчик мой, никому не дам тебя в обиду. Сколько вокруг завистников, злопыхателей – этот свет жесток. Благодаря своей популярности мой малыш окунулся во взрослую жизнь слишком рано.
***
А мы снова радуем миллионы подписчиков новыми «жемчужинками». Нам пишут:
– Аким, каждое утро начинается с тебя. Ты член нашей семьи!
– Здоровья и удачи тебе, малыш!
А он всё чаще противится, вредничает:
– Я давно знаю букву «р-р-р» – зачем я должен говорить: «темпелятуля», – вместо «температура» и «холёсий» – вместо»хороший» – как дурак какой-то?! И заставляешь пищать тонким голосом, как девчонка. Я уже не маленький! И не хочу учить по бумажке, что ты пишешь.
Упирается ручонками в мою грудь, выскальзывает ужом – «я уже большой, зачем ты меня вечно таскаешь на ручках?».
Потому что, сынок, ты растёшь и теряешь детскую непосредственность и очарование – а именно их хотят видеть зрители. Им нужно, чтобы ты прелестно картавил и заикался – это твоя изюминка, фишечка. Ты так стремительно вытягиваешься, и я стараюсь изо всех сил задержать в тебе детство, затормозить взросление. И немножко, самую малость тебя недокармливаю – чтобы подольше оставался худеньким, бледненьким, трогательно болезненным…
***
В детстве я мечтала, чтобы мой котёнок навсегда остался маленьким и игривым, и не превращался в жирного ленивого кота. Прочитала, что котята растут во сне, поэтому и спят по двадцать часов в сутки. Значит, нужно не давать ему спать!
Котёнок прятался от меня во всевозможных укромных местах, я его находила, тормошила, заставляла играть. Он сидел покачиваясь, моргал сонными глазками и равнодушно смотрел на пляшущий у него под носом, привязанный к нитке фантик. Но я училась в школе с продлёнкой – и он вволю отсыпался во время моего отсутствия.
Идея-фикс не оставляла меня. В одной книжке прочитала, как мальчик упал с высоты и перестал расти. Стал карликом. Что, если для остановки роста котёнка сбрасывать с высоты – со шкафа, например? Но это не помогало, котёнок растопыривался как белка-летяга, и был такой лёгкий, что, казалось, парил в воздухе. И тогда я решила вытолкнуть его с подоконника, с третьего этажа, где мы жили. Он цеплялся, царапался и орал дурным голосом. Это его спасло: вошла мама, отобрала котёнка и потом увезла бабушке в деревню.
Когда я приехала туда на лето – это был жирный ленивый, равнодушный кот, который не узнал меня – или не захотел узнать.
– Снова со своей дурацкой камерой, я бегать на улице хочу! И мне завтра рано в школу вставать, а ты дрыхнешь до обеда. Устройся уже на работу, как все нормальные мамы. И детского мотоцикла мне не надо – что я, как дурак, один по двору буду носиться? И на тёплое море не хочу, меня в самолёте тошнит, а на теплоходе ещё больше.
А в прошлый раз я в лужу упал прямо лицом, песок в роте скрипел, а ты смеялась и снимала. Это ты меня в спину незаметно толкнула, думаешь, не видел? Оставь меня в покое, наконец! – он визжит и топает ногами. – Ты… мерзкая! Ты – Акчус, вот! Акчус, Акчус, Акчус!
***