Ключевой возраст

Он смотрел в сторону. Ждал, наверное, моей привычной дерзости. Я сдерживала рыдания и не собиралась отвечать.

– Ты ревнуешь зря. Мы с мамой сошлись от одиночества. Отца твоего она помнит. И я его уважал. Нам о своих бывших поговорить – это как в молодости побывать. Так что ни к чему твоя жертва.

Ни с кем про отца не говорила, потому что слёз показывать не хотела. Без слёз вспомнить его не получалось. Не принимала я его смерть. Получалось, прав отчим. Я жертвовала собой ради памяти.

– Я на такси приехал, так что оно ещё ждет. Поезжай домой. Тебе с утра в школу.

Глава 4. Подруга

Мама учит: если подруг много, значит настоящей ни одной. Да, вокруг меня много девочек. Я не могу не выслушать, не посочувствовать. Зачем обижать человека? Случилось так, что одна из девочек, которую в классе прозвали куклой Барби, вытеснила остальных. Сама я сближения с Ангелиной не искала. Она начала рассказывать, как её поселили с бабушкой, как она скучает по отцу с матерью. Отец остался на холодном северном побережье зарабатывать деньги. Мама тем временем сняла дом на другом конце страны, у Черного моря, и ждала финансовой возможности выкупить его в собственность.

Меня тоже разлучили с отцом после развода родителей.

– Ты не думай, Кристина, что я против вашей переписки, – оправдывалась мама. – Просто не нужно стучаться туда, где другая семья и уже родился сын.

– У меня есть братик? – обрадовалась я новости.

– В кого ты у меня такая сердобольная? – вздыхала мама. – Я не говорю, что отец плохой. Но пойми, мы его прошлое, а он живёт настоящим. И нам нужно поступать так же.

А я продолжала скучать, звонила ему тайком. Он иногда отвечал и даже обещал пригласить в гости.

На этой волне мы начали секретничать с Ангелиной. Она призналась мне в любви к Кириллу, а я показала ей свои стихи. Тема Кирилла мне скоро наскучила. Мы с ним жили по соседству. В младших классах ходили в одну танцевальную студию, сейчас посещали один спорткомплекс. Пора было признаться, что в очередной раз меня подманили, чтобы сделать инструментом в достижении чужих целей. Но резко оборвать отношения я не умела и осторожно пыталась вернуть подругу к действительности:

– Кирилл с Викой полгода вместе, он до этого никем серьёзно не увлекался.

А Ангелина словно не слышала. Сидела в своей комнате и, действительно, походила на куклу Барби. Бледное лицо, светлые кудряшки до плеч, а вокруг плюшевые игрушки, подушечки, розовые накидки. Этот детский стиль никак не сочетался с новым планшетом, огромным настенным телевизором и телефоном последней модели. Накручивая белокурый локон на палец, Ангелина продолжала петь о своём:

– Полгода – большой срок. Кирилл успел надоесть Вике.

Бабушка уже дважды заглядывала к нам в комнату, чтобы под предлогом угощения гостьи покормить и своего бесплотного ангела, но только вызывала её раздражение.

Ангелина избегала нормальной горячей пищи, ужасно боялась поправиться, а голод гасила чипсами и орешками.

– Кристина, я очень надеюсь на твоё понимание. Поговори с Кириллом. Пусть знает, что я его жду. Самой мне неудобно.

Не хотелось браться за поручение, но Барби умела повернуть так, что деваться некуда. Она и раньше списывала мои сочинения, брала мои конспекты перед самым зачётом, задерживала для исповеди, не считаясь с моим временем. Ох, как права мама! Я не умею отказывать и этим усложняю себе жизнь.

А пересечься с Кириллом труда не составило. Я столкнулась с ним в холле спорткомплекса уже на следующий день. Он колдовал у кофейного автомата и весело приветствовал:

– Давай и тебе кофе налью, а то ты какая-то пришибленная.

Я осторожно взяла горячий пластиковый стаканчик и попробовала приступить к щекотливой теме.

– Кирилл! Обещай молчать о нашем разговоре.

Он усмехнулся:

– Какие тайны в наше время? Чего ты испугалась? Кабинетный призрак увидела?

– А ты его видел? – с невольным интересом съехала я со «своей» темы.

О призраке из кабинета Снежанны уже шептались в школе. Он, дескать, мог выполнить любое желание и ответить на любой вопрос, только если ты окажешься в кабинете один на один с ним, трижды позовешь его и оставишь подношение. Снежанна Сергеевна строго следила, чтобы в партах и на подоконниках не оставляли вафли и бутерброды из школьного буфета, а паломничество в свой кабинет и вовсе пресекала. Ключ не доверяла никому, дежурных не оставляла одних.

Но Кирилл, кажется, не шутил.

– Мне он явился. Не веришь? Я точно знаю, что он в невидимом воздушном коконе. Мордочка, как у кенгуру. У передних лап несколько локтей и они гнутся в любую сторону, а нога одна. Сзади разворачиваются крылья, похожие на крылья летучих мышей. Рост может меняться.

– Боже, какое страшилище! – вырвалось у меня.

– Не скажи, – продолжал дразнить Кирилл. – Он вполне позитивный парень. Партизанит у нас, выполняет спецзадание. У них в потустороннем мире перепутаны жизненно важные определения. Они долг называют любовью.

Я поймала момент и начала переводить разговор на его отношения к Ангелине.

– Боже! Какое страшилище! – передразнил он меня. – Это она поручила меня обработать?

– Ты как догадался?

– Не ты первая. Вместо того, чтобы утирать слюни нашей Барби, оглянулась бы вокруг. К тебе неровно дышит один наш общий знакомый. Ты случайно не о нём стихи слагаешь?

У меня моментально загорелись щеки и выступили слезы. Я тотчас отвернулась и заспешила в сторону как будто для того, чтобы найти урну для пустого стакана из-под кофе, но не сдержалась и всхлипнула.

Кирилл в два прыжка догнал меня и схватил за запястье.

– Ты чего? Я же не в обиду, а информативно…

– Про стихи Барби разболтала?

Я боялась спросить, какое именно стихотворение Ангелина обнародовала. В тетради, которую ей доверили на один вечер, были и такие, где называлось имя. Кирилл ничего определенного сказать не мог.

– Она не про тебя, а про себя вела речь. Твои стихи использовались как иллюстрация к её неземному чувству.

Я долго гуляла по парку и думала, с какими глазами войду завтра в класс. Может, надо мной уже смеются, а я не замечаю? Может, тот человек, кому посвящены стихи, отзывается обо мне так же, как Кирилл об Ангелине?

Устав, я присела на скамейку. От досады и холода вновь захотелось плакать. Слезы исказили панораму старого парка. В темноте на границе видимости засверкали звезды, яркие и незнакомые. Я будто повисла между чёрным небом с багровой зарёй и серыми волнами с кровавыми бликами. Я перестала мёрзнуть и ощутила, как грунт под ногами начал шевелиться. Я ли это, если в мозгу зазвучали странные чужие мысли?

Грунт начинал шевелиться, хотя было еще тёмно. Мелочь, по индексу жизни не дотягивающая даже до десятых долей единицы, настраивалась на ритм Светила и заранее готовилась к его восходу. Несколько циклов назад в этот временной промежуток я ощутил странную вибрацию среды.

Как я понял, что это детский плач? В нашем мире не было такого понятия. Правы были те Хранители Знаний, которые утверждали, что некоторые Матрицы передают способность к мгновенной трансформации при изменении среды.

Бытовала даже легенда о Матрице Первичного кода, продублированной Исходной матрицей Вселенной.

– Легенда информирует, что она может преодолевать преграды и вызывать у обитателей иных ячеек понятийные ассоциации, – вспомнил я одну из бесед со мной. – Она имеет настолько неограниченные возможности, что сама не информирована обо всех.

– Тогда в чём их смысл? – допытывался я. – Зачем передавать через поколения непроверенную легенду?

– Наш мир теряет стабильность. Любая единица должна быть готова к проявлению скрытых свойств.

Моя специализация контролировалась единицами с такими высокими долевыми индексами, что приближались к двойкам.