Государственная девственница

Почему-то в тот момент мне никто не ответил, они все онемели, как актеры, забывшие текст на премьере спектакля. Девочка посмотрела на меня строго и нетерпеливо, словно требуя, чтобы я не церемонился и поскорее взял ее на руки.

Она была совсем невесомой и какой-то прозрачной. Поначалу. Потом у нее заурчало в животике, она прищурила свои божественные глаза, сморщила личико и пронзительно заверещала.

Вот тут-то племя и открыло глаза. И увидело меня, чужеземца Степана Водоглазова, с их главной святыней на руках. И рядом – обезглавленное тело Агати-Бобо…

– Что ты наделал, безумный? – вскричал жрец Окойи.

– А я вас предупреждал насчет этого белокожего идиота, – добавил в ситуацию яду Тонтон Макут.

– Я все объясню! – беспомощно воскликнул я, но было…

Поздно.

Государственная Девственница описалась прямо у меня на руках».

Глава четвертая. Толкование сновидений

И все равно это лучше, чем попасть в Матрицу!

    Нео

– Присаживайтесь, – профессионально поставленным голосом сказал своей новой пациентке Викентий.

Она, прежде чем устроиться в предложенном кресле, оглядела комнату. А Викентий в отместку оглядел пациентку. Увиденное его не впечатлило. По сравнению с Элпфис все женщины априорно выглядели замарашками и дурнушками, и Нина Валентиновна не являлась исключением из этого вересаевского правила. Она была невысокой, излишне сухощавой, а черные джинсы и далеко не новая водолазка делали ее похожей на силуэт, вырезанный из старого конверта от фотобумаги. Или на тень. Волосы коротко подстрижены и тоже выкрашены в иссиня-черный цвет. В ушах – о нет! – в ушах покачивались каплевидные сережки из какого-то тусклого черного камня. Не будь Нина Валентиновна достаточно взрослой, Вересаев бы заподозрил в ней склонность к готическому року.

– А вы… скромно живете, – меж тем не слишком тактично отметила женщина в черном.

– Спасибо, я знаю, – кивнул Викентий.

– Такой знаменитый врач…

– Давайте сразу приступим к делу, – отмел комплименты Викентий. – Рассказывайте.

– Что рассказывать? – немного испугалась Нина Валентиновна.

Викентий внутренне поморщился.

– Мы вроде бы говорили о лунатизме, – стараясь быть максимально любезным, напомнил он. – О вашем предполагаемом заболевании. О том, что ваш муж стал свидетелем сомнамбулических проявлений вашего поведения… Вот о проявлениях я и хочу знать подробнее.

…Розамунда конечно же тоже была тут как тут – уютно устроилась на старом комоде под включенной лампой с абажуром. Лампа давала мягкий рассеянный свет, напоминавший золотистый мед, и от этого света шерстка Розамунды блестела как черная парча. «Рисуется, – недовольно подумал про длинноухую «коллегу» Викентий. – Кокетничает. Даже в таком виде. Женщина всегда остается самой собой, будь она хоть в облике крольчихи. Ненавижу женщин. Дуры. Истерички. Энергетические вампирши».

– Вересаев, ты скоро станешь маньяком-женоненавистником, если будешь мыслить столь негативно, – тут же услышал он тихий, но весьма разборчивый шепоток Розамунды. – Тебя самого придется лечить. Я наблюдаю у тебя явную феминофобию.

– Ничего подобного, – огрызнулся Викентий. Напрасно он это сделал, потому что лицо Нины Валентиновны удивленно вытянулось. Как же, доктор разговаривает сам с собой. Или с кроликом, что выглядит еще хуже.

– Не обращайте внимания, – неловко усмехнулся Вересаев. – У психиатров свои причуды. Я внимательно слушаю вас, Нина.

Нет, она точно дура. Смотрит на него непонимающим взглядом, спрашивает:

– Как же я вам расскажу о том, что делала во время приступов, если ничего не помню?

Викентий поздравил себя с тем, что терпение его безгранично, как Вселенная.

– Ваш муж был свидетелем приступов, – вкрадчиво начал он. – И именно он убедил вас в том, что вы лунатичка. Какие он привел доказательства? Вы бродили по дому во сне? Писали письма с закрытыми глазами? И еще – при чем здесь африканское племя вибути и русский человек Степан? Да говорите же!

– А, теперь я поняла, – кивнула Нина, устремляясь взглядом куда-то в прекрасное далеко. – Конечно. Муж сказал мне, что несколько ночей подряд я встаю с постели и, не открывая глаз, начинаю упаковывать в чемодан вещи. Свое белье, платья, косметику и так, всякую мелочь. Потом одеваюсь, сажусь за стол и действительно пишу с закрытыми глазами. Пишу одно и то же письмо. Точнее, записку.

– Записки сохранились? Вы их сейчас взяли с собой?

– А нужно было? Я принесу, я сейчас, мигом!

– Не нужно, – остановил ее Викентий. – Потом принесете. Что, по словам вашего мужа, вы делаете после того, как написали записку?

– Он говорит, что…

– Ну же, продолжайте! Вы можете совершенно меня не стесняться, я врач.

– Он говорит, что я начинаю приставать к нему, – опустив голову, пробормотала Нина Валентиновна, а крольчиха Розамунда мгновенно навострила свои длинные бархатистые уши.

– Как женщина? – глупо переспросил Викентий и тут же выругал себя за этот вопрос, представив, как потом будет хихикать над ним крольчиха.

– Да. – И Нина еще ниже опустила голову. – Он говорит, я при этом веду себя, как… как настоящая шлюха.

– Ваш муж знает, как ведут себя шлюхи? Можно лишь позавидовать столь богатой осведомленности. И что же он делает в ответ на ваше, м-м, непристойное поведение?

Тут она подняла голову. Вызывающе сверкнула глазами. О! А Викентий и не подозревал, что тусклые глаза этой провинциалки могут сверкать.

– Наверное, что-то он все-таки делает, – с вызовом сказала Нина, – если я просыпаюсь всегда раздетой.

– Логично, – кивнул Викентий. – Скажите, а чемодан?

– Чемодан?

– Да, чемодан с вещами, которые вы, по словам супруга, собираете в состоянии сомнамбулического припадка. Чемодан где находится, когда вы просыпаетесь?

– Ах это… Видите ли, Олег, то есть мой муж, встает на работу гораздо раньше меня. И он просто возвращает вещи на место, а чемодан убирает. Дело в том, что он очень педантичен и аккуратен. Любит, чтобы все было разложено по полочкам, ящичкам… Знаете, мне кажется, он рассказал мне, что я вытворяю по ночам, только из-за того, что ему надоело каждое утро разбирать собранный мной чемодан.

«Сомнительно. Это не чемодан виноват. Скорее всего, ведя себя как шлюха, она требует от своего педантичного мужа слишком многого. А вообще вся история яйца выеденного не стоит. Классического варианта лунатизма я тут не наблюдаю. Чепуха. Для чего она все это придумала? Но, с другой стороны, она упомянула про вибути. И про Степана. Она не могла знать о моем прошлом, эту сторону жизни я не афиширую. А с того памятного нашествия вибути на Москву прошло… бог мой, почти пять лет! Так что вряд ли она прочитала о вибути во вчерашних газетах. Ничего не понимаю».

– Зачем вы все это выдумали? – тихо спросил Викентий у Нины.

– Я ничего не…

– Вам захотелось выяснить мою профессиональную компетентность? Или просто поболтать с соседом, когда мужа нет дома?

– Я ничего не… Как вы смеете!

– Смею, потому что не верю вам. – Викентий с чувством выполненного долга откинулся в предательски скрипнувшем плетеном кресле.