Время ведьм

Время ведьм
Надежда Синельникова

Мир, который нас окружает, полон необычного и таинственного. Часто мы совсем не знаем тех, кто рядом, а иногда просто не хотим знать. Но если у вас хватит смелости шагнуть за эту тонкую грань разумного и понятного, тогда добро пожаловать!

Время ведьм

сборник рассказов

Надежда Синельникова

© Надежда Синельникова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Время ведьм

Ридж-холл

Мы приехали в Ридж-холл жарким июльским днем. Подъездная аллея вся заросла, и у дома верхушки деревьев смыкались подобно живому зеленому коридору. Я в нетерпении выглянула из кареты. Несмотря на долгую поездку по тряским проселочным дорогам, мне было очень любопытно своими глазами увидеть Ридж-холл, о котором я столько слышала. Дом был небольшим, но крепким; огромные, грубо отесанные камни, из которого он был сложен, давали прохладу даже в жаркий день. Ридж-холл нельзя было назвать красивым, здесь не было ни белых колонн, увитых виноградом и плющом, ни милых беседок у пруда. Заброшенный приземистый дом походил на жилища крестьян, а сад вокруг него был в таком запущенном состоянии, что я засомневалась, найдем ли мы садовника, который сумеет справиться с буйными сорняками и травой. Но этот дом был дорог моему мужу, это было родовое гнездо Риджвиллов, и я уже любила его!

Джон помог мне выбраться из кареты. И вот я стою посреди буйного зеленого великолепия, слегка ошалевшая от свежего воздуха и благословенной тени. Мое черное траурное платье все смялось, я сняла шляпку, наслаждаясь свежим ветерком. Джон с тревогой спросил, как я себя чувствую. Конечно, он врач, и его беспокойство вполне объяснимо. К тому же после пожара в нашем лондонском доме все относятся ко мне чрезмерно ласково и заботливо, словно я пятилетняя малышка, а не взрослая замужняя дама! Я прощаю это только Джону, ибо он один знает, что со смертью моей сестры Сары умерла и часть меня самой. Пожар, унесший ее жизнь, оставил мне страшные глубокие шрамы на щеке, поэтому я ношу густые вуали и избегаю людей. Мне кажется, они все пялятся на мое обезображенное лицо! Нам обоим показалось разумным уехать из города, как только это позволило мое здоровье. Места лучше Ридж-холла было не найти. Джон сжал мою ладонь.

– Вот увидишь, милая, мы будем здесь очень счастливы!

Я улыбнулась ему. Солнце золотило его светлые волосы, он был таким красивым и сильным, мой обожаемый муж, что у меня не было сомнений. Счастье вернется к нам, когда уляжется боль потери, ибо скорбь не должна быть вечной.

Слуга, грубый молодой крестьянин, внес наши дорожные сундуки внутрь. Джон заплатил ему несколько монет и тот поклонился. В этом краю, объяснил он мне, люди тяжело добывают свой хлеб, они суровы и дики, потому что сурова сама жизнь здесь, и этих монет крестьянской семье хватит на целую неделю!

Надеюсь, я не испугал тебя. Но жизнь здесь простая и не имеет ничего общего с лондонской светской жизнью.

Я только улыбнулась его тревогам. В Лондоне мы с сестрой выезжали лишь один сезон. Вскоре Джон сделал мне предложение, и я стала миссис Джон Риджвилл. Я была бесспорно мила и интересна, но Сара была великолепна! Ее ожидало блестящее будущее, но теперь мне предстояло жить за нас обеих.

Дом внутри оказался очень просторным. На тяжелой грубой мебели лежали чехлы, огромный камин в гостиной весь покрылся паутиной и пылью. Потемневшая от времени деревянная лестница вела на второй этаж, где располагались спальни. На всем лежал отпечаток заброшенности, мне предстояло привести дом в порядок. Несколько поколений семьи Риджвиллов использовали Ридж-холл как летнюю резиденцию, а теперь все здесь пришло в запустение.

Вечером я никак не могла заснуть и вышла в сад. Запущенные деревья и кустарники отбрасывали причудливые тени в призрачном лунном свете, словно диковинные создания из сказок. Но я не боялась. Ридж-холлу предстояло стать моим домом, и я должна если не полюбить его, то привыкнуть. Я стояла у края сада, словно у границы волшебного леса, и вдруг вспомнила Сару. В детстве мы играли в фей в нашей ухоженной аккуратной аллее, где садовник мистер Фолли сердился, что мы мнем траву и ломаем ветки. Как чудесно было бы оказаться здесь, где такой простор и свобода! Я немо заплакала. Сара! Сара! Как мне тебя не хватает!

Легкое движение у дерева сперва показалось мне обманом зрения. До боли напрягая глаза, я вглядывалась в темноту. Лишь на миг мне почудилось, что я увидела тонкую девичью фигуру в белоснежной сорочке. Сара! Обдирая босые ноги о густые заросли терна и шиповника, я бросилась вглубь сада, но под деревом никого не было, только качалась яблоневая ветка. Вопреки здравому смыслу я отчаянно хотела, чтобы это была она! С бешено бьющимся сердцем я стояла в волшебной тишине сада, залитая лунным светом, прислушиваясь к своим обезумевшим мыслям. Снова одна! Я вся продрогла и зябко обхватила себя руками. Ночь выдалась холодная. Как воришка, я прокралась назад в дом, осторожно поднялась по лестнице в нашу спальню. Джон крепко спал, раскидав руки по широкой кровати, от моих осторожных шагов не сбился даже ритм его дыхания. Я закрыла окно и украдкой бросила взгляд в сад. В тишине я глухо вскрикнула. На этот раз мне не показалось. У широкой изгороди стоял тот крестьянин, что помогал нам с вещами. Он не отрываясь, жадно смотрел на меня, и я поспешила отойти от окна.

Утром, при ярком солнечном свете вчерашние события уже не казались такими пугающими. Должно быть, я перенервничала и устала с дороги, и еще не переболела Сарой… А крестьянин верно работает в саду. Я постаралась поскорее забыть об этом, тем более, забот у меня хватало. Нужно было привести в порядок дом, найти хорошего садовника и нанять несколько человек для работы в усадьбе. Несколько дней прошли в приятных хлопотах. Три молодые крестьянские девушки отмыли дом сверху донизу, все сияло чистотой, полы были натерты воском, посуда блестела в солнечных лучах, новые занавески колыхались на окнах. Ридж-холл уже не выглядел таким запущенным. Сад тоже преобразился. Я решила не стричь деревья, садовник просто посеял новую траву и очистил сад от сорняков. Мне нравилась свобода, с которой росли здесь деревья, широко раскинув зеленые руки. Мне самой не хватало ее в столице, и теперь я наконец дышала полной грудью! Я не признавалась самой себе, но мне не хотелось менять то место, где я видела или мне казалось, что видела, свою погибшую сестру.

Джон с улыбкой смотрел, как я хлопочу по дому. Я сменила свои траурные платья на простые домашние кофты и юбки, оставив лишь черную косынку на плечи.

– Деревня пошла тебе на пользу, Мари, – сказал он, лаская взглядом мой профиль. Я переставляла посуду в буфете, повернувшись к нему не тронутой пожаром стороной.

– Мне нравится здесь, Джон. Но крестьяне…

Я не знала, как выразить то, что меня угнетало. Девушки, прибиравшиеся в доме, угрюмый садовник и конюх… все они исподтишка разглядывали меня, шептались за моей спиной и замолкали, стоило мне войти в комнату… Люди здесь выглядели одинаково: темноволосые и смуглые от работы в поле. Мои ярко-рыжие волосы и бледная кожа казались им чем-то диковинным и ненормальным. Я чувствовала волну неприязни, но Джон ничего не замечал. И, так как я не сказала ему о случае в саду, то промолчала и об этом.

Вечером, когда мы садились ужинать, в двери постучали. На пороге стоял старик в поношенной одежде. Он умоляюще смотрел на моего мужа.

– Вы должны пойти со мной! Мой сын… он заболел… он – наш единственный кормилец! Вылечите его!

Джон торопливо собрался и ушел, а я осталась у теплого камина за пустым столом дожидаться его. Огонь потух, я незаметно для самой себя уснула в кресле. Мне снилась буря. Она трепала верхушки деревьев, лил дождь. За окном, в саду, стояла одинокая белая фигурка, продрогшая от холода. А разве призракам бывает холодно? Она слабо скребла оконное стекло, безмолвно заклиная впустить ее в дом… Я смотрела на нее с гулко бьющимся сердцем, испытывая одновременно и ужас, и радость. Сара!

Я проснулась, долгую минуту не понимая, где закончился сон и началась реальность. Дверь осторожно открылась и вошел Джон. Вода стекала ручьями с его плаща и сапог.

– За окном настоящий потоп. Не надо, Мари! Ты промокнешь и заболеешь. – он отстранил меня, стягивая перед камином мокрую одежду.

– Что там случилось? – спросила я.

– Лихорадка! Староста, его отец, вызвал меня слишком поздно. Они зовут врача, лишь если не могут справиться сами, с помощью кореньев, трав и заговоров, – с горечью ответил он. – А когда кто-то все же умирает, винят врача…

Сына старосты похоронили на старом маленьком кладбище. Собрались все окрестные жители. Женщины голосили, а сам староста неотрывно смотрел на меня. Мы с Джоном стояли в стороне. Старенький священник быстро прочитал надлежащие молитвы, перекрестился и пробормотал: «Убереги нас, Отец небесный, от колдовских деяний и ведьминской ворожбы…» «Аминь» – послушно закончили крестьяне. Мне стало жутко. Солнце скрылось в тучах, казалось, разом спустились сумерки. А мы все находимся не в цивилизованной развитой стране, а в темном средневековье с его полубезумной верой в дьявола и колдовство.

Тем не менее, я тоже подошла к могиле и положила на свежий холмик цветы. Они в изобилии росли в нашем саду и показались мне очень красивыми. Крестьяне перешептывались за моей спиной. «Это чертоцвет! Самый излюбленный ведьмин цветок…» – услышала я, и уже не оглядываясь, подгоняемая неясным страхом, пошла к Джону.

Ярмарка

Несколько дней лил дождь, и я бесцельно бродила по дому, перекладывая вещи и переставляя книги на полках. В основном это были тяжелые медицинские трактаты Джона, попадались среди них и книги о лечебных травах, и один потрепанный фолиант «О пользе кровопускания». Их я торопливо ставила на место, потому что от подробных картинок и описаний человеческих увечий мне становилось жутко. В доме нашлось и несколько томиков хороших стихов, видимо, принадлежавших кому-то из леди Риджвилл. Я сидела перед камином, погруженная в иллюзорный мир поэззии, когда в дом вошел Джон. Стоило ему появиться в комнате, и она словно менялась, все вокруг оживало, заражаясь его кипучей энергией, слуги делали свою работу быстрее, солнце выглядывало из-за туч и наполняло комнату золотистым светом. Он сам не осознавал этого, но его все любили.

– Завтра в Кранберри будет ярмарка, – как бы между прочим сказал он, стаскивая тяжелые мокрые сапоги. – Не хочешь поехать?

– Дождь льет как из ведра! – я подала ему сухую рубашку, заботливо прогретую у камина, любуясь его стройным сильным телом.

– Завтра будет солнечный день, – заметил Джон с присущей всем здесь способностью по малейшим приметам безошибочно определять погоду. – К тому же ты нигде, кроме поместья, не бывала, а места здесь очень красивые!

– Мне нечего надеть! – сделала я последнюю попытку, на что он лишь рассмеялся.

– Все одеваются на ярмарку просто, уверен, наверху что-нибудь найдется!

Вечером я долго ворочалась с боку на бок. Меня наполняло предвкушение праздника. Как долго в моей жизни было одно горе, сперва острое и отчаянное, потом постоянное, омрачающее малейшую радость. Но мне всего семнадцать, и я радовалась, как дитя, предстоящему празднику!

Джон оказался прав, небо с утра было яркое и безоблачное, солнце уже высушило дорогу, воздух звенел от жужжания пчел и стрекота цикад. Он был в простой белой рубашке и брюках. Я нашла еще вечером в сундуке наверху целый ворох пестрых юбок и просторных белых блуз. Сперва я хотела оставить свою траурную черную юбку из плотной жесткой ткани, но передумала. Сегодня я буду веселиться! Я спустилась вниз, шелестя широкой яркой юбкой, белая кружевная блуза была в моде, наверное, лет двадцать назад, но мне она все равно нравилась! Взгляд Джона загорелся, когда он увидел меня.

– Ты выглядишь, как миленькая молоденькая селяночка! Придется не отпускать тебя на ярмарке ни на шаг!

Я зарделась от этого простого комплимента. Сегодня будет превосходный день!

На поле, отведенном под гуляния, было людно, несмотря на ранних час. У входа стояли простые деревянные столы, на которых были разложены товары. Мы обошли овощи и спелые яблоки, у прилавка со сдобой мы купили себе сладких булочек с молоком, и съели их прямо на улице, обжигая пальцы и смеясь. Потом Джон повел меня смотреть лошадей. В Кранберри была своя конюшня, но я не представляла, что здешние любители выращивают таких прекрасных лошадей! Животные были привязаны в загоне, им было тесно и жарко, они кусали друг друга и беспокойно ржали. Мне сразу приглянулся угольно-черный жеребец с сильными длинными ногами. Он злобно косился на людей и прядал ушами. Я подошла к нему, не испытывая ни страха, ни колебаний. Я стояла рядом, едва доставая ему до холки, и нежно, успокаивающе поглаживала беспокойное животное по гладкому черному боку. Он только дрожал крупной дрожью, но не делал попыток лягнуть или укусить меня. Джон и еще несколько человек с испугом смотрели, как я глажу животное.

– Мари, что ты делаешь? – очень спокойно спросил мой муж. – Это необъезженный жеребец, немедленно отойди, пока он не зашиб тебя!

Зная Джона, я понимала, как он испугался за меня, таким спокойным невыразительным голосом он говорил со мной лишь однажды, когда я очнулась после пожара. Поэтому я послушно отошла в сторону, потрепав его напоследок по шее.

– Это чудесный жеребец! Джон, давай купим его! – не знаю, что заставило меня произнести эти слова, но, как только я сказала это, поняла, что хочу ездить на нем верхом, что он будет только моим и ничьим больше…

– Он не продается! – крепкий приземистый мужчина с хлыстом в руке враждебно посмотрел на меня.

– Зачем тогда вы выставили его среди лошадей на продажу? – спросил Джон. Голос его был все таким же спокойным, но я уловила нотки гнева и поспешила взять его под руку.