Ведьма работает

Ведьма работает
Надежда Игоревна Соколова

Это четвёртая книга о ведьме Лене. Любопытство – не порок. Следуя этой пословице, Лена пытается понять, кто и зачем похищает людей в Китеже, почему Баба Яга воюет с домовыми и в кого влюблён Арни. Ну и личную жизнь параллельно надо устраивать. Так что Лена не скучает.

Глава 1

Плохое началишко не к доброму концу

Магдалена:

Комендантский час – самая отвратительна штука из всех, что я знаю. Особенно когда привык постоянно перемещаться без непонятных жестких границ туда, куда тебе хочется, и тогда, когда хочется. Нет, ну в самом же деле, кто вообще придумал ограничивать свободу передвижения населению, не слушая его и заявляя почему-то, что это ему же во благо? А если чей-нибудь горячо любимый супруг вовремя не успеет появиться под недремлющее око своей благоверной супруги и, побоявшись попасть в руки стрельцам из патруля, опрометчиво решит заночевать у друзей? Кто потом вообще сможет поверить, что ночевал он исключительно лишь по великой необходимости у некоего близкого друга, а тот, друг его, никого не предупредив, возьми и отправься утром в далекое путешествие по своим надобностям, вероломно подставив непутевого муженька и одним махом лишив несчастного законного алиби. Это ж сразу же разные подозрения, скандалы, выяснения отношений начнутся. Нет, ячейка общества не распадется, естественно, не положено это, но трещину точно даст. Вот и кому это надо, я вас спрашиваю?

А самое главное – это до сих пор непонятная мне отвратительная рутинная необходимость начальника Тайного отдела то есть моей скромной персоны, из-за небольшого штата работников присутствовать по ночам при допросе вот таких-то несознательных граждан, которых бдительные патрули приводят к моему флигелю каждую ночь буквально десятками. И ведь уперся Елисей рогом: нет, и всё тут. Не спорь, ведьма. Я и город своим повелением закрыл, и комендантский час ввел, всё, чтобы тебе работу облегчить. Так что трудись, дорогая, на благо ставшего уже родным государства, помогая батюшке-царю порядок поддерживать, ищи татей и наказывай их по всей строгости закона.

В общем, спала я плохо, можно даже сказать отвратительно, уже неделю и выглядела так, что от меня в страхе шарахались все упыри на окрестных кладбищах, видимо, принимая за одну из них, только более древнюю, опытную, страшную и злую.

Вот и сидевший сейчас передо мной, по другую сторону стола, неказистый мужичок лет тридцати-тридцати пяти, сине-зеленый от ужаса, в потертом кафтане и почему-то лаптях на босу ногу (что это еще за сельская мода?!? В Китеже никогда подобное не носили!), пытался смотреть куда угодно, только не на всеми любимого начальника Тайной канцелярии, и мямлил что-то непонятное, с надеждой вставляя каждые пять-семь минут:

– Не виноват я, матушка ведьма, видят боги, не виноват, отпусти, всеми богами тебя молю.

Всеми, да? И Мороком тоже? Ну спасибо, добрый человек. Только бога смерти мне для полного счастья сейчас и не хватало. Как там недавно один умник оправдывался, когда объяснял, почему его дражайшая, горячо любимая теща внезапно к Мороку отправилась? Я, мол, просто богов перепутал, много их слишком в нашей вере. Хотел, мол, спасительнице и заступнице Радужнице помолиться о здоровье моей ненаглядной родственницы, а вишь ты, как получилось-то: злобный бог как-то сам собой на ум вдруг пришёл. Судья, впрочем, только посмеялся с такого нехитрого объяснения и во внимание его не принял. Да и у женщины на шее след от веревки обнаружили. Так что отправили того товарища на вечное поселение в Мороковы пустоши, вслед за тещей. Впрочем, такое я вслух не сказала, лишь ворчала потихоньку про себя и, удобно устроившись в своем мягком «начальственном» кресле, с подушечкой под спиной, раз за разом задавала мужику один и тот же вопрос:

– Что ты делал после десяти часов ночи на улице в трех кварталах от собственного дома?

Он мялся, менял цвет лица с красного на белый, отводил глаза, лихорадочно пытаясь придумать достойный ответ, а я все больше раздражалась и чувствовала, что терпение мое утекает сквозь пальцы, аки песок. Вот доведет же до членовредительства, ей-богу. И что мне потом, этого калеку самой же и лечить?

Устало вздохнув и мысленно уже растянувшись на постели, такой манящей и желанной, я все же решила дать нынешнему нарушителю последний шанс:

– Козьма, я ведь долго терпеть не буду. Или скажешь наконец, почему ночью по городу шастаешь, или превращу тебя в лягушку или жабу. Будешь в пруду квакать и комаров ловить.

Цвет лица у мужика резко сменился с нежного сине-зеленого на землянисто-серый, сам он попытался вскочить и плюхнуться мне в ноги. Пришлось применить частичный стазис, что еще больше испугало моего собеседника.

– Смилуйся, матушка ведьма! Не надо в жабу! Не хочу квакать! Ненавижу комаров! Пощади дурня! Это всё Линка моя, чтоб её Морок побрал! Это она, зараза такая! Она меня к тётке своей за настойкой отправила!

Так. Уже проще. Линка, насколько я помню, это Аполлинария, супруга этого лоботряса, дама из обедневшего купеческого рода. Некрасивая, наглая, высокая, заумная. Да еще и с бородавкой под нижней губой. Осталась бы до конца своей жизни старой девой, если бы к ней не посватался несколько лет тому назад, прельстившись остатками некогда большого купеческого состояния, местный шорник, тихоня и скромник Козьма. Родители Линки, уже и не надеявшиеся сбыть «лежалый товар», обрадовались парню, как родному, быстро выдворили опостылевшую дочурку из родных пенат с неплохим для мужика-лапотника приданым и поскорей уехали куда-то в глушь, в дальнюю деревню, где в свое время купили небольшой домик – наслаждаться тихой жизнью на природе, заниматься садом-огородом и ловить рыбу в прудах и озерах, расположенных неподалеку. Вот только что такого этой «шпале» понадобилось ночью от своего мужа, что она и комендантского часа с патрулями не побоялась?

– Что за настойка-то?

Залился алым цветом, словно девица-скромница на выданье под цепким взглядом будущей свекрови, был бы свободен в движениях, наверняка стал бы елозить на стуле.

– Так это… Я-то… Ну как бы… От мужской слабости-то…

Как я сдержалась, чтобы не расхохотаться, сама не пойму. Вот же… Нехороший человек… Стыдно ему, видите ли, перед кем-то другим в свой мужской несостоятельности признаться. А мучить ведьму отговорками и молчанием не стыдно. Столько времени с ним потеряла. А могла бы уже спать идти.

Дернула раздраженно за привязанный к столу колокольчик, через пару секунд в комнату заскочил дежурный стрелец и вытянулся по стойке смирно, ожидая приказа.

– Отведи этого, – небрежно кивнула в сторону все ещё «замороженного» мужика, – к нему домой. Стребуй с него пару серебрушек штрафа за появление на улице в не положенное время и три медяка тебе за работу.

Штраф считался чересчур высоким, но я была не просто раздражена. Я была зла. И нарушитель порядка, видимо, это понял, потому что спорить не стал и, как только я освободила его от стазисного заклинания, рыбкой нырнул за спину охраннику. Трус.

– Как прикажете, матушка ведьма! – гаркнул довольный будущим вознаграждением стрелец, и оба они наконец-то удалились. А я пошла спать…

– Госпожа ведьма! Госпожа ведьма!

Ясочка… Мучительница…

– Что тебе, зараза мелкая? – не открывая глаз и с трудом ворочая языком, пробормотала я.

Маленькая бойкая черноволосая горничная, за месяцы работы давно привыкшая к моим словесным оборотам и давно вникнувшая в мой сварливый, но добрый характер, лишь весело фыркнула. И ведь не боится уже…

– Госпожа ведьма, к вам начальник стрельцов пожаловали.

Кто? Ники, что ли? Зачем, интересно? И где он?

Последний вопрос я задала вслух. И получила на это недоуменный ответ:

– Так ясное дело, в коридоре ожидают, пока вы проснетесь. Сказали, что еще жить хотят.

Обормот…

– Пойди передай ему, пусть заходит минут через десять. И принеси мне какой-нибудь домашний халат.

Пока горничная, хихикая, исполняла мои поручения, я кое-как добрела до ванной.

После того как меня чуть не убила сумасшедшая полуэльф, я выбила у Елисея в качестве награды за опасную и верную службу Их Величествам разрешение оборудовать комнату рядом с моими покоями под собственную ванную. Помещение было большим, плюс я еще его расширила с помощью умений Дани управлять свернутым пространством, и сейчас у меня были свои ванная, рукомойник, туалет и небольшой, видимый только магам, личный бассейн, как раз и находившийся в свернутом пространстве. Теперь уже не надо было каждый раз приказывать топить баню, мыться в тазу при помощи слуг или зимой в лютый мороз мерзнуть в нужнике на улице. Теперь я жила с комфортом.

Приведя себя в относительный порядок, я, спотыкаясь на ходу и смотря на мир сквозь глазки-щелочки, с трудом, но все же вернулась в свою комнату. Ясочка, стоявшая наготове, тут же подала мне легкий шелковый халатик, в который я, кое-как попав в рукава под смешки горничной, наконец-таки влезла. Вот дождется: превращу в стрекозу и в банку посажу себе на потеху…

– Зови его, – усевшись на постель и обложив себя подушками, велело мое сиятельство.

Ники, высокий худощавый парень с карими глазами, вошел уставший и озабоченный, с яркими фиолетовыми синяками под глазами. После массовых убийств в Китеже несколько недель назад он забыл про сон, отдых и личную жизнь и практически все время проводил на плацу, безжалостно гоняя своих подчиненных, показавших в том деле отвратительную выучку. Результаты уже впечатляли, но оборотню все было мало, и несчастных стрельцов поднимали в пять утра, позволяли полчаса пообедать в двенадцать и отпускали на отдых в десять вечера, когда в столице начинался комендантский час. До кроватей доходили не все. Многие валились спать прямиком на плацу и на утро получали дополнительные задания за нарушение режима. Попущение было только тем, кто по графику патрулировал улицы или же дежурил у меня в канцелярии, так что желающие на эти две далеко не легкие работы никогда не переводились.

– Шикарно выглядишь, – нахально заявил оборотень, без стеснения плюхаясь в кресло напротив постели.

– Зеркало рядом, можешь обернуться и на себя полюбоваться, – не осталась в долгу я.

Друг фыркнул.

– Скажи мне, Лена, кто первый назвал тебя 33 несчастья? Пойду этому человеку в ножки поклонюсь.

Вот же умник.

– Ники, я полночи не спала, чтобы от тебя сомнительные комплименты выслушивать?

– Ладно, не ершись. Признаю, погорячился. Лучше скажи, куда мой стрелец подевался?

– Который?

– Тот, что к тебе в дежурные вчера напросился.