Слезы русалки

Ветер танцевал в волосах Лидии, Саше казалось, что он мог смотреть на это безумие вечно. Она же смотрела на море.

Скажи, дорогой, у тебя есть мечта? – Лидия собрала волосы в руку и посмотрела на него своими чистыми глазами, в которых он впервые узрел Бога.

Ты. Обладать тобой.

Именно это он хотел произнести, но что-то в тогдашнем море указало ему, что говорить так в данный момент избито и пошло. Он ответил:

Да, я мечтаю стать великим художником.

Как мило. А я мечтаю о бессмертии.

Саше показалось, что море заштормило, когда она это произнесла. Огромная волна едва не унесла Лидию с валуна. Возразило море или выразило одобрение?

Твоя мечта реальна, в отличии от моей – продолжала Лидия, словно не заметила буйства волны, море не пугало ее ни при каких обстоятельствах. – Ты способный художник, если постараешься, то прославишься. Начни писать обнаженных женщин, мой тебе совет. Едва ли твои морские пейзажи кого-то удивят, век Айвазовского прошёл. А разврат будет в моде всегда, просто поверь.

Сашу это позабавило.

Я бы мог нарисовать обнаженную тебя, мы бы прославились в веках, – облизнулся он, вообразив это.

Как в "Титанике"?

Типа того.

Так ты в самом деле напишешь мой портрет?

Ну это не так просто, это ж не один час. Нас могут увидеть.

Ну и пусть видят. Что с того?

Ты будешь голая, нас не поймут правильно.

Какой же ты дурень! Иногда это становится совершенно невыносимым. Ты можешь хоть иногда думать о чем-то другом? Я прошу тебя написать обычный портрет. Самый целомудренный. Может быть тебе удаться обессмертить нас. Я верю в тебя, Саша.

Он отвёл взгляд, потому что сам Саша в себя не верил. Он не сможет написать портрет Лидии, Саша чувствовал, ему было горько это осознавать, но ничего не поделаешь. То ли, потому что она слишком прекрасна, и Саше не под силу передать совершенство ее образа. А может оттого, что он так сильно любит и не сможет подойти к работе профессионально.

Нужно было как-то ей отказать, но Саша не знал, как это сделать, не уронив себя в глазах Лидии. Она впервые в жизни сказала, что верит в него, ее глаза так загорелись этой идеей…

Да, давай, я давно хотел предложить, – Саша расправил плечи. Он не решился отказать Лидии и убеждал себя, что вдохновение придёт во время работы.

Лидия была безмерно очаровательна, когда сидела на валуне дикого пляжа в простом белом платье. Волосы развевались на ветру, грудь тяжело вздымалась от волнения. Это действительно мог быть шедевр, Саша старался и после каждого раза, когда она позировала ему, уставал так, словно не водил невесомой кистью по холсту, а по меньшей мере разгружал вагоны.

Наконец Саша объявил портрет законченным. Он понял бессмысленность своего желания улучшать его до бесконечности.

Павел сказал, что поза походит на памятник русалочки Андерсена в Дании. Вадим заметил, что поза, слишком открытая для русалочки из Дании, та, словно как бы зажата, у него возникли ассоциации с мифологической Цирцеей. А Саша видел в своей картине только Лидию, оскорбляясь, что его подозревают во вторичности.

Его главным цензором была сама натурщица. Лидия придирчиво посмотрела на картину, пробормотала рассеянные похвальные слова, и забыла о ней.

Саше был сражён наповал, жизнь теряла смысл. Это был крах его таланта, крах всего…Тщеславие Лидии передалось ему, Саша рисовал старательно, получалось похоже, у него начала появляться надежда, что он все-таки сумеет. И вдруг…

Скупая похвала Лидии ранила его сильнее самой злостной критики. Она считает его ничтожеством и жалеет. Да разве он в самом деле не жалкое бездарное ничтожество?

Теперь он вглядывался в картину придирчиво, выискивая недостатки. Каленым железом жгло осознание того, что он бездарен и недостоин Лидии. Она скоро поймёт это, если уже не поняла, и разлюбит. И как Саше с этим жить? Он возненавидел свою картину, отказался повесить ее в доме, несмотря на уговоры Павла.

И все-таки как тебе удалось так передать Лидию? – Павел осматривал картину, часто моргая, словно его сразил нервный тик. Такая привычка была у него с детства и жутко раздражала Лидию. – Так мог бы изобразить ее я, например. Она моя, и я люблю ее. Но как же ты смог увидеть эту особую прелесть лица моей Лидии?

Саша хмуро молчал, его глаза кричали брату, что он идиот. Никогда Саша не верил, что Лидия-таки выйдет за Павла. Такая особенная женщина не может кончить свою жизнь свадьбой с Павлом как героиня скучного романа викторианской эпохи. Павел не подходит ей, он какой-то нудный, Лидия сама сто раз говорила. Лидия создана для Саши, для его жаркого сердца, сильного тела, всепоглощающих любви и страсти. Саша также говорил ей об этом сто раз. К сожалению, цвет своей помады Лидии выбирает куда придирчивее, чем мужа.

В голову Саши никогда не приходили мысли, что его связь с Лидией является подлостью по отношению к родному брату. Его любовь была выше всех законов мироздания, она была достойна любых жертв как со стороны Саши, так и в отношении других людей. Чувство такой разрушительной силы возникает раз в столетие, любые преграды должны отступать.

Павел продолжал в недоумении глядеть на изображение своей невесты, Саше показалось, что он наконец все понял. Впрочем, мнительный брат всегда принимал все на свой счёт. Павел обернулся к нему, открыл рот, чтобы что-то сказать, но его взяла под руку Лидия. Хватка была слишком цепкой для такой изящной руки, и Павел, казалось, забыл, что хотел поведать брату. Он обнял невесту, которую ошибочно считал своей, и позволил увести себя.

Почему Лидия вообще думала о своём следе в этом мире, и считала оставить его таким важным делом? Предчувствовала, что умрет молодой и бездетной? Тщеславие вкупе с гордыней? Или мыслила шире, чем простые смертные?

Молодой человек, вы последний на исповедь?

Саша вздрогнул всем телом от глубокого голоса полной прихожанки.

Да, – ответил он.

Скажите, что я за вами, если что.

Хорошо.

Женщина тяжело отошла от него, пламя свечей беспокойно затанцевало. Огонь рисовать было сложнее, чем море, вспомнил он. Тяжко ему далось передать на бумагу оттенки пламени церковных свечей. Точнее одной свечи в руках мертвой Лидии.

Это был не менее памятный день, когда Сашей завладел воистину страшный гнев. Если первое изображение Лидии было вдохновлено щемящей нежностью и гладью морской воды, то второе стало порождением гневной огненной гиены у него внутри.

Павел перерезал вены. Ради чего, а вернее кого он это сделал? Ради распутной девки! А как она ему, Саше, сказала? Якобы это они виноваты в смерти Павла, и теперь она не может перебороть себя, а укоряющий призрак Павла вечно будет стоять между ними. Подлая гадина! Ей всегда было наплевать на Павла. Наплевать на всех кроме себя любимой! Память о Павле не мешает ей путаться с Евгением Левиным, тестем Вадика. Он, дескать, разведётся со своей женой и женится на ней, он обещал. Ни черта он не разведётся, надо быть полоумной дурой, чтоб этого не понимать!

Ну, Лидия-то понимала, она умная девочка, которая никогда не строит иллюзий. Просто ее вполне устраивает роль содержанки. Дрянь! Саша до смерти не забудет, как она сказала, что ему не сравниться с Евгением Левиным, он-то в отличии от Саши не воображает себя непризнанным гением и умеет делать деньги.

Сашу приходил в бешенство, когда осознавал, что Лидия все ещё нужна ему как воздух, и стоит ей поманить пальцем, как он побежит словно дрессированный щенок. Какого черта он заделался рабом падшей женщины? Отчего ему, как человеку творческому и возвышенному, не преклоняться перед достойной девушкой, непорочной как малое дитя? Неужели всему виной красота, от которой Саша так зависим?

Лидия сказала ещё, что художник из него так себе, а портрет, что он нарисовал весьма посредственный. Что ж, она хочет войны? Прекрасно. Саша ни в чем не может отказать своей королеве. Сейчас он нарисует другой портрет, что называется, анти-посредственный.

Он вспомнил остервенение, с которым замазывал море, камни и песок дикого пляжа на своей картине, оставляя только Лидию. Не иначе его кистью водил сам дьявол. Он творил воистину страшный сюжет, превращая ясные глаза Лидии в навек закрытые веки. Волосы, что развевались гордо и свободно, он, заточив в свадебную фату, она смотрелась как клетка или тюрьма. Лёгкое белое платье он приукрасил в свадебное. Обнаженный дикий пляж с бескрайним морем стал гробом, тяжёлым от цветов и декораций. В белые руки Лидии он положил одинокую скорбно горящую свечу.

Погляди же на своё бессмертие, – Саша торжествовал. – Именно этого ты и заслуживаешь. Ты мертвая невеста Павла, раз он умер бесславно и бесследно, отчего же тебе нужно оставаться жить, даже хоть и на моей картине?

Господи! – Лидия была в ужасе, увидев себя в гробу, ее объял суеверный страх. – Ты…ты тронулся умом. Ты ненормальный. Ты.... О, Господи! Немедленно сожги эту картину, я приказываю тебе.

С ума сошла? – Саша и в самом деле расхохотался как безумный. – Это моя лучшая картина, лебединая песня, если хочешь. Теперь нам с тобой можно умереть. По-моему, это шедевр.

Господи! – Только и смогла произнести Лидия.

Она и впрямь сделалась бледна как покойница. Она пятилась назад, отступая от страшной картины, пока стена не преградила ей путь.

Ну, что такое, любовь моя? – Саша улыбался жестоко, новое чувство власти пьянило его, ему удалось приструнить эту женщину. Это оказалось так просто.