Заземелье

– Раздроблена локтевая кость.

От боли я плохо соображала, но поняла, что такая реакция на серьезную рану не может быть нормальной. Филипп, тем временем, обхватил мой локоть двумя руками и закрыл глаза. Я почувствовала, как руку, в том месте, где он удерживал ее, начинает обволакивать тепло. Боль отступала, зато, появились опасения, что он меня сейчас просто напросто сожжет. Когда я уже готова была закричать от практически нестерпимого жара, Филипп выпустил руку.

Я ошарашено уставилась на нее – даже намека на опухоль не осталось, и боль исчезла. Попыталась пошевелить сначала пальцами, а потом и всей рукой – действует, как обычно.

– Это волшебство такое? – не удержалась я от вопроса, разглядывая его серьезное лицо.

– Это ерунда, – отмахнулся он. – Пойдем уже, скоро стемнеет, нам пора прибыть на место. Ты только под ноги смотри лучше.

Получается, идем мы уже почти целый день? Ничего себе! Под каким же гипнозом нужно находиться, чтобы потерять счет времени? К недоумению добавилось чувство голода. Возможно, вспыхнуло оно так резко только потому, что я поняла, как долго мы уже в пути.

К тому моменту, когда Филипп остановился, я уже практически падала от усталости.

– Пришли.

Как ни приглядывалась, ничего даже отдаленно похожего на жилище я не заметила. Мы, по-прежнему, находились в лесу. Как понимать его «пришли»? Только собиралась пристать с расспросами, как застыла от удивления. Филипп проделывал что-то странное. Он вытянул руки вперед, ладонями вниз, и развел их в стороны, словно раздвигая воздух. Я обалдело уставилась на листья возле его ног – они с тихим шелестом разъехались, синхронно движению рук, открывая взору гладкую поверхность квадратной формы. Повинуясь любопытству, я подошла ближе. В этот момент люк начал открываться на манер лифта, только горизонтально. Взору открылась лестница, ведущая в узкую кабину – черную и блестящую.

– Спускайся, – скомандовал Филипп.

– А ты? – без него я ни за что туда не полезу.

– Я следом…

Господи! Что я делаю? Добровольно иду неизвестно куда и зачем. Видно, крышу мою окончательно снесло, раз даже не сопротивляюсь. Хотя, подозреваю, что это было бы бессмысленно. Так я думала, пока спускалась вниз, удерживаясь за перила. Сзади слышала шаги Филиппа. Странно, но его присутствие успокаивало, словно именно ему я вверила свою жизнь.

Как только мы оказались внизу, крышка люка закрылась, кабина засветилась желтоватым светом и стремительно понеслась вниз. От неожиданности я взвизгнула и вцепилась в Филиппа.

– Не бойся, это всего лишь лифт, – сказал он, пытаясь оторвать мои скрюченные пальцы от своего свитера. – Через минуту остановимся.

Плевать я хотела! Пока не приедем, не выпущу его свитер. Для пущей важности еще и уткнулась лбом ему в грудь.

– Отпускай уже, приехали…

Филипп, наконец, оторвал от себя мои руки и заглянул в глаза.

– Странная ты какая-то… В лесу не боялась, а обычного лифта испугалась.

– Ничего себе обычный! – я смотрела, как разъезжаются в стороны теперь уже вертикальные двери, открывая взору длинный черный коридор, окутанный довольно тусклым, но насыщенным желтым светом. – Куда ты меня привез?

– Я тут живу, – просто ответил Филипп. – Теперь это и твой дом.

Мы вышли из лифта и двинулись по коридору, конца которого я не видела. Я не понимала, что со мной происходит. С одной стороны, чувствовала, что боюсь, но еще сильнее обуревало любопытство, что же это за место. Незаметно я притронулась к гладкой поверхности стены. Она оказалась теплой.

– Из чего сделаны стены? – не удержалась от вопроса.

– Это специальный пластик. Как ты уже поняла, колония находится под землей. Здесь нет электричества. Свет мы генерируем сами, – пояснил Филипп.

Колония? Интересно кого или чего? И зачем им я? Столько вопросов, которые я не готова задать. Откуда взялась эта робость? Неужели моя прежняя жизнь была настолько пуста, что я с радостью обменяю ее непонятно на что? Или она резко опустела со смертью Витали, и я ухватилась за возможность вычеркнуть все разом?

– Не вижу тут ни одной лампочки, – единственное, о чем рискнула спросить. Какое-то непонятное чувство тормозило задавать другие вопросы, словно ответы на них могли не понравится до такой степени, что рисковали разрушить иллюзию перемен.

– А их и нет, – Филипп на мгновение повернул голову, и я увидела его красивое лицо. Неизвестно почему, мне стало так приятно, что захотелось петь. Начиная с сегодняшнего утра, я перестала себя узнавать. – Светятся сами панели. Я же говорил, это необычный свет.

– А что это за двери?

Вдоль всего длинного коридора с обеих сторон тянулись двери, такие же черные.

– Это квартиры колонистов, – ответил Филипп.

– А долго нам еще идти?

Я чувствовала, как ноги постепенно перестают мне подчиняться, все более заплетаясь, по мере углубления в бесконечный коридор.

– Пришли, – Филипп остановился у одной из дверей, без номера или таблички. Никакого замка я тоже не заметила.

Он слегка надавил, и дверь поддалась. У них тут нет замков? Я спросила об этом вслух.

– В этом нет необходимости. У нас нет тайн друг от друга.

Его ответ я услышала вполуха. Стояла и озиралась по сторонам. А посмотреть было на что… Никогда в жизни не видела таких длинных комнат! Я с трудом могла разглядеть кровать в ее глубине. В этой комнате было все и ничего одновременно. Душ, ванна, туалет – все не далеко от входа. Никаких дополнительных помещений для этого не предусматривалось. Несколько шкафов, стол, телевизор на стене, даже телефон. Последнему я обрадовалась, но Филипп моментально охладил мой пыл:

– Телефон только для внутренней связи. Домой с него ты не позвонишь.

Я старалась не подать виду, как расстроилась. Зачем, тогда мне он? Кому я тут буду звонить?

Не считая кровати, что маячила зеленым пятном, все остальное было черное, как и стены. Естественно, никаких окон я не заметила. Комнату заливал яркий желтый свет.

– Он что, все время горит?

– Свет? – уточнил Филипп. Я угрюмо кивнула, настроение стремительно неслось вниз, и я не понимала, что так на меня действует. – Он автоматически включается, когда открывается дверь. Его можно приглушить, – Филипп хлопнул единожды в ладоши, и свет перестал раздражать меня яркостью. – Можно вообще потушить, – он дважды хлопнул, и мы погрузились в темноту.

Но, что это? Я резко перестала соображать, когда различила две светящиеся точки, в том месте пространства, где предположительно должны были находиться его глаза. Услышала хлопок и зажмурилась от яркого света.

– Что с твоими глазами? – все еще наполовину ослепшая спросила я.

– Наше зрение устроено иначе, мы видим в темноте. Поэтому глаза светятся. Привыкнешь, – равнодушно пояснил он.

– Как кошки? – Сознание ворочалось в голове с трудом, как будто ему вдруг стало тесно. – Привыкну к чему? Зачем я тут?

Какое-то время Филипп молчал, сосредоточенно меня разглядывая. Выражение его лица для меня тоже оставалось загадкой. Ни один мускул не был напряжен, что говорило об абсолютном спокойствии. Но в глубине его черных глаз угадывалось чувство, похожее на жалость.

– Узнаешь, когда придет время, – наконец произнес он.

– А когда оно придет?

Я была близка к истерике. В какой-то момент поняла, что не для чего хорошего меня не стали бы похищать из дома и водружать под землю.

– Успокойся, Фаина! – я вздрогнула от собственного имени, произнесенного его низким голосом. – Я тебе все расскажу, но не раньше, чем ты обвыкнешься и начнешь работать.