Поглощенные туманом

Осторожно подходит ближе, стараясь, чтобы ее не заметили, и ловит девочку в кадр. Кровь быстрее струится по венам, когда удается запечатлеть малышку, от которой веет детским простодушием.

Ника улыбается и прячет камеру.

– Прости, я не смогла упустить такое фото… – Она осекается, замечая взгляд Стефано.

Мужчина не отводит от нее глаз. По его лицу невозможно понять, о чем он думает, но в одно мгновение серебристые огоньки вспыхивают, и губы мягко улыбаются.

– Ты видишь то, что не замечают обычные люди, я прав? – И, не дожидаясь ответа, он открывает дверь в ресторан.

Они заходят в уютное помещение, наполненное звуками тихого джаза и острыми нотками благоухающего кориандра. Стефано подводит Нику к дальнему столику, и они скрываются за деревянной ширмой, переплетенной искусственной лианой.

– Мне кажется или на двери было написано, что они открываются в семь вечера? – невольно шепчет Ника.

Внутри вибрирует душа от единственной мысли: они в ресторане одни, если не считать персонал. Одни! И все же…

Ника смотрит на Стефано из?под ресниц и с удивлением понимает, что не вспоминает о страхах с тех пор, как они вышли на пешеходную зону.

– Знаю, – так же шепчет Стефано, – я попросил хозяина открыться на несколько часов раньше.

– Есть границы твоей вседозволенности?

Мужчина морщит нос:

– Он – мой друг. А для друзей иногда можно напрячься. К тому же я редко об этом прошу.

– Только когда водишь девушек в рестораны?

– Угадала, – хохочет он.

Стройный официант в белой хлопковой рубашке и черных брюках приносит меню, вырезанное на деревянной дощечке. Стефано сразу заказывает минеральную воду.

– Ого, в первый раз вижу такое оригинальное меню. – Ника водит пальцами по выжженным строчкам.

Внизу замечает фразу: «Если вам не понравилось обслуживание официанта, можете огреть его меню. Только не сильно».

– Им хорошо защищаться. Если позволишь, я закажу для тебя. Уверен, тебе понравится нежное мясо ягненка с медом и рукколой.

Ника пожимает плечами. Пока Стефано делает заказ, она наливает в высокий стакан ледяную воду и делает маленький глоток. Обжигающе?холодная жидкость бежит вниз по горлу.

– Расскажи о своем хобби. Почему ты стала им заниматься?

– Ты про поезда? – Ника перекатывает стакан между ладонями. – Боюсь, тебе будет скучно.

Стефано наклоняется к ней через стол и улыбается:

– Если бы мне было скучно с тобой, я бы сейчас перебирал договора, а не сидел здесь.

Ника хмыкает. Она уже поняла, что с графом бесполезно спорить. Если он чего?то хочет, он это получает.

– Ну хорошо. Уговорил. – Она вздыхает и окунается в прошлое. – Мне было четырнадцать лет, когда умер отец. Его избили в подворотне какие?то наркоманы, которых так и не нашли. – Голос дергается лишь на секунду.

– Мне жаль. – Стефано тянется к руке Ники, но в последний момент поспешно сжимает пальцы.

– После его смерти я решила, что бог несправедлив к нам, а значит, и я буду несправедлива к нему. Я не понимала, что мучаю не только себя, но и маму. Ей пришлось туго. Без мужа, без опоры растить дочь?разгильдяйку. – Ника пьет воду и горько усмехается. – Знаешь, что самое удивительное? Она никогда не кричала на меня. Даже когда я напилась на пятнадцатилетие. И когда уговорила друга, который занимался прыжками с парашютом, взять меня в тандем. Хотя я все равно умудрилась сломать ногу.

– А потом ты начала кататься на поездах, – замечает Стефано.

Ника смотрит в его глаза и видит – он понимает ее. Неизвестно, как и почему, но мужчина словно чувствовал все, что чувствует она. Попытки переписать прошлое, сопротивление неизбежному, страх перед будущим…

– Да, и повергла маму в пучину страха еще на два года. А ведь однажды я чуть не погибла.

– Не кори себя. Ты была ребенком с душевной травмой. И пыталась вылечиться сама, пусть и неправильно. Поверь мне, я знаю, каково это, когда взрослые не понимают твоих чувств.

Официант приносит горячий хлеб, и от ароматного запаха булочек в животе урчит. Ника с удовольствием отламывает кусочек. Хрустит корочка.

– Может, расскажешь? – подталкивает она.

– Нет. – Стефано улыбается и откидывается на стул. – Сегодня мы говорим о тебе, Вероника.

– Ой, перестань. – Ника машет рукой. – Что ты еще хочешь узнать?

– Как ты бросила это занятие?

Ника замирает.

Вопрос Стефано переносит ее в далекий пасмурный день. Дождь моросит, и мелкие капли оседают на лице. Запах сырости наполняет легкие, а на душе скребут голодные кошки.

«Так накорми их!» – последние слова, которые Ника услышала от Карины.

– Это случилось незадолго до моего восемнадцатилетия. У меня было плохое предчувствие. Словно к душе привязали камень и бросили на дно реки, а тебя оставили стоять на берегу и смотреть на свою смерть. Я отказалась пойти с подругой кататься на поездах и пыталась отговорить ее. Но Карина была упрямой. Все закончилось тем, что мы переругались, и она убежала. А на следующий день я узнала, что она попала под поезд. – Ника отводит глаза. Она боится посмотреть на Стефано и увидеть жалость, поэтому предупреждающе поднимает руки с немой просьбой – молчи. – Смерть Карины послужила щелчком, и я словно очнулась от страшного сна. А дальше ты знаешь. Я нашла призвание в фотографиях.

Стефано молчит.

Из?за тишины джаз на заднем фоне становится громче, и звуки усиливаются. Шипение мяса на гриле, скрежет металла о точильный камень, тихие разговоры персонала. И все замолкает, как только мужчина накрывает дрожащую ладонь Ники рукой. Она рефлекторно вздрагивает и замирает, подавляя привычное желание закрыться в ракушке. Ладонь Стефано горячая, и тепло бежит вверх по кисти и согревает сердце.

– Я ожидал услышать банальную историю о том, как отец привил тебе любовь к искусству, а получил страшную сказку на ночь, – усмехается он, и губы Ники невольно дергаются в улыбке. – Такое следует заесть двойной порцией крема каталана. После мяса, разумеется.

– Значит, ты – сладкоежка?

– Причем гурман! Тирамису, профитроли, эклеры, шоколадное суфле… Я могу долго перечислять.

Ника оглядывает подтянутую фигуру Стефано:

– Да, по тебе заметно. Скоро придется садиться на диету.

Граф смеется, и смех гармонично сливается с контральто певца.

Ника с наслаждением прикрывает глаза и вслушивается в мелодичные звуки. Лишь когда закончится вечер, она поймет. Стефано ничего не рассказал о себе. И ничего не спросил о мистике в ее работах.