Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод

Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод
Нани Кроноцкая

Марианна Красовская

После тяжелого развода Соня и ее дочь прячутся в санатории, где неожиданно знакомятся… кажется, с добрым волшебником. Только волшебники помогают испуганным девочкам в безвыходных ситуациях.А когда чья-то злая рука забрасывает девочек в другой мир, их снова спасают. Добрый волшебник? Если внимательно присмотреться – не очень-то он и добрый! Дракон, инквизитор и весьма строгий мужчина. Свободна вакансия главной садовницы? Соня справится, другого выхода у них нет. Наверное. Ей ведь только дракона в жизни и не хватало!

Марианна Красовская, Нани Кроноцкая

Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод

1. Пролог

Окна в комнате насквозь промерзли. Корпуса старенького заводского санатория-профилактория строились еще в советские времена, и следы той эпохи – деревянные оконные рамы, окрашенные белой масляной краской двери и дощатые полы – так и остались нетронуты злой рукой времени. Толстый слой льда разрисовал стекла причудливыми витиеватыми узорами.

Соня говорила: это Дед Мороз приложил к ним свою кисть. Серьезная Леся строго хмурила брови и читала лекцию про высокую влажность, дендриты и трихиты. Соня кивала и делала вид, что согласна.

Последние декабрьские метели принесли море снега, завалив санаторий “Сосновый” по самую маковку административного корпуса. Никуда не проехать и без широкой снеговой лопаты двух лишних шагов не пройти.

В прямом смысле слова безвыходное положение.

Автобус приезжал сюда три раза в неделю, а маленький грузовичок, привозивший провизию для столовой, и того реже. Мобильная связь “прорезается” только возле далекого третьего медицинского корпуса, а свободный вай-фай раздается очень немногим желающим строго на час и в “компьютерном” кабинете. Потому что приехал лечиться и отдыхать – будь добр вылечись и отдохни. Никаких телефонов, планшетов и всяких ноутбуков. То есть надежды на связь с внешним миром у них тоже не было.

Соню вообще все устраивало. Отсутствие всех этих связей ее успокаивало. Можно было представить себе, что злой мир там вовсе весь сгинул, заваленный зимним снегом. И Борис тоже затерялся в метелях, и родители, которые, конечно, хотели как лучше, но вышло как вышло. И Ольга Юрьевна, куратор выставки, которой Соня так и не рискнула позвонить, малодушно отправив коротенькое СМС.

Леся снова сердилась. Ей было отчаянно скучно. Не спасало даже то, что в “Сосновом” была настоящая библиотека с бумажными книгами. Соня сводила туда дочь, с удовольствием взяла “Таинственный остров” Жюля Верна и выслушала очередную тихую, но от этого еще более изматывающую Лесину истерику. С точки зрения этой маленькой злючки, практически все книги, стоявшие на старых полках, могли интерес представлять лишь для законченных олигофренов в стадии клинически неизлечимой дебильности (это она про популярный масслит, очевидно). От вида обложек книг в жанре любовных романов, современной фантастики или того хуже фэнтези девочка выразительно морщила носик и громко шипела. И все это продолжалось до тех самых пор, пока дочь не выпросила у главного терапевта всего санатория толстенный и раритетный “Справочник участкового педиатра. Инфекционные заболевания у детей раннего возраста”.

Теперь вот Соня читает Жюль Верна, а Леся углубляется в клинические характеристики детских болезней.

Наверное, потом захочет стать врачом. Раньше стремилась в геологи, еще раньше мечтала стать химиком-аналитиком. Смешная!

– Мамочка, ну давай хоть на интеллектуальную игру после ужина сходим, – Леся недовольно покосилась на молча разглядывавшую замерзшее окно свою бестолковую мать. Соня держала в руках блокнот и карандаш, но белый лист был девственно чист, как слой льда на окне или как лежавшие за ним заснеженные улочки санатория.

– Лесенька, там одни бабушки соберутся, – меланхолично отозвалась Соня, даже не пошевелившись. – Скучно и грустно.

– Не скучнее, чем все время сидеть в этом номере, – Леся была сурова и справедлива. – Тебе надо общаться со взрослыми людьми, а не только с ребенком неполных шести лет от рождения.

Соня пожала плечами. Она всегда считала себя интровертом, а после развода ушла в себя окончательно. Видеть никого не хотелось, люди ей казались раздражающими, непредсказуемыми и опасными. Общества дочери и своих ночных кошмаров ей было достаточно.

Даже изоляции в заснеженном санатории ей было мало. Жизнь по режиму, регулярное питание и непременные прогулки в любую погоду, так как их жилой корпус находился в самом лесу, дальше всего от столовой, облегчения не приносили. Хочешь не хочешь, а выползешь из своего логова.

Нет, если бы не дочь, Соня бы могла питаться раз в день. Но Леся перед завтраком ныла, перед обедом ныла, а ужин – вообще дело святое, после него в актовом зале (по соседству со столовой) устраивали всякие дурацкие праздники, вроде танцевальных вечеров “кому за…”, конкурсов караоке или Поля Чудес, где маленькая, но очень умная девочка всегда побеждала. Призами были абонемент в бассейн, поездка на снегоходе по зимнему лесу и куча конфет всяких видов. В бассейн Соня дочь не пустила – она быстро простужалась, а во всех корпусах немилосердно сквозило из окон, конфеты ее ребенок не любил и щедро раздавал бабушкам и персоналу, а в лес на снегоходе съездили, конечно. Понравилось очень, хотя ноги зверски замерзли.

Сегодня Лесю снова потянуло на приключения. Что ж, если ей того хочется… Она все же ребенок. Пусть фантастический умный и не по годам быстро взрослеющий.

2. Санаторий “Сосновый”

Несмотря на заманчивое название санатория, сосны вокруг корпусов стояли редкими группами и лишь у самого въезда. Зато вековых елей, пушистых и загадочных, в зимнем снегу так похожих на сказочные башни каких-то волшебных миров, было достаточно. Кокетливые рябинки, все еще горделиво украшенные красными гроздьями ягод, на их фоне казались чем-то действительно сказочным.

А еще в угоду многочисленным зимним праздникам, молодые деревья у корпусов были обмотаны гирляндами, так что вечером идти по заметенным снегом дорожкам было даже приятно. Все сверкало, переливалось, мигало и сияло. Дорожка была словно раскрашена в синий, желтый, розовый и зеленый.

Днем на кормушки у входа прилетали хохлатые свиристели, чинно рассаживались на ветвях и ругались с яркими снегирями, сияющими на снегу, как рубины, оправленные в серебро.

Художница где-то в глубине Сони, затаив дыхание, тянулась к скетчбуку, нащупывала мысленно карандаш, представляя себе акценты и композицию: вертикали угольно-черных стволов на дымчато-белом фоне зимнего леса, пики заснеженных елей, драгоценные кабошоны рубиновых снегирей, но… не вышло. Не помог даже Лесин блокнотик и простой карандаш, вероломно украденный из игровой комнаты.

Она так и не смогла себя заставить нанести хотя бы одну линию на бумагу. Даже штрих. Даже наметить границы сюжета. Никак.

Приходилось признаться себе: Сонечка выгорела. Наверное, Борис был бы счастлив. Ему никогда не нравились никчемные увлечения глупой жены.

На ужин девочки пришли раньше всех – Леся, невзирая на свою внешнюю серьезность и взрослость, ребенком была очень общительным и подвижным. Ей не терпелось ворваться в толпу, лучше – с хлопушками и фейерверками.

В этот раз народу было много, похоже, приехали новые люди. Все верно: уже двадцать восьмое декабря, скоро грядет главный праздник страны и длинные зимние каникулы. Соня посмеивалась мысленно: спиртное на территории “Соснового” купить было нельзя. Люди, наверное, все большие китайские фейерверки, шампанское, а может быть что и покрепче, тащили с собой.

В санаторной столовой сегодня ее ждала крайне неприятная неожиданность: закрепленный за ними маленький столик в углу у большого квадратного столба был нагло занят. И ладно бы, там сидела бабка какая с великовозрастным квелым внучком или женщина беременная, каких тут было немало. Так нет же! На стуле сидел крупный мужчина, вполне еще молодой и, наверное, для остальных привлекательный. Он очень пристально разглядывал огромный стенд над раздаточной лентой столовой, на котором мелом было криво выведено меню. Особая гордость дирекции санатория, между прочим.

Если бы Соне в последние десять лет категорически не запрещалось смотреть на мужчин всех размеров, возрастов и комплекций, она бы, наверное, отнеслась к захвату ее территории немного спокойней. Но теперь, после стольких лет крепкого брака, каждый половозрелый самец, сиречь мужчина, вызывал в ней волну тихого ужаса. То есть совершенно не нравился. Хватило ей опыта, явно достаточно. Больше не нужно, спасибо. Зато невозможная Леся, комплексом деликатности не обремененная совершенно, с восторгом рванула вперед.

– Привет, – защебетала она, занимая свое место. – Меня Олесия зовут. Я здесь с мамой отдыхаю. А ты кто? А в каком ты корпусе? А от чего ты тут лечишься?

Мужчина отвернул от меню крупный нос, углом рельефности смело дающий фору венецианским мостам всем и разом, и вежливо улыбнулся.

– Приветствую, маленькая любопытная леди. Я… Эндрис. – Он поднял взгляд на Соню, чуть поморщился и добавил: – Прячусь тут от работы. Отличное место, как думаешь?

Латыш, наверное. Или кто там живет еще в этой Прибалтике… Вон, пепельно-светлый блондин, кажется, даже натуральный. Стоило сразу догадаться, что иностранец. Во-первых, наши мужики в одиночку по санаториям не ездят, только с семьей. А чаще всего вообще не ездят. В “Сосновом” жили в основном бабушки с внуками или женщины с выводком малышни.

А во-вторых, русские мужчины чужих детей обычно не любят, боятся и стараются избегать всеми силами. А этот ничего так, спокойный. Никаких вам брюзгливых “Уберите ребенка!” или заигрывающе-растерянных сюсюканий. Нет, с Лесей он разговаривал, как со взрослой. Только поправил очки в тонкой серебристой оправе. Под цвет своих глаз. И волос. И вообще этот Эндрис был весь какой-то серебряный, будто сияющий матовым блеском благородного металла. Упс. Кажется, Соня пялится на мужика.

Быстро отвела глаза, схватив салфетку и принявшись протирать столовые приборы.

Леся, в отличие от матери, понятия не имела, что такое смущение.

– Тут скучно, – доверительно поведала она новому знакомому. – В библиотеке читать совершенно нечего. Там только всякое фэнтези про драконов и попаданок. И романы любовные, представляете?

Он удивился. Развернулся к ребенку, рассматривая Лесю пристально, как явление неизвестной природы.

– И много ты книг прочитала уже? Эм… я, очевидно, привык к неким штампам. Дети в твоем возрасте обычно… Кхм. Ну да. Нынешний книжный ширпотреб – это скучно, согласен.

– Мне целых пять с половиной! – возмутилась Леся. – Даже пять и восемь месяцев! Что же, сказки читать теперь? Я в них не верю.

– Так быстро? А как же, прости за банальность, старый добрый Дедуля Мороз со своею Снегурочкой? – мужчина был совершенно серьезен. В его голосе не звучало даже тени иронии. Только кончик носа отчетливо побледнел почему-то. Наверное, надоели они ему с Лесей.

Соня открыла было рот, попытавшись вмешаться, но в ответ получила дозу мужского взгляда, стремительно темнеющего, уже практически даже свинцового, как пулю прямо промеж глаз. И смутившись, утихла. Да пусть сам разбирается, ежели так.

Несмотря на все свои выдающиеся способности и официальный диагноз, в смысле звание “вундеркинда”, Леся в некоторых вопросах была сущим ребенком. Правила приличия она успешно игнорировала, особенно в те моменты, когда это ей было выгодно. Соня строго поглядела на дочь, но та даже не повернула к ней голову, полностью увлеченная новым знакомым.

– Эндрис, а вы любите гречку? – вкрадчиво спросила девочка. – Мама говорит, что она полезная, но ведь фу-у-у! Хотя да, я согласна, там всякие микроэлементы, витамины, фолиевая кислота, кальций там, магний… Но ведь в жевательных мишках-витаминах это гораздо вкуснее.

Собеседник опять удивился. На этот раз тем, как лихо малышка ушла от прямого вопроса, переведя стрелки со сказок на гречку. Бесценная, между прочим, манера, особенно на грубом поле научных дискуссий.

– Гречку… – он вдруг задумался, о чем-то вспоминая. – Точно! Позавтракать я и забыл! И поужинать тоже, вчера. Знаешь, когда много работы, как-то совсем не до вкусов. Хоть гречка, хоть мишки, хоть кошки. Я и не помню совсем, что люблю, – сказав эти слова, мужчина зачем-то посмотрел пристально на саму Соню. Очень пристально.