Волшебный конь: арабские сказки

Потом калиф обратился ко второму из приглашённых, Кодже-Гассану, и приказал ему рассказать, каким образом ему удалось так быстро разбогатеть.

И Коджа-Гассан начал рассказывать свою историю:

– Повелитель, прежде всего я должен сказать, что у меня есть два близких друга, которым я и обязан своим счастьем. Оба они жители этого города и могут подтвердить правдивость моего рассказа. Одного из них зовут Саади, а другого – Саад. Саади, который всегда был очень богат, считал, что человек только тогда может быть по-настоящему счастлив, когда владеет большим состоянием и ни от кого не зависит. Саад же, напротив, утверждал, что истинное счастье человека заключается лишь в добродетели, а в богатстве наиболее ценно лишь то, что оно даёт возможность помогать другим. Впрочем, это различие во мнениях ничуть не мешало обоим быть большими друзьями.

Однажды во время разговора они снова коснулись своей обычной темы.

«Я убеждён, – сказал Саади, – что если бы бедняку удалось достать или скопить такую сумму, которая могла бы вывести его из нищеты, и если бы он сумел мудро распорядиться деньгами, то ему нетрудно было бы разбогатеть в самое короткое время».

«А по-моему, – возразил Саад, – бедняк может разбогатеть не только благодаря деньгам. Часто случай помогает людям не меньше, чем богатство».

«Я вижу, друг мой, что мне тебя не переспорить, – сказал Саади. – Давай сделаем опыт: я выберу какого-нибудь бедного трудолюбивого ремесленника, еле перебивающегося изо дня в день, и подарю ему такую сумму денег, которая дала бы ему возможность сразу стать на ноги. Вот ты и посмотришь тогда, как быстро он приумножит своё состояние».

Несколько дней спустя оба друга, гуляя, случайно зашли в тот квартал, где я занимался своим обычным ремеслом – скручиванием верёвок. Это ремесло я унаследовал от отца, к которому оно перешло от деда, и так далее. В нашем роду в течение многих поколений все были верёвочниками и все жили в одинаковой бедности.

Заметив, с каким усердием я работал и в каком жалком виде было моё платье, Саад вдруг вспомнил недавнее предложение друга и, обратившись к нему, сказал: «А вот и подходящий для нашего опыта человек. Он достаточно трудолюбив и беден, чтобы заслужить наше участие».

«Ты прав, – отвечал Саади, – подойдём и расспросим его о его делах».

Тут друзья подошли ко мне, приветливо поздоровались, а Саади спросил, как меня зовут.

«Господин, – отвечал я, – меня зовут Гассаном, но из-за своего ремесла я получил прозвище Альхаббал».

«Гассан, – сказал мне Саади, – я удивляюсь тому, что, будучи таким трудолюбивым, ты не успел скопить себе небольшой суммы, чтобы накупить запас конопли и вести своё дело с большим размахом, с помощью наёмных рабочих. Тогда ты быстро смог бы разбогатеть».

«Ах, господин мой, – отвечал я со вздохом, – трудясь с раннего утра до позднего вечера, я еле зарабатываю настолько, чтобы прокормить свою семью. А семья у меня немаленькая: жена и пятеро детей. Слава богу и за то, что мы не голодаем да кое-как одеты и обуты».

«Вот что, Гассан, – сказал мне на это Саади, – если бы я тебе подарил двести золотых монет, сумел бы ты поправить свои дела и сделаться столь же состоятельным, как владельцы лучших мастерских в нашем городе?»

«Господин, – воскликнул я, – я надеюсь, что ты не так жесток, чтобы дразнить бедняка, и что ты говоришь серьёзно. В таком случае могу тебя уверить, что, будь у меня даже менее значительная сумма, я сумел бы повести своё дело так, что вскоре стал бы богаче всех багдадских верёвочников, вместе взятых».

«Ну, хорошо, – сказал на это великодушный Саади. – Вот тебе кошелёк с двумя сотнями золотых – постарайся с толком распорядиться ими. Через некоторое время мы наведаемся к тебе и будем, конечно, очень рады, если наши деньги пойдут тебе впрок».

Можете себе представить, в какой восторг привело меня это неожиданно привалившее счастье. От радости у меня даже дух захватило, и я еле смог пробормотать несколько слов благодарности. Но мой благодетель и слушать меня не стал и, ещё раз пожелав мне успеха, удалился со своим другом.

Первым делом я задумался, куда бы спрятать своё сокровище. В моей убогой лачужке не было такого места, где бы я мог спокойно хранить деньги. Поэтому я не придумал ничего лучше, как зашить деньги в чалме. Я оставил себе только десять золотых, на которые купил конопли для работы и ещё мяса на ужин.

Но когда я нёс мясо домой, вдруг – откуда ни возьмись – налетел коршун. Без сомнения, он вырвал бы мясо у меня из рук, если бы я так крепко не держал его. Увы! Лучше бы я отдал коршуну его добычу! Чем больше я сопротивлялся, тем сильнее тот тянул мясо к себе, вцепившись в него когтями. И, пока я отбивался от хищника, чалма сползла у меня с головы и упала на землю.

В ту же минуту коршун выпустил из когтей мясо, бросился на чалму и взмыл с ней в воздух. Я испустил отчаянный крик; соседи вторили мне, думая испугать коршуна и заставить его выпустить добычу. Но коршун не испугался и через несколько минут исчез под облаками, а с ним вместе исчезло и моё богатство.

Вне себя от огорчения, я вернулся домой. Все мои радужные надежды рассеялись как дым; вдобавок пришлось ещё потратиться на покупку новой чалмы. Но, смирившись со своей участью, я снова принялся работать, не покладая рук. Единственное, что меня огорчало, это мысль о том разочаровании, которое испытает мой благодетель, узнав, как мало помог мне его подарок. Я даже боялся, что он не поверит моему рассказу и подумает, что я просто растратил деньги.

Так прошло около полугода. Однажды, когда друзья снова гуляли неподалёку от того квартала, где я жил, Саад вдруг вспомнил обо мне и заметил Саади: «Знаешь, не мешало бы нам пойти посмотреть, что сталось с тем верёвочником, которому ты подарил двести золотых».

«Отлично, – отвечал Саади, – я и сам на днях вспомнил о нём и решил его проведать. Наверное, мы даже не узнаем его теперь».

Они повернули в мой переулок и увидели меня ещё издали.

«Эге, – сказал Саад, первым заметивший меня, – да вот и наш Гассан Альхаббал. Что-то я не вижу в нём перемены! Он одет так же плохо, как и в тот раз, только чалма на нём как будто поновее».

Саади тоже узнал меня и, по-видимому, был так поражён, что даже сразу не смог заговорить. Вместо него ко мне обратился Саад.

«Ну, Гассан, – сказал он, – как поживаешь, как идут твои дела? Надеюсь, подарок моего друга принёс тебе счастье?»

«Ах, добрые господа мои, – отвечал я со смущением, – боюсь, что вы даже не поверите, какое страшное несчастье разбило все мои надежды. Однако клянусь вам богом, что я скажу вам чистую правду».

И я рассказал им, что приключилось с чалмой и коршуном.

Как я и ожидал, Саади не поверил этой истории.

«Гассан, – сказал он, – ты, кажется, вздумал нас дурачить! Никогда не поверю, чтобы коршун мог прельститься чалмой. Признайся лучше, что ты просто прокутил деньги, а потом тебе пришлось вернуться к прежней бедности. Эх, все вы таковы: вы сами виноваты в своей бедности и не заслуживаете никакого сочувствия».

«Спросите у всех жителей нашего квартала, – отвечал я, – они все знают про моё несчастное приключение, так как сами видели, что произошло. Я и сам никогда не слыхал, чтобы коршуны похищали чалмы, но тем не менее это так и было».

Тут и Саад вспомнил несколько случаев, когда коршуны похищали вещи. Наконец Саади поверил в мою невиновность и, вынув из кармана кошелёк, отсчитал мне ещё двести золотых. При этом он заметил мне: «Гассан, я ещё раз дарю тебе эту сумму, но смотри, спрячь её на этот раз в надёжном месте. Если же ты опять будешь неосторожен, то после этого на меня уже не рассчитывай».

Я опять рассыпался в благодарностях, но он не стал меня слушать и продолжил со своим другом прерванную прогулку.

Я тотчас же отправился к себе. Ни жены, ни детей дома не оказалось. Я снова отложил десять золотых на первые расходы, а остальные деньги тщательно завязал в платок. Потом я стал оглядываться, куда бы спрятать своё богатство. После долгих размышлений я выбрал для этой цели большой старый глиняный горшок с отрубями. Он стоял в уголке совершенно забытый, и я был уверен, что никто из домашних и не заглянет в него. Тут вернулась жена, и я, ничего не сказав ей о случившемся, отправился купить конопли для работы.

На беду, во время моего отсутствия по улице проходил тряпичник и выкрикивал, нет ли у кого на продажу старого платья, битой посуды и тому подобных ненужных вещей. Жена решила вынести ему несколько ненужных вещей и продала среди всего прочего горшок с отрубями.

Через некоторое время я вернулся с рынка, сопровождаемый пятью носильщиками, которые тащили мешки купленной мной конопли. Я велел отнести её в чулан, рассчитался с носильщиками и прилёг немного отдохнуть, но через несколько минут меня что-то толкнуло посмотреть на своё сокровище. Я заглянул в угол – о ужас! – горшок исчез.

«Где горшок, старый горшок с отрубями?» – воскликнул я, вне себя от страха, обращаясь к жене.

«Я его продала; на что он тебе понадобился?» – отвечала она спокойно.

«Несчастная! – воскликнул я, ломая руки. – Ты погубила нас. Ведь в проданном горшке были спрятаны сто девяносто золотых, которые сегодня подарил мне Саади».

Тут и жена, в свою очередь, стала рвать на себе волосы и громко рыдать, не переставая в то же время осыпать меня упрёками за мою скрытность, ставшую причиной несчастья. Но я быстро овладел собой и сказал жене: «Полно, слезами горю не поможешь. Самое лучшее, что мы можем теперь сделать, это примириться с нашей потерей. Хорошо, что я успел купить большой запас конопли; это хоть немного поправит наши дела».

Мало-помалу мы с женой успокоились, и я продолжал работать с таким же лёгким сердцем, как и в былые дни.

Единственное, что меня по временам тревожило, – это мысль о том, что я скажу своему благодетелю, когда он явится ко мне.

И вот однажды Саад и Саади вновь появились на нашей улице.

Я увидел обоих друзей ещё издалека. В первую минуту моё замешательство было так велико, что я готов был броситься бежать куда глаза глядят. Но я поборол себя и, когда друзья поздоровались и спросили о моём житье-бытье, честно рассказал им всю историю с горшком.

Саади и на этот раз не поверил мне и, обращаясь к своему другу, сказал: «Только не думай, что я считаю себя побеждённым. Если мой опыт не удался, то только потому, что я выбрал недостойного человека. Если бы мои деньги попали в руки человека трудолюбивого и бережливого, то они непременно принесли бы плоды. Впрочем, ты и сам можешь провести с Гассаном опыт; посмотрим, принесёт ли ему твой дар больше пользы, чем мой!»

Тут Саад нагнулся и, подняв валявшийся у его ног кусок олова, молвил: «Возьми этот кусок олова, Гассан! Быть может, он принесёт тебе больше счастья, чем деньги».

Саади расхохотался, и я сам еле удержался от смеха, но, не желая обидеть Саада, взял его подарок и спрятал у себя на груди. После этого друзья удалились, и я снова принялся за работу.

Той ночью один из моих соседей, рыбак, чинил свои сети, чтобы ещё до восхода солнца отправиться на ловлю, и заметил, что у одной из сетей не хватает оловянных подвесков. Так как запасных у него не было, а лавки все уже были заперты, то он попросил жену обойти соседей и поискать олово у них.