Былины

Потеряют свои да буйны головы;
Да послать-то нам Добрынюшку Микитича, —
Да я тот он ведь роду он ведь вежлива,
Он вежлива роду-то, очестлива,
Да умеет со мо?лодцем соехаться,
Да умеет он со молодцем разъехаться,
Да имеет он ведь молодцу и честь воздать».
Да учуло тут ведь ухо богатырскоё,
Да завидело око да молодецкоё,
Да и стал тут Добрынюшка сряжатися,
Да и стал тут Добрынюшка сподоблятися;
Побежал нынь Добрыня на конюшен двор,
Да и брал он коня да всё семи цепей,
Да семи он цепей да семи розвезей;
Да и клал на коня да плотны плотнички,
Да на плотнички клал да мягки войлочки,
Да на войлочки седелышко черкальскоё,
Да двенадцать он вяжет подпруг шелковых,
Да тринадцату вяжет чересхребётную,
Через ту же он степь да лошадиную,
Да не ради басы да молодецкоей,
Ради крепости вяжет богатырскоей.
Тут он приснял он-де шапочку курчавую,
Он простился со всеми русскима богатырьми,
Да не видно поездки да молодецкоей,

Только видно, как Добрыня на коня скочил,
На коня он скочил да в стремена ступил,
Стремена те ступил да он коня стегнул;
Хоробра была поездка да молодецкая,
Хороша была побежка лошадиная,
Во чистом-то поле видно – курева стоит,
У коня из ушей да дым столбом валит,
Да из глаз у коня искры сыплются,
Из ноздрей у коня пламя мечется,
Да и сива де грива да расстилается,
Да и хвост-то трубой да завивается.
Наезжаёт богатырь на чистом поли,
Заревел тут Добрыня да во первой након:
«Уж я верной богатырь, – дак нынь напуск держу,
Ты неверной богатырь, – дак поворот даешь».
А и едёт татарин, да не оглянется.
Заревел-то Добрынюшка во второй након:
«Уж я верной богатырь, – дак нынь напуск держу,
Ты неверной богатырь, – дак поворот даешь».
А и едёт татарин, да не оглянется.
Да и тут-де Добрынюшка ругаться стал:
«Уж ты, гадина, едешь, да перегадина!
Ты сорока, ты летишь, да белобокая,
Да ворона, ты летишь, да пустоперая,
Пустопера ворона, да по загуменью!
Не воротишь на заставу каравульную,
Ты уж нас, молодцов, видно, ничем считашь?»
А и тут-де татарин да поворот даёт,
Да снимал он Добрыньку да со добра коня,
Да и дал он на … по отяпышу,
Да прибавил на … по алябышу,
Посадил он назад его на добра коня:
«Да поедь ты, скажи стару казаку, —
Кабы что-де старой тобой заменяется?
Самому ему со мной еще делать нечего».
Да поехал Добрыня, да едва жив сидит.
Тут едет Добрынюшка Никитьевич
Да к тому же к своему да ко белу шатру,
Да встречает его да нынче стар казак,
Кабы стар-де казак да Илья Муромец:
«Ох ты ой еси, Добрынюшка Никитич блад!

Уж ты что же ты едешь не по-старому,
Не по-старому ты едешь да не по-прежному?
Повеся? ты держишь да буйну голову,
Потопя? ты держишь да очи ясный».
Говорит-то Добрынюшка Никитич блад:
«Наезжал я татарина на чистом поли,
Заревел я ему да ровно два раза,
Да и едет татарин, да не оглянется;
Кабы тут-де-ка я ровно ругаться стал.
Да и тут-де татарин да поворот дает,
Да сымал он меня да со добра коня,
Да и дал он на … да по отяпышу,
Да прибавил он еще он по алябышу,
Да и сам он говорит да таковы речи:
«Да и что-де старой тобой заменяется?
Самому ему со мной да делать нечего!»
Да и тут-де старому да за беду стало,
За великую досаду да показалося;
Могучи его плеча да расходилися,
Ретиво его сердце разгорячилося,
Кабы ровно-неровно – будто в котли кипит.
«Ох вы ой еси, русские богатыри!
Вы седлайте-уздайте да коня доброго,
Вы кладите всю сбрую да лошадиную,
Вы кладите всю приправу да богатырскую».
Тут седлали-уздали да коня доброго;
Да не видно поездки да молодецкоей,
Только видно, как старой нынь на коня скочил,
На коня он скочил да в стремена ступил,
Да и приснял он свой да нонь пухов колпак:
«Вы прощайте, дружинушка хоробрая!
Не успеете вы да штей котла сварить, —