Мед, солнце и кровь

Улыбка вмиг сползла с лица парня, стоящие за ним друзья, посмеиваясь, стали похлопывать его по спине.

Дебора скользнула пальцем по спискам групп и, кисло цокнув, обернулась ко мне:

– Ты с Деметрой, Брендоном и Веясом, – последнее имя заставило всплыть перед глазами еще яркие образы сна, – ого, а я с Корвусом, повезло! Не знала, что он тоже участвует!

Подойдя к подруге, я пробежала глазами по аккуратным строчкам, выведенным пером, и, остановившись на большом списке, нахмурилась:

– А это еще что?

Подойдя ближе, Брендон присмотрелся, а после улыбнулся:

– Так это группа добровольцев для забега по Серому Лесу!

Среди прочих имен я увидела имя Стефана, руки похолодели. Резко обернувшись к парню, я спросила:

– Что за забег?

Скорчив важное лицо, тот нарочито мистическим голосом заговорил:

– Десять добровольцев, рискующих жизнями, должны отправиться в Серый Лес! Минуя объятия силв, добраться до сердца острова, отринув страх…

Деб пихнула Брендона в плечо, вызвав у него вскрик возмущения.

– Нечего рисоваться, замолчи! Не слушай его, Дафна. Пойдем, он жути нагоняет! Я тебе сама все расскажу…

Взяв меня за ладонь, она потянула меня в сторону выхода из школы, ругаясь себе под нос на парня.

– Вот же павлин, не выношу таких!

Хихикнув, я протянула:

– Чего ты так завелась-то…

– Ну а чего он тебя пугает?

Благодарно улыбнувшись подруге, я аккуратно высвободила ладонь из ее хватки. Во дворе Скворечника уже вовсю трудились ученики, расчищая дальние площадки от сосновых иголок и веток.

– Так объясни наконец, что там с забегом?

Мы подходили к трудящимся скворцам, Дебора скосила на меня глаза.

– Да в целом он и верно-то сказал, но с драматизмом перегнул. Десять мальчишек в Лес пойдут, за наградой. Каждый год в День Рябины силвы готовы подарить одному смельчаку что-то из своих сокровищ, а вещиц у них волшебных много…

– А как же то, что они могут утащить ребят в чащу? – испугалась я.

– Так в том и смысл! Они должны дать себя утащить в самое сердце Леса, а после вернуть себе разум и сбежать оттуда с сокровищем. Далеко не всем это удается. Да и опасно… Бывало, кто-то не возвращался, но обычай древний. Среди скворцов его чтят.

Дыхание участилось, я замерла. Дебора, заметив это, остановилась рядом.

– Эй, ты чего?

Облизав вмиг пересохшие губы, я подняла на нее глаза:

– А ты не знаешь, какой приз в этом году?

Задумавшись, подруга протянула, нахмурив брови:

– Кажется, были разговоры о каком-то маночке… Пойдем, а то потом от Милы ворчания не оберешься, что отлыниваем! Все молоко на острове скиснет от ее взглядов косых.

Дебора прошла вперед, я же осталась стоять на месте, и как зачарованная смотрела на серый массив леса.

За деревом мелькнула худая фигура с горящими зелеными глазами.

ГЛАВА 3. УТУМНА И МЕСЯЦ ЯБЛОК

Вина режет острее любого кинжала.

С первым днем малума пришла и зябь.

Солнце продолжало ласково обнимать редкими лучами, но серые туманы утром и вечером окутывали Скворечник плотным покрывалом, принося с собой сырость и прохладу. Ветер делился с нами запахом костров с Архипелага. Прелая листва и старые еловые иголки пружинили под ногами.

Подготовка к Дню Рябины последнюю неделю шла полным ходом – праздник приближался, и уже завтра предстояло зажечь вечерний костер и проводить ушедший эстас, поприветствовав утумну. В школе выдали теплую форму: бордовый плащ, отороченный мехом, и сапоги повыше. И если днем еще можно было обойтись без любого плаща, то с заходом солнца все кутались в бордовые отрезы.

Мы со Стефаном сидели на деревянном подиуме для магических дуэлей и хрустели яблоками – весь месяц их было в избытке. Фрукты привозили с собой новые ученики и гости острова. Их даже прибивало волнами к берегу: на Архипелаге прямо у воды находились большие яблочные сады.

– Слушай, тебе не тошно от них? – Стефан сморщил нос, – Мне кажется, я скоро сам превращусь в яблоко.

Прожевав, я рассмеялась и отрицательно мотнула головой. Светлые волосы рассыпались по плечам.

– Нет, люблю яблоки, – вгрызаясь зубами в мягкий фрукт, я зажмурилась от удовольствия.

– Но ты же не все ешь? Только желтые, да? – Стефан протянул руку к стоящей рядом корзинке,среди красных яблок он нашел мягкое и желтоватое.

Смущенно улыбнувшись, я облизала губы.

Он заметил.

Он всегда замечал какие-то мелочи.

За прошедшие недели наши отношения начали развиваться быстрее. Еще несколько раз мы сталкивались с ним в библиотеке, на подвесных мостах и в пустых классах. Каждое такое столкновение заканчивалось распухшими губами и помятой одеждой. Отдельным плюсом таких минут было то, что после них я не думала о Фобосе, беспокоясь только о фантомных ощущениях горячих рук на своем теле.

Стефан был чутким и внимательным, но не раболепным, как все те мальчишки, которых мне пыталась сватать матушка во время моего заточения в замке. Он не боялся сказать мне нет или зло пошутить. Часто мы повышали друг на друга голос, забываясь в спорах, и тогда весь Скворечник замирал, боясь, что кто-то кого-то убьет. Каждая такая перепалка заканчивалась одинаково: он признавал мою правоту, даже если это было не так. Только спустя время я поняла всю мудрость этой стратегии.

Он знал, какой я люблю чай, во сколько ложусь спать, какие кольца ношу с большим удовольствием, а какие нет. Знал, почему я люблю спокойную музыку и ненавижу красное дерево. Для него не были тайной мои предпочтения в литературе. Он наперед знал, какой из нарядов, подаренных мне, я буду носить чаще. И он не спрашивал все это у меня, а просто наблюдал.

В какой-то момент осознав, что не могу похвастаться таким же багажом знаний о нем, я попыталась перенять его манеру и тоже стала слушать внимательнее не только то, что он говорит мне, но и то, что говорят о нем в Скворечнике. Отсеяв сплетни о наших с ним отношениях, банальные и очевидные пересуды о нем как о человеке, я, наконец, по крупицам стала собирать разные молчи, накопив в итоге хороший такой список предпочтений и забавных вещиц.

Он любил зеленый чай с лимоном, не очень сладкий. Не выносил цитрусовые в чистом виде, что было забавно. Любил белый виноград и гранатовый сок. У него всегда с собой была баночка меда. Единственное, что связывало его с погибшей родной матерью – любовь к этому десерту. Он всегда начинал обуваться с левого сапога, хотя был правшой, пуговицы на рубашке начинал застегивать снизу. Часто забывал после рисования достать кисть из-за уха. Иногда, задумавшись, вытирал грязные мастихины об рукава рубахи. От его рук пахло скипидаром, под ногтями всегда была краска, мог часами помогать мне с ядами и зельями, слушать сказки, которые я теперь рассказывала и ему. Пытался научиться создавать кроликов, чтобы не только я могла их ему оправлять, но его уровень магических способностей все еще был недостаточен для такого.