Ставка на вылет

– Себе? – вопрос вызвал небольшую заминку, я не сразу поняла, о чем он, но быстро сообразила.

– Нет. У матери опухоль мозга, доброкачественная, но оперировать никто не берется из-за того, что она находится близко к какому-то там центру. Счет пошел на дни.

Повисла пауза. Он молчал, я тоже. Я сказала все, зачем сюда пришла. В висках стучала кровь, от напряжения, в мозгу ломались нейронные связи, от попытки придумать, что я могу еще ему предложить, дабы получить желаемый ответ. Но мой мозг коротило, он не был способен сейчас что-то генерировать, а удушающая тишина убивала.

Наконец, Колесников отвел от меня свой пугающий взгляд и выудив из брюк пачку сигарет, закурил. Затянувшись, медленно выпустил дым, коротко взглянув на кончик сигареты, и снова посмотрел на меня.

– Номер свой оставь Степану. Подумаю. Наберу, – темный бархат голоса отразился от белых стен кабинета и ударил по мне. Черта подведена. Аудиенция закончена. Осознание последствий ломало все изнутри, наживую, без обезбола. Но даже упади я сейчас перед ним на колени, он не изменит своего решения. Это было в его глазах, это считывалось.

Встала и, взяв ручку и стикер со стола, написала номер. Хрен тебе, не буду я с тобой общаться через твоих халдеев. Подошла к нему и смотря прямо в глаза, положила листок с номером на диван рядом с его ногой. В моих глазах ад, в его – мрак, идеальное сочетание сегодняшнего вечера. Издали казалось, что глаза у него действительно черные, вблизи они были темно-карими, но все равно казались демоническими.

Мои губы безотчетно растянулись в подобии улыбки, такой, какая бывает у тех, кто уже вошел на эшафот, видит палача и его гильотину, я же знала, что шанс, что раздастся от него звонок один из миллиона и точно не в этой вселенной.

– Всего доброго, – произнесла и направилась к двери. «В любой ситуации держи голову, Инга. Расправь плечи и принимай все удары достойно» слова мамы пульсировали в мыслях, принося дополнительную боль. Но плечи расправлены, шаг тверд, а голова поднята высоко. Прошла мимо свиты и Ильи, прощаться с братом и что-то говорить сейчас не хотелось. Вниз к машине, чтобы трясущимися пальца затянуться сигаретой, удар в отчаянии по рулю и заглушив рвущийся из груди вой, смахнула со щеки непрошенную слезу. Я придумаю, что-нибудь еще, я найду выход. Я найду, мама, этот грёбаный выход. Обещаю.

Глава 3

Снова бессонная ночь в компании ноутбука, искала полночи в интернете все подряд, то клиники, то врачей, то знакомых, через которых можно было попробовать что-то сделать, но по итогу выпитый баллон кофе, пустая пачка сигарет и не единой здравой мысли, как решить эту ситуацию. Нервы были на пределе, когда в семь утра раздался звонок из клиники, в которой лежала мама. Ежедневный отчет сиделки о самочувствии и медицинских показателях все чаще стремительно ухудшающихся.

– Слушаю, – произнесла в трубку, наливая очередную чашку кофе, хотелось, чего покрепче желательно пару бутылок, чтобы убило наверняка. Но, во-первых, было нельзя, мне нужно контролировать максимально ситуацию, я не могу себе позволить выпадать из реальности, а во-вторых, не поможет из-за того, что организм находился в полной боевой готовности ко всему, алкоголь его не брал, голова оставалась трезвой, поток мыслей не прекращался, появлялась лишь мучительная головная боль.

– Инга Аркадьевна, доброе утро! На сегодня ситуация пока стабильная, утренние показатели на том же уровне, что и вчера. Но врач снова настоятельно рекомендовал перевести Александру Юрьевну в хоспис, в этот раз прямо в ее присутствии, – после этих слов захотелось поехать и запихать паршивую бороденку этого *блана прямо в его паршивую глотку.

– Светлана, я поговорю с врачом, но если он еще раз заведет подобную тему, отвечай четко и нагло: «Инга Аркадьевна платит вам достаточно, чтобы Александра Юрьевна могла оставаться здесь, сколько посчитает нужным». Поняла?

– Да.

– Замечательно. Я постараюсь заехать сегодня.

– Хорошо. Александра Юрьевна будет рада вас видеть.

– Конечно, – я сбросила вызов и на секунду сжала веки. Да мама будет рада меня видеть, если на этот раз узнает. Опухоль все больше давила на мозг и у нее начались серьезные провалы в памяти, которые пугали меня и доводили до крайней степени отчаянья. Но заехать в клинику надо в любом случае, хотя бы для того, чтобы промыть мозг этому недоайболиту. Допила кофе и пошла в душ, надо немного привести себя в человеческий вид, а то я зомбакам из фильмов ужасов скоро смогу составить конкуренцию и даже без грима.

На следующей неделе надо еще проплатить пребывание мамы в этой захудалой лечебнице, а денег после продажи бизнеса надолго не хватит. Выставить машину на продажу? Купить себе затраханный жизнью жигуленок, а все, что останется пустить на мамино лечение. Идиотские мысли. Видимо, бессонная ночь сказывается. Я понимаю же что это крохи, которых не хватит ни на что. Можно, конечно, попроситься к Рыбакову обратно, он не хотел меня отпускать, когда я увольнялась, если к себе не возьмет, то может пристроить к кому-нибудь из своего круга. Да, это зарплата, и хорошая зарплата, на хлеб с маслом хватит и даже иногда с икрой, но на этом все. Не факт, что там в черную, что-то можно будет заработать. Не «своих» не допустят на свою «кухню». А на то, что бы стать своей нужно время, которого у меня нет.

День прошел в непонятных разъездах, разговоры выматывали, сначала с врачом, потом с медсестрой, с мамой я не разговаривала, она спала, когда я приехала, но, наверное, это и к лучшему, я сегодня бы просто не вывезла, если она снова меня не узнала. Было несколько встреч с представителями разных фондов, но ничего они мне предложить не могли, везде речь шла о нескольких месяцах в лучшем случае, которых у мамы, возможно, уже нет.

Домой ехала уставшая и вымотанная, по пути заехала в магазин, ибо только сейчас поняла, что практически ничего не ела за эти сутки. И меня уже начинает подташнивать из-за пустого желудка, хотя голода я не ощущала. Взяла пару готовых салатов и банку кофе, не уверена, что смогу это съесть, но что-то в себя запихать надо было.

Я сидела полночи на кухне, курила и грызла себя изнутри, вся моя жизнь, будто задача со звездочкой, которую я никак не могу решить. Как в школе, делаешь одно решение, второе, третье, а на четвертом случается затык и ты бьешься, бьешься, а все равно в ответе какая-то ерунда. Тупая дура, как говорил отец, неспособная ни на что. Может, он был все же прав?

Около двух часов ночи я заставила себя лечь в постель, и даже не поняла, в какой момент меня вырубило. Проснулась я от звонка телефона, на часах было пять утра. Первая мысль, которая появилась в моей голове, что, случилось что-то с мамой. И внутри все похолодело.

– Слушаю, – приняла вызов, садясь на постели.

– Инга Аркадьевна? – голос Колесникова раздался в трубке, моментально пробираясь в каждую клетку моего мозга, опаляя нервные окончания.

– Да.

– Фрунзе, 15, я жду вас. Машину отправил. Тонированный черный мерин летел по улицам города, города который только начинал сбрасывать с себя оковы сна. Я смотрела в окно, и из всех сил стараясь держать под контролем звенящие от напряжения нервы. Водителем был мужчина лет тридцати пяти, в черных джинсах, черной футболке и черном полупальто. У них спецформа там в их филиале Ада, что ли? Или они у всадников апокалипсиса одолжили? Когда машина остановилась возле дверей одного из самых пафосных ресторанов города я не сразу поняла, что мы уже прибыли, но всадник апокалипсиса вышел из машины и услужливо открыл мне дверь.

Залы были погружены в полумрак, я шла следом за всадником, краем глаза отмечая убранство, ожидала, что в таком заведении будет все в стиле дорого-богато, но стиль был строгим, довольно изысканным тонко балансируя между холодным минимализмом и пошловатой вульгарностью. Минуя зал, мы прошли в узкий коридор. В полной тишине был слышен лишь звук наших шагов точными ударами бьющие по остаткам моих нервов. Но выбора уже не было, выбор был мной сделан, и отказываться я не имею права. Когда говорят, что жизнь – игра, то отчего-то все думают о театре, в то время когда за игрой может скрываться карточный стол или русская рулетка. Дай бог, чтобы первое. Когда мой конвоир остановился у одной из дверей и на его стук раздался голос Кирилла Константиновича, я окончательно взяла себя в руки.

Колесников стоял у окна с сигаретой, к нам спиной, за довольно большим столом сидел мужчина с довольно понурым видом, на диване сидела свита те двое которых я уже видела в офисе Ильи, один с ноутбуком на коленях второй с кем-то тихо разговаривал по телефону, к ним же присоединился всадник.

– Доброе утро! – произнесла, останавливаясь у стола.

– Присаживайтесь, Инга Аркадьевна, – отозвался Колесников все также не оборачиваясь, – на столе документы, просмотрите и дайте свою оценку. Прошла чуть дальше и села напротив грустного бедолаги. Открыла папку.

– Копии?

– Разумеется, – тут же прилетел ответ. И я взяв в руки карандаш начала быстро делать пометки, отмечать ошибки и заменять неудачные формулировки, которые можно трактовать двояко вполне конкретными, с которыми к договорам вообще не прикопаешься. Плюсом пока пробиралась через этот лес договоров, накладных, расчетных и прочих бумаг в мозгу вырисовывалась довольно четкая схема, которая была тут использована и которая Колесникову явно не понравится. Заметить ее не так просто, но когда потоком видишь несостыковки и знаешь для чего и почему они возникли, все становится очевидным.

Колесников прошел вокруг стола и встал за моим плечом, следя за тем как я делаю записи. Взяв в руки пару отложенных в сторону документов, пробежал глазами.

– Итог Инга Аркадьевна, кратко.

– Кривое составление всех договоров, несостыковки по финансовой части. Недополученная прибыль порядка тридцати миллионов двухстах тысяч.

Колесников неторопливо прошел дальше и, остановившись возле еще более погрустневшего бедолаги одним резким движением, припечатал его головой о стол, до характерного хруста носовой перегородки. Я вздрогнула. Свита же и всадник вообще никак на это не отреагировали.

– Ну, так что Олежа делать будем? – произнес Колесников, пододвинув по столу дозатор с салфетками и снова закуривая. Но Олежа молчал, собирая кровь, что лилась из носа.

– Сутки на улучшение ситуации, двое на ее полное исправление. Все, что будет уведено, покроешь из своего кармана. Понятно выражаюсь?

– Да, – гнусаво ответил Олежа.

– Свободен.

Как только дверь за Олежей закрылась. Колесников, затушив сигарету, сел за стол.

– Степан, проследи за этим ушлепком. Каждый его шаг проверяй, – один из свиты, что трещал все это время по телефону, аки секретутка, тут же поднялся и вышел следом за бедолагой Олежей. – Юр, проследи, чтобы по всем филиалам начали проверку, пусть до копейки мне все посчитают и базы тоже. Вообще, везде короче.

– Понял, – отозвался второй из свиты и прихватив ноутбук тоже направился к двери.

– Алексей, на тебе проверка всей оставшейся шелупони и скажи, чтобы нам принесли кофе и пожрать чего-нибудь, – всадник согласно кивнул и поднявшись покинул кабинет.

– Вы приняты, Инга Аркадьевна.

– Благодарю. Касаемо этих бумаг. Исходя из того, что я увидела, вас на*бывают, и один Олежа такую схему не потянул бы в одну харю. Человек пять минимум еще пара на разных уровнях от сбыта, приемки и прочих.

– Я тебе больше скажу, меня не только тут на*бать решили, но и зарыть. Кто-то крысит, вычислить пока не могу, – в его глазах сквозило черным льдом еще не утихшее раздражение и я начина понимать понурого Олежу. Я бы тоже взгрустнула, если бы на меня так постоянно смотрели. – Поэтому докладываешь все только мне, любые вопросы только через меня. Номер сохрани. На связи двадцать четыре на семь.

– Ясно.

– По твоему вопросу. Куликов ждет тебя, – он кратко взглянул на наручные часы, – через два часа. Все, что есть у тебя на руках, все заключения, результаты обследования все покажешь. Если согласится, операция состоится в ближайшие трое суток. – Одно это предложение, сказанное им, произнесено будто между делом, оборвало на мгновение мое дыхание, снова давая надежду. – До одиннадцати решаешь свои личные проблемы, потом жду тебя здесь.

– Спасибо, – произнесла сдержанно, поднимаясь со своего места, хотя внутри все бурлило от невысказанной благодарности.