На что я рассчитываю, в самом деле? На то, что Лера в этот момент будет проходить мимо? Что мы случайно встретимся и проведем вечер вместе? И даже в случае такого фантастического развития событий что я ей скажу? Как объясню, почему оказался рядом? Предложу отвезти ее обратно в лагерь?
Я впервые попал в такую позицию – человека, который не понимает, что хочет. Или нет, не так, по всем признакам я хочу Александрову, но это точно не то, чего я должен хотеть. Поэтому вся эта бурлящая смесь эмоций, которую она вызывает, подрывает мое самообладание, а я ведь всегда так им гордился.
Сзади настойчиво сигналят, и я понимаю, что светофор давно горит зеленым. Ругнувшись себе под нос, трогаюсь с места и заезжаю в единственный свободный карман на парковке возле автовокзала.
Заглушив мотор, откидываю голову на подушку автокресла и закрываю глаза.
Я предпочитаю, когда в жизни все ровно и понятно: всплески необъяснимой злости, фрустрация и шатающееся либидо мне абсолютно незнакомы. За два года отношений с Дианой, например, я не припомню, чтобы хоть раз выходил из себя без видимой причины. Мы ругались, да, но даже наши ссоры были конструктивными – там была проблема, в которой мы разбирались и в итоге находили совместное решение. Мы даже расстались спокойно: просто поняли, что отношения зашли в тупик. Первое время без нее было непривычно, больно и пусто, но и это прошло со временем.
С Александровой изначально все сложно: мои эмоции в отношении этой девчонки не укладываются в привычную картину мира. Она злит меня, нервирует, раздражает, но находиться рядом с ней мне почему-то очень нравится. Вот, например, когда мы ехали утром в моей машине, это было как-то… правильно, что ли? Хотелось, чтобы время остановилось, ну, или хотя бы немного замедлилось.
Я в который раз напоминаю себе, как она поступила с моим другом в прошлом. Оживляю в памяти слова Матвея о том, что у нее, возможно, есть парень. Господи, да она сегодня могла ехать к кому-то, кто ей дорог, не зря же она при мне уже несколько раз сбрасывала звонки! Но почему-то даже вся эта логическая правда не способна унять странного зуда, который непременно сопровождает все мысли о ней.
Злюсь на себя. На нее. Сейчас даже на Вадима, хотя он вообще здесь ни при чем. Зачем все это? На часах почти семь. Я мог бы лежать в кровати в объятиях Тани, а вместо этого, как дурак, сижу в машине перед вокзалом, думая о девушке, с которой у меня никогда ничего не будет.
Снова завожу мотор, включаю музыку громче, чтобы взбодриться, и разворачиваю машину. На ужин в «Синичке» я уже опоздал, в кафе, куда меня водила Таня, я остался голодным. Самое правильное сейчас – спокойно поужинать, а потом ехать в лагерь. Как будет добираться Лера – вообще не моя забота.
Недолго думая, я решаю поехать в «Ла Пунто». Про этот ресторан мне когда-то давно рассказал Матвей, и потом я часто бывал там один и с друзьями. Несмотря на то что еда там на уровне, место совсем не пафосное и с классным видом на озеро.
Через двадцать минут захожу в полупустой ресторан. Пока администратор спешит ко мне через весь зал, вдруг замечаю в углу на террасе белокурую голову, склонившуюся над меню.
Не может быть, чтобы это была она, и все же…
– У меня тут знакомая, – бросаю девушке с бейджем и уверенно направляюсь к Лере.
– Ждешь кого-то? – спрашиваю я, подходя к столу.
Она испуганно вскидывает глаза и после секундной заминки качает головой.
– Не против моей компании? – задаю я следующий вопрос.
– Садись. – Уголки пухлых губ слегка приподнимаются в улыбке.
Я присаживаюсь в кресло напротив, и Лера подталкивает мне меню:
– Я уже выбрала.
Несмотря на то что еще десять минут назад я ощущал лютый голод, сейчас о еде я думаю в самую последнюю очередь. Уткнувшись в меню, за которым прячу улыбку, думаю о том, как же так вышло, что после всех мыслей и событий дня я встретил Леру здесь – в месте, в котором меньше всего ожидал. Раньше я никогда не был фаталистом, но во всем этом мне чудится какой-то особый смысл. Может быть, вселенная хочет, чтобы мы с ней поговорили?
К столу подходит официант, и мы по очереди делаем заказ.
– Как прошел твой день? – спрашиваю я, наблюдая за тем, как кончиком указательного пальца она чертит невидимые узоры на гладкой поверхности стола.
Лера неопределенно пожимает плечами:
– Как я и думала. Ничего особенного я от него и не ждала.
Этот ответ ровным счетом ничего не говорит мне. С таким же успехом она могла бы вообще не отвечать. Что за манера у нее такая?
– Ты уезжала из города? – уточняю я, намекая на автовокзал.
– У меня были дела.
– Удивительно. Ты сказала мне три предложения, – говорю с иронией. – Ни одно из них не было ответом на мои вопросы.
– Люди – сложные создания, – отвечает она мягко. – Ты никогда не сможешь по-настоящему узнать человека, если он сам тебе этого не позволит.
– Ты не хочешь позволить мне узнать тебя получше?
– А ты хочешь узнать меня получше? – Она удивленно вскидывает брови и даже немного краснеет. – Мне казалось, свое мнение обо мне, кстати весьма нелестное, ты давно составил.
Теперь моя очередь смутиться. Я ведь так и не извинился за ту утреннюю встречу, когда обвинил ее в интрижке с Матвеем. Хотел, но как-то не получалось, и потом мы начали общаться спокойнее…
– За то, что наговорил тебе тем утром, я давно хотел извиниться, – признаюсь я. – С моей стороны это было бестактно и несправедливо.
– Спасибо. – Теперь она улыбается.
И эта улыбка вновь делает со мной странное – словно что-то шевелится в груди и ощущение такое, будто рядом вспыхнуло солнце.
– За что?
Наши глаза встречаются, и на этот раз Лера не отводит свои. Смотрит прямо, сосредоточенно, может быть, даже с вызовом.
– За то, что умеешь признавать свои ошибки. Не все мужчины обладают этой способностью.
В ее словах, в том, как она их произносит, чересчур много личного. Такого, что подсознательно подталкивает к развитию темы, но что-то меня останавливает. Лера говорит о мужчинах во множественном числе – неужели было так много тех, кто был к ней несправедлив, и могу ли я быть среди них?
Пока я раздумываю над ее фразой, она с озабоченным выражением лица смотрит на экран вспыхнувшего новым сообщением телефона. Пробегается глазами по тексту, кривит и поджимает губы, потом убирает трубку в рюкзак.
– У тебя все нормально? – спрашиваю осторожно, удивленный такой реакцией.
– Да, – отвечает девушка коротко, избегая смотреть на меня.
Врет. Не нужно быть психологом, чтобы понять это. И глаза прячет нарочно – они у нее очень выразительные. Но кто я такой, чтобы лезть к ней в душу?
Я задаю ей еще несколько нейтральных вопросов, но ее будто подменили: отвечает односложно, с трудом выжимая из себя слова. Эта формальная беседа неожиданно сводит меня с ума. Так хочется взять Леру за плечи, встряхнуть, проникнуть под ее безупречный сдержанный фасад и найти там правду.
Что с ней происходит? Такая живая и жизнерадостная в лагере, но всякий раз, когда уезжает в город, возвращается или в слезах, или в состоянии, которое я бы описал близким к отчаянию. И появлению моему она, теперь уже очевидно, не рада. И вести со мной светскую беседу не намерена. Осознав это, я как-то быстро перехожу от состояния легкой эйфории к чувству дискомфорта, а следом – к ощущению вины. Хотя последнее вообще глупость, потому что я не сделал ничего такого, отчего должен чувствовать себя виноватым перед Александровой.
Я почти готов настоять на своем и выяснить, кто или что так сильно беспокоит ее, но в этот момент появляется официант с напитками и салатами, и я проглатываю готовый сорваться с языка вопрос.
Едим мы в напряженном молчании. Я больше не пытаюсь разговорить ее, она сама словно ушла в себя – вяло ковыряет еду в тарелке и смотрит куда угодно, но только не на меня.
Что, черт возьми, было в этом сообщении, которое так ее расстроило?
– Ты ведь в лагерь возвращаешься? – уточняю я, попросив счет.
– Да.